Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)

Я весьма сочувствовал этому проекту, составленному по моей инициативе, так как этим путем полагал содействовать увеличение крестьянского землевладения. К моему удивлению, я встретил возражения со стороны некоторых членов Государственного Совета, инспирируемых Дурново и Плеве, но тогда я еще имел силу и, несмотря на все возражения, ко мне присоединилось большинство, и проект, хотя с некоторыми ограничениями, получил утверждение. Дворянское совещание особенно сетовало на эту мру. Его Величество со всех сторон получал записки, указывающая на вредность этой меры, как ослабляющей дворянское землевладение.

Плеве, уже будучи министром внутренних дел, старался всячески уничтожить или ограничить эти покупки крестьянского банка. По этому предмету у меня опять родились неприятные отношения к Плеве, так как я ему не уступал и не уступил. Достойно внимания, что эта мера, которую всячески старались ограничить и даже уничтожить, явилась базисом аграрной политики правительства после начала революции (1905 год).

До настоящего времени Столыпин и его министерство в этом только и усматривают разрешение аграрного вопроса. Но, как всегда бывает в подобных случаях, мера эта, не развитая во время, явилась уже запоздалою. Начали требовать принудительного отчуждения, а самые крайние просто конфискации.

Вся наша революция произошла от того, что правители не понимали и не понимают той истины, что общество, народ двигается. Правительство обязано регулировать это движение и держать его в берегах, а если оно этого не делает, а прямо грубо загораживает путь, то происходить революционный потоп.

В Российской Империи такой потоп наиболее возможен, так как более 35 % населения не русского, завоеванного русским. Всякий же, знающий историю, знает, как трудно спаивать разнородные населения в одно целое, в особенности при сильном развитии в XX столетии национальных начал и чувств.*

В конце концов, как я уже говорил, дворянская комиссия закрылась, почти ничего не сделав, за исключением некоторых самых ничтожных подачек на чай частным землевладельцам, преимущественно происходившим из прожившихся русских дворян. {465} Говоря о русском дворянстве, я считаю своим долгом еще раз сказать, что я сам потомственный дворянин и в числе моих предков имеются лица, исторически известные, как знатные столбовые дворяне, и я знаю, что и между дворянами есть много весьма благородных неэгоистичных людей, проявляющих именно тот дух, который должен быть свойствен каждому истинному дворянину, именно: забота о слабых и о народе.

Все великие реформы Императора Александра II были сделаны кучкою дворян, хотя и вопреки большинству дворян того времени, так и в настоящее время имеется большое число дворян, которые не отделяют своего блага от блага народного и которые своими действиями изыскивают средства для достижения общенародного блага вопреки своим интересам, а иногда с опасностью не только для своих интересов, но и для своей жизни. К сожалению, такие дворяне составляют меньшинство, большинство же дворян в смысле государственном представляет кучку дегенератов, которые кроме своих личных интересов и удовлетворения своих похотей - ничего не признают, а потому и направляют все свои усилия относительно получения тех или других милостей насчет народных денег, взыскиваемых с обедневшего русского народа для государственного блага, а не для личных интересов этих дворян-дегенератов.

В 1898 году рассматривался в комитете министров отчет государственного контроля за 1896 год. На отчете государственного контроля на том месте сего отчета, где государственный контролер выразил мнение, что "платежные силы сельского населения находятся в чрезмерном напряжении", Его Императорскому Величеству благоугодно было отметить: "Мне то же кажется".

Это дало мне повод снова возбудить в комитете министров вопрос о необходимости заняться крестьянским делом и довершить то, что было совершено Императором Александром II в 60-х годах, но не было докончено. А потому я и предлагал назначить для этого особую комиссию с исключительными полномочиями, которая могла бы заняться крестьянским вопросом, памятуя, что этим путем был разрешен крестьянский вопрос и в 60-х годах.

Комитет министров в заседаниях 28-го апреля и 5-го мая рассматривал отчет государственного контролера в связи со всеми заключениями по этому предмету министров, и, главным образом, {466} занялся вопросом, косвенно возбужденным государственным контролером о крестьянах и моим по этому предмету предположением об образовании комиссии.

После долгих споров мое мнение все-таки одолело и комитет министров решил, что "для рассмотрения вопросов о дополнении и развитии законодательства о сельском состоянии, образовать особое совещание под председательством лица, избранного Высочайшим Его Императорского Величества доверием, из министров: внутренних дел, юстиции, финансов, земледелия и государственных имуществ и других лиц, занимающих высшие государственные должности по особому назначению Его Величества".

Затем следовало два пункта касательно организации работ этой комиссии и, наконец, 4-ый пункт говорил о том, что "этому особому совещанию предоставляется свои заключения вносить на непосредственное благоусмотрение Его Императорского Величества".

Государь Император не утвердил этого решения комитета министров, но и не отклонил его, а Высочайше повелел: "оставить ныне журнал комитета без движения и испросить председателю комитета министров Высочайших указаний относительно дальнейшего направления этого дела осенью настоящего года".

Очевидно, что Его Императорское Величество опять подвергся воздействию двух направлений: с одной стороны - моего и большинства членов комитета министров, мне сочувствующих, об образовании такого совещания, а с другой стороны - влиянию председателя комитета министров, которым в это время был Иван Николаевич Дурново, бывший министр внутренних дел и бывший председатель дворянской комиссии, которая являлась гласом тех сил, которые ныне совокупились и составили, так называемые, совещания "объединенного дворянства" под председательством графа Бобринского; дворяне эти всегда смотрели на крестьян, как на нечто такое, что составляет среднее между человеком и волом. Это именно и есть тот взгляд, которого держалось исторически, испокон веков польское дворянство; оно смотрело всегда на своих крестьян, как на быдло, и мне представляется, что та участь, которой подверглось Царство Польское, расхваченное соседними государствами, что в этой участи во многом было виновато отношение польского дворянства к народу. {467} Таким образом опять решение вопроса об образовании крестьянской комиссии было заторможено, но окончательно не уничтожено. Весь вопрос заключался в том, как отнесется Государь Император к образованию крестьянской комиссии осенью, после возвращения своего из Крыма.

В виду такого положения дел, я счел необходимым написать Государю Императору в Крым собственноручное письмо по этому предмету. Собственноручная копия этого письма хранится у меня в архиве с массою документов, касающихся крестьянского дела. Я ее считаю необходимым поместить в настоящих моих стенографических воспоминаниях. Письмо это помечено октябрем 1898 года.

Вот его дословное содержание:

"ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ.

"Простите, что я дерзаю беспокоить ВАШ досуг настоящим всеподданнейшим письмом. Мое извинение заключается в том, что то, что я здесь излагаю, составляет мой долг, как верноподданного министра ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА и как сына своего отечества, и что может статься, я не буду иметь счастливого случая доложить тоже словесно.

"ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно было решить вопрос о назначении крестьянского совещания с целью приведения в благоустройство быта сельского населения. Это последовало без трений. Во всяком случае сделан первый шаг, но и только. Всякое дело зависит от людей, от полета их мыслей и вдохновения. Рассматриваемое дело может дать богатейшие плоды или погибнуть в зависимости от того, кто будут те лица, коим оно будет поручено и как они будут направлены.