История Европы. Том 1. Древняя Европа

Однако основная масса плебса была далека от процветания. Небогатый труженик не был в состоянии организовать обработку крупных земельных площадей из фонда ager publicus вдали от дома, даже если они теоретически стали ему доступны после закона Лициния и Секстия. Его уделом было либо получение хоть небольшого участка, либо выселение в колонию, что практически вымывало его из состава римского гражданства. И это было не худшей долей. Потерявший землю сельский плебей и бедный ремесленник вынуждены были брать в долг у своих богатых сограждан. Деньги, конечно, ссужались под проценты. Те всегда были высокими. Даже их ограничение в Законах XII таблиц оставляло их на уровне 8¹/₃ годовых. На практике же эта норма постоянно превышалась. Поэтому борьба за облегчение долговых обязательств, за снижение ростовщических процентов проходит красной нитью через всю социальную историю Рима IV в. до н.э. Консулы 352 г. плебей Г. Марций Рутил и патриций из знаменитой своим демократизмом семьи Валериев Попликолов добились погашения долгов римлян за счет казны. В 347 г. до н.э. заимодавцам пришлось пойти на снижение процента в два раза, причем уплата долгов была отсрочена на три года при условии ежегодных взносов равными долями. В 332 г. эдилы привлекли к суду и добились осуждения ростовщиков за нарушение установленных правил предоставления кредита. Такой же процесс проходил и в начале III в. до н.э., причем ростовщики были наказаны конфискацией имущества. Эти ограничительные меры были абсолютно необходимы потому, что задолженность плебеев превратилась в страшнейшее бедствие. Обнищавшие теряли за долги не только имущество, но и свободу, становились кабальными (nexi). Такое положение дел могло устраивать лишь узкий круг денежных воротил, но пагубно сказывалось на обществе в целом, обостряло и без того сложную социальную ситуацию. Обедневшие и тем более кабальные выбывали из числа воинов, что в условиях бесконечных войн при ненадежности союзников грозило подрывом римской мощи.

Таким образом, в IV в. до н.э. плебс представлял собой сложную структуру. Его богатая верхушка практически оторвалась от основной массы плебеев, занятых производительным трудом, ведущих собственными силами свое скромное хозяйство как в городе, так и в деревне и живущих под угрозой задолженности и разорения.

Происходили изменения и внутри патрициата. Показателем патрицианского достоинства продолжала оставаться принадлежность к древним родам, т.е. gentes. Но роды постепенно теряли характер родовых общин, спаянных коллективной земельной собственностью. Общеродовые земли еще сохранились, но семейные наделы превратились в прочную, когда-то семейную, а теперь уже и в частную собственность главы фамилии.

Упрочение семьи в противовес роду нашло выражение в ономастике. Еще в царскую эпоху имя римлянина имело двучленный характер. Главным был nomen, т.е. гентильное имя, как, например, Потиции, Фабии, Юлии, Корнелии, Клавдии и т.д. Оно стояло на втором месте. Первое место в ономастической формуле занимало личное имя (praenomen), обозначавшееся на письме обычно в сокращенном виде, как, например, А. (Авл), Г. (Гай), Л. (Луций), М. (Марк), П. (Публий), Т. (Тит) и т.п. Женщины именовались по родовому имени отца, например Туллия, Юлия, Клавдия. Если дочерей в семье было несколько, их различали, нарекая дополнительным именем, часто образованным от порядкового числительного, т.е. Секунда (Вторая), Кварта (Четвертая) и т.д. Особо отличившиеся из римлян издревле получали иногда третье имя, или почетное ненаследуемое прозвище (cognomen), напоминавшее либо о происхождении (например, Аппий Клавдий Инрегилльский, т.е. из г. Инрегиллы), либо о подвиге (Г. Муций Сцевола). В IV в. до н.э. трехсложное имя в Риме укореняется. Когномен передается по наследству. Он обозначает теперь не личное отличие, а принадлежность к ветви рода, ведущей свое начало от выделявшегося какими-то деяниями или качествами предка. Когномен указывает на принадлежность к агнатской группе, т.е. к большой отцовской фамилии.

Это было подмечено еще в прошлом веке. Т. Моммзен связывал появление когноменов с процессом колонизации, при которой часть рода выселялась и должна была получить свое наименование. Позднее в науке стали связывать трехчленность римской ономастической формулы с влиянием этрусков, у которых она возникла раньше. Однако о простом заимствовании здесь не может быть и речи, как, впрочем, и о колонизации как о причине появления нового типа имени. Оба явления коренятся во внутреннем развитии римского общества, в трансформации рода с сокращением родовой собственности на основное средство производства, землю, в пользу фамильной и с развитием последней в частную собственность главы семьи (pater familias). В силу этих изменений родичи стали ощущать себя связанными уже не общинно-родовой, пошедшей на убыль, собственностью, а лишь общим родовым именем. Социально-экономическое обособление фамилии в противовес родовой общине и послужило основанием для утверждения трехчастного имени в Риме IV в. до н.э., как можно это постулировать и для этрусков в более раннее время. И действительно, среди римских патрициев активно действуют не просто Фабии, а Фабии Амбусты, Валерии Попликолы, Манлии Торкваты, Корнелии Коссы и Корнелии Лентулы и т.п. Тот же процесс наблюдается и среди плебеев. Причем у них он из-за неприятия государством плебейских родов идет более интенсивно. И мы встречаем среди персонажей IV в. таких представителей плебеев, как Г. Лициний Столон, Л. Секстий Латеран, Г. Петелий Либон и др.

В основе всех этих перемен лежали глубинные социально-экономические процессы, прежде всего прогрессивное развитие рабовладельческих отношений.

В рассказах древних авторов о событиях V в. о рабах говорится крайне редко, хотя существование института рабства не вызывает сомнений, так как удостоверяется Законами XII таблиц. В античной традиции о IV в. дело обстоит иначе. Рабы упоминаются в таком значительном документе, как международный договор, т.е. 2-й договор между Римом и Карфагеном (348 г.), приведенный Полибием (III, 24, 1). Свидетельством распространения рабства служит и Манлиев закон о налоге на отпуск рабов на волю. Рабы действуют в восстании воинов, расквартированных в Кампании в 342 г. до н.э. Буквально каждое сообщение Ливия о победе римлян сопровождается известием о пленении тысяч побежденных — как воинов, так и мирного населения, женщин и детей. И сами войны рисуются имеющими в значительной мере цель охоты на рабов. Захват пленных считался естественным, осуществлялся «по праву» войны (Ливий, VIII, 37, 11). Конечно, не все пленные тут же обращались в рабов. Случались и выкупы, и жестокие экзекуции. И все же рабское состояние большей части пленников несомненно, потому что они массами пускаются в продажу (Там же, V, 221; VI, 22, 4; VII, 27; IX, 42).

Римская экономика той поры вряд ли могла поглотить многие тысячи рабов в качестве рабочей силы. Ведь на обширных площадях в римских владениях трудились клиенты и кабальные должники. Поэтому значительная часть рабов могла быть продана союзникам, в том числе и за пределы Лация. Работорговля производилась тогда преимущественно от имени государства, и вырученные деньги поступали в казну. Но все-таки немалая часть невольников оседала и в Риме. Одни из них становились государственными рабами, помогавшими магистратам и жрецам в исполнении их обязанностей. Характерен в этом смысле случай с Петициями. В 312 г. до н.э. обслуживание культа Геркулеса было изъято из ведения этого древнего рода и передано в руки государственных рабов. Другие рабы становились частновладельческими. Многие персонажи IV в. выступают в качестве рабовладельцев. Это и должностные лица, и весталки, и знатные дамы. Некоторых рабов господа приближают к себе, воспитывают вместе со своими детьми. Из них формируют верных спутников и помощников. О таком рабе говорится у Ливия в одном из эпизодов II Самнитской войны. Это невольник патриция, родственника консула 310 г., сопровождавший его на войне. Он был обучен еще в детстве вместе со своим господином этрусскому языку, а потому и взят с ним в рекогносцировку, будучи в Циминском лесу. Отношения других рабов со своими хозяевами выглядят менее идиллически. Так, в 331 г. до н.э. был раскрыт заговор матрон, изготовлявших яды и погубивших ими много людей. Это вскрылось благодаря доносу одной из рабынь. В награду за донос эдилу эта рабыня обрела свободу. По доносу своего раба была обвинена в 337 г. в нарушении девства весталка Минуция. Сначала ее отстранили от священнодействий, а потом запретили отпускать на волю своих рабов, чтобы суд не лишился возможности допросить их по всей строгости закона именно как рабов. Вина несчастной Минуции была доказана, и она в соответствии с обычаем была заживо зарыта в землю. В этой истории весталка показана госпожой нескольких рабов.