Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Съел? - улавливал Алеша сквозь шипенье, удары, треск, шум, стук и топот возни. - На еще, на!.. Слопал?.. Получай!.. Сам получай, сам, сам!.. На, на!.. На еще!.. Раз!.. раз... ать... ать!.. На!.. А!..

Наконец в руках мальчишек остался от книги пустой переплет. Рыжий вырвал его, отскочил, с размаха бросил им в лицо беленькому и крикнул:

- Вот твой Конан-Дойль! Жри!

Но беленький увернулся и опять беззаветно налетел на рыжего, присказывая:

- Я тебя!.. наконандойлю!

Они заработали в четыре руки поверх низко, по-телячьи опущенных голов, но ненадолго. Промахнувшись раза два, они отошли недалеко друг от друга, утерлись рукавами, всхлипывая и дыша со свистом, распоясались, подтянули штаны, одернули рубашки, застегнули пояса, еще раз утерли красные поцарапанные лица, но уже не рукавами, а ладонями, и посмотрели - не осталось ли кровавых следов. Но лица пострадали гораздо меньше книги.

- Попало? - сказал рыжий.

- Тебе еще не так попадет, постой! - отозвался беленький.

Они помолчали, продолжая приводить себя в порядок и оглядывая поле брани. Беленький первый поднял с пола несколько листов и внимательно посмотрел на страницы.

- Вот тебе от Арсения Романыча теперь будет!

- Это тебе будет. Ты зачем рвал у меня книжку?

- А ты чего ее стащил с полки?

- А ты зачем ее запрятал? Сам соврал, что не нашел, а сам нарочно запрятал.

- Я ее нашел, я первый и должен был читать. Все равно потом бы дал тебе.

- А чего ты врал? Я по носу видел, что врешь, когда ты подлизывался к Арсению Романычу.

- Я не подлиза. Это ты подлиза.

- Да, как бы не так! Каким голоском засюсюкал: "Арсений Романыч, если мы найдем Конан-Дойля, можно нам взять?" А сам уж давно нашел и запрятал нарочно черте куда, под географию!

- А тебе чего надо в географии! Полез!

- Чего надо! Я знал, куда запрячешь. У меня нос тонкий.

- Тонкий! Вот я тебе расквашу, он будет толстый.

- Расквась! - сказал рыжий и начал засучивать рукав.

Но все обошлось. Постояв, он тоже поднял с пола листочек.

- Пашка, у тебя какая страница? - спросил беленький немного погодя.

- Семьдесят пятая. А у тебя?

- Одиннадцатая и потом дальше, до шестнадцатой.

- Давай разложим на постели, а потом как следует сложим.

- Мы ее склеим. Я у дедушки возьму клейкой бумаги, у него есть.

Присев на корточки, они стали ползать, вытаскивая листы из-под кровати, стола и кресла и передавая друг другу. После драки они стояли лицом к окнам, да были к тому же так поглощены своей ссорой, что ничего, кроме себя, не видали. Взявшись собирать книгу, они неминуемо должны были подползти к Алеше: некоторые листочки долетели до его ног. Он уже хотел помочь подбирать, потому что страх прошел и он очень был рад, что после такого отчаянного сражения не оказалось даже тяжело раненных. Но сначала надо было объявиться. Он решил покашлять. И как раз в этот момент рыжий распрямился, оглядывая комнату, и прямо уперся своим желтым бесстрашным взором в Алешу.

- Это что? - спросил он. - Ты чей? Витя, смотри!

Но беленький уже подходил и глядел на Алешу тоже необыкновенно бесстрашными и потому пугающими глазами.

- Наверно - которые приехали к Арсению Романычу из Петрограда, сказал он.

- Ты из Петрограда? - спросил Пашка.

- Да, - ответил Алеша и поперхнулся слюнкой.

- Чего особенного нашел в тебе Арсений Романыч! - удивился Пашка.

- Ты что же - все видел? - спросил Витя.

- Да. Извините, - сказал Алеша, поклонившись.

- Ничего. Мы не боимся, - сказал Пашка. - Как тебя зовут?

- Меня Алешей.

- Сколько тебе лет?

- Семь-восьмой, - выговорил Алеша в одно слово.

- Мы саратовские, вот я и Витька, а нам восемнадцать лет. А ты петроградский, а тебе всего семь.

- Да, какой хитрый! Так не считают - двоих вместе! - посмелел Алеша.

- Тебе не выгодно. Трусишь, что мы старше. Ну, выходи, козюлька, на одну левую руку! Хочешь? - вызывающе сказал Пашка.

- Нет, не хочу. Мне Ольга Адамовна запрещает драться, - упавшим голосом признался Алеша.

- Это кто?

- Моя бонна.

- Это что?

- Гувернантка, - разъяснил Витя.

- Ты больше слушайся своей губернаторши, - сказал Пашка. - Этак тебе всё запретят, если слушаться будешь.

- Ну, собирай листочки, Алеша, - приказал Витя.

Алеша мигом опустился на колени и с восторгом полного избавления от страха начал ползать. Он вскакивал, подняв два-три листочка, отдавал их мальчикам, опять становился на колени, опять вскакивал и так добрался до той комнаты, откуда выскочили драчуны. Тут он увидел высокие длинные полки с книгами, не в особенном порядке, но расставленные и не очень пыльные.

- Библиотека! - сказал он, присев на пятки.

- А ты знаешь? - спросил Пашка ревниво.

- У моего папы тоже библиотека.

- Такой, как у Арсения Романыча, нет ни у кого, - сказал Витя.

- Мы ее скоро городской сделаем, для всех мальчиков и девчонок, сказал Пашка.

- Так тебе Арсений Романыч и даст! - возразил Витя.

- А мы, если захотим, отберем, - гордо объявил Пашка, - по новому закону, - что хотят, отбирают!

- Ну и дурак, - сказал Витя.

- Сам дурак. Хочешь только все для себя. Жила!

Они оба нахмурились, вкладывая листы в переплет книги. Через минуту все было собрано, и Пашка сказал Вите:

- Тебе дедушка велел домой идти.

- Да, домой. А сам велел на базаре краску продать.

- Какую?

- Для яиц. Либо продать, либо обменять на яйца.

Витя достал из кармана пакетики, и все трое мальчиков стали разглядывать нарисованных на пакетиках ярких зайцев, петухов и огромные, размером больше зайцев и петухов, алые, лазоревые, лиловые яйца.

- Больно надо теперь твою краску для яиц, - сказал пренебрежительно Пашка, - когда пасха-то прошла.

- Деревенские что хочешь возьмут, - ответил Витя. - Им все надо. Я раз вынес на базар резиночки для записных книжек. Знаешь? - кругленькие такие. Деревенские все до одной похватали.

- У тебя дома пасху справляли? - спросил Пашка.

- Ага. А у тебя?

- У нас мать при смерти. Спрашиваешь! - отвернулся Пашка.

Витя поднял к самому носу Алеши книгу, потряс ею внушительно, проговорил с угрозой:

- Об этом Арсению Романычу ни гугу! Смотри!

Алеша покачал головой и солидно заложил руки за спину.