Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

4

Повременив, пока рассосется толпа, Пастуховы перетаскали вещи на вокзальную площадь. Александр Владимирович скинул пальто, утерся, поглядел брезгливо на грязные ладони, захохотал какой-то своей мысли, поздравил жену:

- С приездом... черт побери! Вот я и на родине.

Виднелись кирпичные облезлые казармы, длинной прямой улицей, посереди дороги, люди гуськом тащили мешки, пулями вспархивали с мостовой бессмертные воробьи, вывески на заколоченных лавках все еще кичились мерклым золотцем - "чай, сахар, кофе". Поверх чемоданов и узлов, сваленных в кучу на булыжник, подбоченилась пестренькая корзиночка для рукоделия Ольги Адамовны, висела сетка с игрушками Алеши - заводной велосипед, четырехцветный мячик, самолет "фарман", книжка с картинками.

- Глупо, - сказал Пастухов. - Ухитрился растерять всех знакомых. За девять лет тут, наверное, не осталось ни одного.

- Саша, я говорю: ступай прямо к самому главному начальству, это всегда лучше, - с глубочайшей убежденностью и на очень тихой, вкрадчивой нотке посоветовала Ася.

- Оставь, пожалуйста. Нужны начальству мои чемоданы!

- Не чемоданы, а ты, - понимаешь? - ты! Скажи, кто ты, предъяви свой мандат и...

- Мандат? Что я - член Реввоенсовета? Продкомиссар? Уполномоченный Совнархоза?

Он фыркнул и повернулся к вокзальному подъезду. Совсем неподалеку он увидел сивобородого человека в сюртуке с глянцевыми рукавами, в выгоревшей шляпе, из-под которой свисали путаные прядки таких же, как борода, сивых волос. Несмотря на старообразность вида, это создание дышало странной живостью. Похожий на ученого или, может быть, губернского архивариуса, Менделеев и канцелярист, - старик сочетал в чистом своем взоре робость и задор. Он рассматривал Алешу, как мальчишка, решивший свести знакомство и еще не уверенный - что из этого выйдет. Вдруг он петушком пододвинулся к Алеше и, вздернув брови, спросил:

- Куда же такое мы едем, а?

Ольга Адамовна тотчас взяла Алешу за ручку, притягивая к себе, но он нисколько не застеснялся и просто ответил:

- Мы уже приехали. Только папа еще решает, где мы будем жить.

- Вот именно, - буркнул Пастухов.

- Вы извините, что я заговорил с мальчиком, - сказал, покраснев, старик, бойко приподнял шляпу перед Анастасией Германовной и понизил голос, как подобает знающему толк в воспитании: - Такой на редкость красивый мальчик!

- Ну, что вы! - тоже краснея, возразила мать и, быстро глянув на Алешу, спрятала лицо рукой, чтобы он не видел ее удовольствия.

- Значит, ты хочешь быть саратовцем? - опять обратился к Алеше старик.

- Мы петербуржцы, - строго сказал Алеша.

Александр Владимирович усмехнулся:

- Некоторым образом, столичные беженцы. Бежим от самих себя. И тут совершенно чужие. Хоть я сам - здешний уроженец. Пастухов. Не слышали?

- Как? Вы? Ах, такого типа! Тот самый, да? Ага. Понимаю. Как же, как же! - спрашивал и тут же отвечал себе старик. - Теперь узнаю. Какой необыкновенный случай! Так, так. Очень приятно. Разрешите: Дорогомилов, Арсений Романыч, таким образом - ваш земляк.

Он наскоро подал всем руку. Удивительно двоилась его манера: чем суетливее он говорил, тем больше смущался, до заикания, до бестолковости как будто, и в то же время делался все проще и радушнее.

- Я была права - слава всегда на что-нибудь пригодится, - сказала Ася с кислой насмешкой над своим простеньким словцом.

- Вы не посоветуете, где можно бы устроиться на первых порах? спросил Пастухов.

- То есть - очень просто, на первых порах, например, у меня! воскликнул Дорогомилов. - На моей квартире. Если, конечно, вам удобно. Я, знаете, неделю прихожу встречать с поездом старых, добрых знакомых, но их все нет! Телеграмма была еще две недели назад: выезжаем. Из Москвы. Подумайте! Так что у меня много свободного места, в моем казенном доме. Я одинокий.

- В каком смысле - в казенном? - поинтересовался Александр Владимирович.

- Ах, такого типа! - захохотал старик, громко прихлебывая воздух. - Не казенный дом, нет. У меня - казенная квартира, городская. В городском доме. Я был главным бухгалтером городской управы, тридцать пять лет, да, да, и так, знаете, остался в этой должности. Только теперь это - отдел коммунального хозяйства. Коммунхоз, знаете. Как же!

- А у меня будет своя комната? - спросил Алеша.

- У тебя будет вилла с фонтаном и собственный выезд, - сурово посмотрел отец.

- Нет, именно своя комната! - с самым серьезным участием наклонился старик к Алеше. - Папа с мамой расположатся в большой комнате, а в ней есть еще маленькая, выделенная из большой. И там будешь ты и вот... - он сделал неуверенный поклон Ольге Адамовне, - если пожелаете, вы.

- Но вы говорите, это - коммунальная квартира? - спросила Ася не без боязни.

- Нисколько! Это - дом коммунальный, городской, а в квартире я как жил один, так и живу... пока, знаете, пока, без всякой перемены.

- Но мы же вас стесним! - растроганно и уже благодарно, с кристальной слезкой в глазу, проговорила Ася, чуть-чуть выпячивая губки.

- Что вы! Да у меня... Ну, поверьте, я буду только рад! У меня же еще две комнаты! У меня этаж, целый этаж! Это мне город всегда давал квартиру... Я уже не помню сколько там лет!

- Фантастично! - сказал Пастухов.

- Судьба? - полуспросила и улыбнулась Ася.

Он кивнул ей, соглашаясь.

- Согласны? - упоенно оборачивался ко всем Дорогомилов и вдруг вздернул над головой шляпу счастливым жестом морехода, поймавшего в трубу долгожданную землю.

Алеша немедленно повторил этот жест, замахав летней белой своей фуражечкой, и крикнул:

- Мама согласна, согласна!

- Что ж ты орешь? - заметил совсем не сердито отец.

- Ну, теперь грузиться! Пойдем за тележкой, - сказал Дорогомилов и протянул руку Алеше.

Но Ольга Адамовна тотчас захохлилась, одергивая на себе изрядно пыльное сак-пальто из какого-то плюш-котика и выдвигаясь на передний план.

- Как можно, однако? Алеша с вами так мало знаком!

- Ах, мы познакомимся, познакомимся! Сейчас. Я сейчас.

Дорогомилов побежал к дальнему крылу вокзала, где еще пестрела разбиравшая пожитки толпа. Он вприпрыжку семенил ножками в круглых штанах, похожих на сосиски, под развевающимися долгими фалдами сюртука. Волосы его колосились из-под шляпы, одно плечо он выталкивал вперед, будто загребая воздух.