Древние боги славян

«Того ради не подобает хрстианом игр безовскых играти, иже ест плясание, гудба, песни мырскыя и жрътва идлъская, иже молятся огневи пре овином и вилам и Мокошии и Симу и Рьглу и Перуну и Роду и Рожаници…» — предупреждает «Слово о мздоимании» (Там же, с. 84–89).

В XVI в. в «Уставе преподобного Саввы» находим исповедальный вопрос: «Не сблудила ли с бабами богомерзкие блуды, не молилася ли вилам, или Роду и рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши, пила и ела?» (Аничков, 1914, с. 267).

Особое положение Рода в славянском пантеоне, казалось бы, вполне доказательно обосновано Б. А. Рыбаковым (Рыбаков, 1981, с. 438–470). Отталкиваясь от обратного, он сделал широко известный вывод об исключительной роли Рода у славян, опираясь в первую очередь на текст: «…Вседержитель, иже единъ бесмертен и непогибающих творец, дуну бо человеку на лице дух жизни, и бысть человек в душю живу: то ти не Род седя на воздусех, мечеть на землю груды, и в том ражаются дети… Всем бо есть творец Бог, а не Род» («Слово о вдуновении»). Справедливости ради отметим, что мысль не нова. Она появилась ещё в XIX в., но в полной мере её развил и явил миру академик Б. А. Рыбаков.

Большинство современных популяризаторов славянской мифологии и последователей природной веры вслед за Б. А. Рыбаковым называют в качестве Бога-Творца именно Рода. Б. А. Рыбаков, один из наиболее ярких и в то же время неоднозначных отечественных историков XX столетия, выступает в таком случае как непререкаемый авторитет (несмотря на всю критику, которой подверглась его посылка с самого выхода книги). Под неоднозначностью имеется в виду спорность ряда выводов, которые делает глубоко уважаемый нами учёный, крупный археолог и историк в книгах «Язычество древних славян» (М., 1981) и «Язычество Древней Руси» (М., 1987).

«Обожествление Рода вряд ли случайно. Священный смысл божества заключен в его имени, и каким бы ни было это имя, до нас не дошедшее, символично, что табуировавшее его слово было словом Родъ. Еще в прошлом веке К. Н. Бестужев-Рюмин писал: „Что касается Рода, то нечего искать в нем предка, а надо остановиться на свидетельстве одной рукописи XVI века, приводимой Н. В. Калачевым: „То ти не Род седя на воздусе мечет на землю груды, и в том рождаются дети“. Таким образом, Род не есть олицетворение рода (gens), а сам создатель“ (1872, с. 24). Б. А. Рыбаков считает это указание важным и согласен с Бестужевым-Рюминым, а между тем в его работе ясно говорится: „не Род“ все это делает, а кто-то другой, и ниже становится ясным, кто именно: „Всем бо есть творец бог, а не Род“ (Рыбаков, 1981, с. 449). Согласиться с тем, что язычники противопоставляют Рода христианскому Богу, значит утверждать единобожие древних славян, что, конечно же, странно. Славяне — язычники, они поклонялись многим богам, которых христиане назвали впоследствии бесами. Родъ, скорее всего, — выражение обобщенного представления культа предков и плодородия, на что указывает и этимология корня (*ărd — 'успех, урожай, прибыль', но и 'забота'; см.: Трубачёв, 1959; на с. 152 говорится о том, что корень имеет также значение 'происхождение'). Лишь в позднейшей традиции Родъ упоминается наряду с наименованиями атрибутов „воинского бога“, обычно свойственных Перуну: гром и молния (Рыбаков, 1981, с. 452)» (Колесов, 2000, с. 27).

При внимательном прочтении, а главное, знакомстве с другими источниками действительно возникает достаточно много замечаний и вопросов к описанию язычества древних славян Б. А. Рыбаковым. Например, из текста Слова о вдуновении никак не следует, что именно Род является богом-творцом, хотя именно ему противопоставляется. Можно сделать лишь вывод, что Род, по представлениям язычников, участвует в зачатии и/или рождении детей, а также как-то соотнесён с воздушной стихией. Но кому же ещё может быть противопоставлен некий языческий персонаж, т. е. «чёрт», «бес», в монотеистическом учении? Есть только один оппонент, по воле которого всё происходит, и его слуги, организованные в полном соответствии с феодальной лестницей, калькируя господствующий социальный строй.

Нельзя не обратить внимание на следующее обстоятельство: языческие воззрения древних славян, как они предстают в трудах Б. А. Рыбакова (1981,1987), соответствуют современным знаниям об уровне общественного развития, достигнутого нашими предками накануне внедрения христианства. Вкратце поясним свою мысль.

Появление чётко упорядоченного, иерархически выстроенного пантеона присуще народу (народам), который уже образовал единый этнос и/или единое государство. О славянах VII–IX вв. мы этого сказать не можем. Протогосударственные образования появляются лишь у отдельных племён, которые — невзирая на общность языка и культуры — уже достаточно далеки друг от друга. По крайней мере, не едины. Держава князя Само ^{11}, пусть недолговечная, появляется в VII в., а раннефеодальное государство, известное нам ныне как Древняя Русь, складывается окончательно лишь в X–XI вв. (см., напр., Кузьмин, 2003). С другой стороны, славяне очень долго сохраняют многие древнейшие черты времён единства первоначальной общности. Индоевропейцам присуща вера в единого бога, подателя благ и творца (Дюмезиль, 1986). Этот же вездесущий бог — Рудра — выступает и в негативном проявлении, как разрушитель Мира. В то же время в языческих верованиях славян отчётливо прослеживается сильное матриархальное начало.

При этом родовые отношения и развитый культ предков не могли не сделать значимым некий мифологический персонаж, прародителя и родителя рода, племени, народа. Как говорится, если бы его не было, его следовало бы придумать.

РОД «НА ВОЗДУСЕХ» И РОД НА БЕЛОМ СВЕТЕ

Здесь нам хотелось бы спуститься с небес на грешную землю и обратить внимание читателя на незаслуженно забытого ныне автора, чьи исследования, на наш взгляд, внесли бы свежую струю в однообразие суждений о культе Рода. Это В. Л. Комарович, который погиб в феврале 1942 г. в блокадном Ленинграде, но его труд был высоко оценен редакторами ТОДРЛ и частично опубликован после смерти автора много лет спустя.

«Среди занесенных в летопись упоминаний князьями своего рода, отчины и дедины, есть действительно несколько таких случаев, когда прямо видно, что в основе соответствующих обычно — правовых представлений лежат представления религиозные — языческий культ Рода.

Еще Соловьеву (Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. I, с. 78, прим. 5) бросилось в глаза то место в Лаврентьевской летописи (под 1169 г.), где рассказывается, как сын Юрия Долгорукого, Михалко, в схватке с половцами чуть было не погиб, „но, — добавляет летописец, — бог отца его молитвою избави его от смерти“. „Князь Юрий Долгорукий никогда, — замечает по этому поводу Соловьев, — не был причтен церковью к лику святых“, это значит, его посмертная помощь сыну предполагает не церковный культ святых, а нечто иное. Ссылаясь тут же на древний обычай „считать всех умерших праведниками“, да и самый рассказ приводя лишь как иллюстрацию из прошлого к радуничным поминальным обрядам, Соловьев не оставляет сомнений в том, как он понимает обращение Михалки за помощью к умершему отцу: как ту самую языческую „окличку“ умерших предков, которая уцелела, с одной стороны, в фольклоре и отреченной письменности, а с другой — в церковно-дисциплинарных запретах и обличениях…» (Комарович, 1960, с. 87).

Далее В. Л. Комарович приводит два хорошо известных фрагмента: «То суть идолослужители, иже ставят трапезу рожяницям… иже молятся огневи под овином, вилам, Мокошьи, Симу, Рьглу, Перуну, Волосу скотью богу, Хорсу, Роду, Рожаницям и всем проклятым богом их… иже ставять лише кутья, ины трапезы законьного обеда, иже нарецается беззаконьная трапеза, менимая Роду и Роженицам в прогревание богу» («Слово некоего христолюбца»); «Но и ноне по украинам сего не могут ся лишити, проклятого ставленья 2-ые тряпезы, нареченые роду рожаницам» («Слово о том, како погани суще языки»).