Древние боги славян

Вот их сколько вопросов, и это только навскидку!

Какова степень влияния христианской религии на традиционные верования — если учесть, что контакты с её носителями начались задолго до «юридического акта» крещения? Ведь де-юре редко предполагает де-факто! Чтобы обойти вот такие неудобные вопросы, исследователями введён термин «двоеверие». Как отмечает В. Я. Петрухин, «книжный термин „двоеверие“ прочно перешел из древнерусских поучений против язычников в современную науку для обозначения синкретического мировоззрения русского средневековья, сочетающего христианскую идеологию с пережитками дохристианской. <…> Поскольку и поучения против язычников, и русская Начальная летопись — Повесть временных лет (ПВЛ) были результатом „рецепции“ византийских образцов — творений отцов церкви (прежде всего Григория Богослова и Иоанна Златоуста) и византийских хроник (в первую очередь — Иоанна Малалы и Георгия Амартола), то собственно древнерусские фольклорные мотивы, имена языческих богов и т. п. оказывались включенными в византийский и библейский „литературный“ контекст» (Петрухин, 2004, с. 248, 253). Источники же греческих хроник, по справедливому мнению автора, нуждаются в специальном исследовании ещё и потому, что в христианской традиции, в том числе у Амартола, смысл языческих действ был переиначен, «историзирован».

Петрухин, впрочем, полагает, что «…несмотря на средневековые церковные обвинения русских крестьян в двоеверии, которые некритически были восприняты и современными исследователями, можно утверждать, что языческие пережитки на Руси были ассимилированы, как и повсюду в Европе, культами христианских святых, а боги стали-таки бесами, нечистой силой, волосатик и мокошка русского фольклора лишь по именам напоминают языческих кумиров Волоса или Мокошь. Крестьяне были христианами, а не двоеверцами — их сословное самоназвание, известное, по крайней мере, с XIV в., говорит само за себя» (Петрухин, 2003).

Однако, оставляя себе лазейку к отступлению, поскольку положивший начало отечественной литературе крупнейший письменный памятник русской словесности домонгольского периода и в XII в. проникнут языческим духом, Петрухин тут же добавляет, «…что Троян, Хорс и Велес упоминаются в „Слове о полку Игореве“ совершенно в ином контексте, чем в прочих памятниках. Вообще отношение к языческому прошлому в „Слове о полку Игореве“ разительным образом отличается от всего того, что нам известно об этом в древнерусской литературе. Наименование певца Бояна „Велесовым внуком“, ветров — Стрибожьими внуками и даже русских — русичей (или всех князей) Дажьбожьими внуками, потомками языческого божества <…> не находит аналогий в древнерусской литературе. Это давно отмечено „скептиками“, относившими „Слово“ к памятникам позднейшей русской словесности <…>».

Но почему, собственно, нецерковный текст обязан демонстрировать то же самое отношение к языческому прошлому (да и прошлому ли?), как памятники церковной литературы? Совершенно непонятно. Только потому, что все грамотные люди сидели якобы в монастырях? Это не так, как мы знаем. Штампы, господа, штампы довлеют над всеми нами…

СТАРЫЙ БОГ У СЛАВЯН, ИХ РОДСТВЕННИКОВ И СОСЕДЕЙ

Прокопий Кесарийский в VI в. писал о «склавинах и антах», предшественниках восточных славян: «Они считают, что один только Бог, творец молний, является владыкой над всем, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы (в значении „рока“, fatum. — Авт.) они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу; и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу, и, избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение им куплено ценой этой жертвы. Они почитают и реки, нимф, и всяких других демонов, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания» (Свод… с. 183).

К сожалению, даже серьёзные современные исследователи не избежали «очарования» упоминания о «творце молний» и по инерции проецируют эти сведения на громовника. Так, В. Я. Петрухин пишет: «Восприятие культа Перуна, как дружинного культа божества, которое почиталось верховным у славян уже в VI в. (по свидетельству Прокопия Кесарийского), упорядочивало позиции княжеской дружины…» (Петрухин, 1995, с. 141). Но это явная подтасовка, ведь Прокопий, как мы доподлинно знаем, вовсе не называет имени верховного бога «склавенов и антов» и свидетельствует лишь, что славяне знают и единого бога, он создатель, творец молнии. Таковым мог быть и кузнец Сварог, и древний родитель ветров — Стрибог.

Это тем более интересно, что сегодня высказываются доказательные сомнения в справедливости устоявшегося перевода упоминания Прокопием бога славян в единственном числе.

Прокопий предпочитает говорить о едином боге «склавинов и антов» иносказательно, тогда как язычники Геродот и Плутарх, как мы видели выше, свободно сравнивали богов варварских народов с эллинскими. Сам Прокопий, будучи очевидцем, посчитал, что сравнивать с Богом Юпитера или Зевса (в поучениях против язычества позднее сопоставляемого с Перуном) неправильно. То есть отнюдь не Громовержец в представлении тогдашних южных славян был высшим божеством их пантеона. Тем не менее Он — Творец, создатель молний и распоряжается посмертной судьбой, карающий за то, что при жизни было сделано не по божьему суду и закону.

В «Голубиной книге» сказано: «У нас Белый вольный Свет зачался от Суда Божия…»

Стрый бог, Творец, и есть, таким образом, высший Судья мира, а «тому вещей Боян и первое припевку, смысленый, рече: „Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду Суда Божиа не минути“», — отмечает гениальный автор «Слова о полку Игореве».

По воззрениям ведических ариев (середина II тыс. до н. э.), стрелами-молниями владел грозный бог (но отнюдь не громовержец!) Рудра: «Вознесите эти хвалебные гимны Рудре, Самовластному Богу с натянутым луком, с быстролетящей стрелой, Неодолимому, одолевающему всех, Создателю с разящим оружием! Да услышит Он нас!» (РВ, VII, 46, 1).

Творцом же молний у ариев, как мы увидим из дальнейшего, был Тваштар, выковывающий оружие громовержцу Индре.

Прабог, Единый ^{7}, «Сущий в Не-Сущем» (РВ, X, 129) Рудра «по определению» древнее демиурга Тваштара — благоустроителя, который упорядочивает уже существующий первородный мир, выковывает солнце, небосвод и жилища Богов. Рудра — «владыка этого огромного мира», «сильнейший из сильных». Возможно, он и есть «бог богов» индоевропейцев в представлении ариев (РВ, II, 39, 9; I, 43, 1–4) (см. также Приложение № 1).

Если принять точку зрения, что главный бог индоевропейцев и (пусть даже в более позднее время) славян — повелитель молний, восходящий к Рудре, то напрашивается вывод, который уже делали многие авторы: верховный бог славян звался Перун. Но Перун — громовник. Сопоставимы ли по значимости в божественной иерархии Рудра и Перун? Ни в коем случае: Рудра и громовник Индра — совершенно разные боги! Да, маруты-рудры, «дети» Единого (Сущего в Не-Сущем) — Рудры сопровождают Индру, но сам Индра, сколь бы велик он ни был, в представлениях ариев не сопоставим с Единым. Что уж говорить о непосредственном ведическом предшественнике балто-славянского Перкунаса-Перуна — боге дождей и грозовых туч Парджанья-Parjanya (РВ, V, 83; VII, 101; VII, 102)?

Авторитетный историк религий М. Элиаде отмечает: «…Оплодотворители сменяют небесных богов. — Вытеснение богов неба божествами грозы и порождения проявляется также и в сфере культа» (Элиаде, 1999, с. 190). Он указывает на характерную для разных народов смену главенствующих божеств с небесных на Громовника или бога плодородия (что чаще всего одно и то же). По его наблюдениям, подобная смена происходит не только у индоевропейцев. Но в выраженном виде эта смена прослеживается разве что у греков и римлян (и на недолгий срок — у восточных славян), а не у всех без исключения народов индоевропейского древа.