Восстание Спартака

К Альпам

Несмотря на две блестящие победы, Спартак не собирался обращать оружие против Рима. В этом характерная особенность спартаковской войны. Вся она представляет собой череду маневров, имеющих целью избежать удара римских войск, но никак не решительных наступательных операций. Даже не обладая особыми познаниями в военном деле, ясно: невозможно выиграть войну, не развивая успеха, не перехватывая инициативу у противника. Спартак же, сколько бы побед он ни одерживал в Италии, сделать этого не мог. У армии восставших не было союзников, даже таких, которые поддерживали бы ее хотя бы материально. Единственный возможный союзник восставших, Митридат, не мог или не хотел оказать им помощь. Среди перипетий тогдашней бурной истории, армия Спартака была подобна лодке в штормовом море, и Спартак изо всех сил пытался найти для своего корабля спокойную пристань.

Армия двигалась к Альпам. Две победы над консулами все же повлияли на решение Спартака распустить армию. Теперь, после того, как слава об этих победах прокатилась по сопредельным странам, он считал это нецелесообразным.

Как и сношения с Митридатом, возможные связи Спартака и Сертория не подтверждаются источниками, хотя и представляются вполне правдоподобными. К 72 году дела Сертория складывались далеко не блестяще. На помощь Метеллу Пию был направлен самый прославленный полководец Рима Гней Помпей. Помпею удалось добиться решительного перелома в ходе военных действий. Умелой дипломатией он лишил Сертория поддержки галльских племен и в самой Испании сумел пошатнуть влияние Сертория. Умение вести переговоры, тактичное использование личного обаяния вообще было сильной стороной Помпея и не раз помогало ему в дальнейшем. Военные неудачи (незадолго до того Метелл Пий разбил армию Перперны, соратника Сертория) деморализовали Сертория. Он сделался вспыльчив, подозрителен, и подозрительность лишила его остатков доверия, а после того, как по приказу Сертория были перебиты дети испанской знати, содержавшиеся в одном из подвластных ему городов, испанцы начали открыто переходить на сторону Помпея. Серторий находился в отчаянном положении и нуждался в любых союзниках. Возможно, именно тогда между ним и Спартаком возникло соглашение, и Спартак повел свои войска в Испанию.

«…навстречу же ему во главе десятитысячного войска выступил Публий Кассий, наместник той части Галлии, что лежит по реке Паду. В завязавшемся сражении претор был разбит наголову, понес огромные потери в людях и сам едва спасся бегством» (Плутарх).

Неудачное для Кассия сражение произошло у Мутины. Путь из Италии был открыт, но вместо того, чтоб покинуть, как он и стремился, эту страну, Спартак неожиданно повернул назад, на юг. Это связывают, и, на наш взгляд, правильно, со смертью Сертория, которая последовала в результате покушения в 72 году до н. э.

История Спартаковской войны — это история неудач и история отчаянного, самоотверженного их преодоления. Сначала рухнул план Спартака заключить союз с Митридатом, затем восставшие лишились второго возможного союзника в лице Сертория, и перечень бедствий, которые готовила Спартаку судьба, был еще далеко не полон.

Начинался самый драматический отрезок восстания. Восставшие вот-вот должны были оказаться лицом к лицу с грозными силами Рима. Возвращался из Испании победоносный Помпей, мог быть отозван из Малой Азии Лукулл. Они вели войска, совсем не похожие на те «набранные наспех и мимоходом» легионы, которые спартаковцы привыкли обращать в бегство. Это были закаленные в боях, опытные солдаты, те самые непобедимые легионы, оставившие в веках немеркнущую славу римского оружия.

Оставаться в Италии нечего было и думать. Хотя Флор и пишет, что Спартак «составил план нападения на Рим», такая возможность, если и приходила ему в голову, вряд ли рассматривалась им всерьез. Римляне вовсе не были беззащитными обывателями и свой город не отдали бы без боя, осада затянулась бы на долгое время, вполне достаточное для того, чтоб к Риму подоспел Помпей. Решение Спартака было иным.

«Он приказал сжечь весь лишний обоз, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтоб идти налегке. Перебежчиков, во множестве приходивших к нему, Спартак не принимал». Аппиан дает убедительную картину подготовки к форсированному маршу. Спартак мобилизует все силы, избавляется от ненадежных элементов, тех самых перебежчиков, которых еще нужно поставить в строй, приучить к дисциплине, обучить воевать, (ведь сейчас, когда Спартак может рассчитывать только на самого себя, судьба и его, и армии, зависит от выучки солдат) а на это нет времени. К тому же армия Спартака и без того велика, Аппиан говорит о 120 000 пехоты.

Итак, пройти Италию ускоренным маршем, и, что действительно требуется Спартаку, так это надежное укрытие, где можно было отсидеться, отдохнуть, ведь его армия ведет военные действия уже второй год. Естественным образом внимание Спартака обращается на Сицилию. Этот остров, уже два раза становившийся ареной грандиозных рабских восстаний, плодородный, богатый хлебом, представлялся идеальным убежищем. Вряд ли Спартак намеревался оставаться на Сицилии навсегда. Скорей, он собирался использовать ее в качестве базы. Митридат, хоть и терпел поражения от Рима, был еще жив, значит, должен был продолжать войну. Спартак еще рассчитывал на то, что Митридат оправится от поражений, вновь овладеет инициативой и тогда, возможно, он не будет столь щепетилен в выборе союзников. В таком случае пираты, пользовавшиеся покровительством боспорского царя, с легкостью переправят армию Спартака назад в Италию.

К этому времени относится еще одно мероприятие Спартака, произведшее сильнейшее впечатление на римлян. «Спартак занял горы вокруг Фурий и самый город. Он запретил купцам, торговавшим с его людьми, платить золотом и серебром, а своим — принимать их. Мятежники покупали только железо и медь за дорогую цену и тех, которые приносили им эти металлы, не обижали» (Аппиан). Плиний Старший спустя почти сто лет после восстания в своей «Естественной истории» напишет: «подумать только, для каких нежностей продаются золоченые или даже золотые сосуды. А в то же время мы хорошо знаем, что Спартак запретил в своем лагере кому бы то ни было иметь золото и серебро. Настолько выше было у наших беглых рабов благородство души…» Такая реакция римлян не удивительна, ведь еще историк Саллюстий называл главными пороками современного ему общества алчность и честолюбие. Суровое бескорыстие Спартака производила впечатление едва ли не укора алчности римлян. Цели же Спартака понятны. Это тоже был способ мобилизовать силы. В настоящий момент невозможно было позволить себе роскошь жить в свое удовольствие, неизвестно, что готовит восставшим будущее, и деньги нужны были на всякий непредвиденный случай.

Слух о разгроме консульских армий достиг Рима. «Государство испытывало почти не меньший страх, чем когда Ганнибал стоял угрожающе у ворот Рима» (Орозий). Страх не удивительный, если учесть, что слово «гладиатор» было синонимом слова «бандит», а от целой армии беглых рабов, предводительствуемой гладиатором, ждали повторения кампанских ужасов.

«В Пицене консулы снова попытались оказать ему противодействие. Здесь произошло второе большое сражение, и снова римляне были разбиты» (Аппиан). «Узнав обо всем этом, возмущенный Сенат приказал консулам не трогаться с места и поставил во главе римских сил Марка Лициния Красса» (Плутарх).

Красс

Марку Лицинию Крассу не повезло в истории. В наши дни его имя связывается в первую очередь с победой над Спартаком. Одиозный образ жестокого богача-победителя как будто специально создан для того, чтоб сопутствовать образу благородного борца за свободу, оттеняя его. Начало этой вполне современной традиции положил, тем не менее, Плутарх, предпославший жизнеописанию своего героя следующую уничижительную характеристику: «Римляне утверждают, что блеск его многочисленных добродетелей омрачается лишь одним пороком — жаждой наживы. А я думаю, что этот порок, взяв верх над остальными его пороками, сделал их лишь менее заметными». Таким образом, Плутарх перечеркивает все лучшие качества собственного героя, а качества эти у Марка Красса имелись.