Первая мировая война

Можно формально согласиться с установившимся мнением, что Первая Мировая война, начавшаяся столкновением между Германией и Австро-Венгрией с одной стороны и союзниками — Францией, Россией и Великобританией — с другой, была определена наличием союзов и соглашений между европейскими странами: Франция и Россия обязались помочь друг другу, если на одну из этих держав нападет Германия, Великобритания при желании могла оказать помощь Франции, партнеру по «сердечному согласию», члены Тройственного союза — Германия, Австро-Венгрия и Италия — приняли на себя обязательство действовать сообща, если на одного из участников соглашения нападут две другие державы.

Но в то же время только между собой Австро-Венгрия и Германия не были связаны официальными военными обязательствами. Инициатива привлечь немцев на свою сторону изошла от австрийцев, опасавшихся, что война с Сербией повлечет за собой и войну с Россией. Однако инициаторами этой предосторожности не были ни Берхтольд, одним из первых призвавший силой «разрешить сербский вопрос», ни Конрад фон Гетцендорф, уже на следующий день после сараевского убийства заявивший о необходимости приступить к мобилизации армии.

Сторонниками проявить осторожность и осмотрительность стали престарелый австрийский император Франц-Иосиф и глава правительства Венгрии граф Стефан Тисса. Франц-Иосиф опасался не только вероятности воевать на два фронта, но и самой войны, полагая, что столь сильное потрясение может подорвать устои империи, представлявшей собой совокупность земель с разноплеменным населением и различным социальным составом. Примерно таких же взглядов придерживался и Тисса, полагавший, что война может привести к нарушению дуализма империи, в составе которой Венгрия, хотя и уступала Австрии по количеству населения, являлась, тем не менее, ее равноправным партнером. Когда 2 июля Берхтолъд предложил Францу-Иосифу начать войну с Сербией, император настоял на другом, предписав министру сначала выслушать соображения Тиссы. Однако Тисса в тот же день в свою очередь сослался на Франца Иосифа, сообщив Берхтольду, что императору нужно время, чтобы изучить позицию Венгрии. Обескураженному министру оставалось одно: склонить императора к переговорам с Германией.

5 июля эмиссар Берхтольда был принят Вильгельмом II. Ознакомившись с меморандумом Австро-Венгрии о политике на Балканах и с сопроводительным письмом к этому документу, а также выслушав эмиссара, Вильгельм II заявил ему, что «Австро-Венгрия может рассчитывать на полную поддержку со стороны немцев», и просил довести это обещание до Франца-Иосифа. Успокоительным для австрийцев оказалось и сообщение рейхсканцлера Теобальда фон Бетмана-Гольвега, заявившего, что, по имеющейся у него информации, ни Россия, ни Англия не вмешаются в конфликт на Балканах. В то же время Вильгельм II выразил настоятельное желание, чтобы австрийцы как можно быстрее окончательно определили свою позицию, выработав конкретный план действия. Властного и импульсивного императора всегда раздражала медлительность Австро-Венгрии в принятии любого, даже самого незначительного решения.

На следующий день, 6 июля, Вильгельм II, заверив свое окружение, что Германии не угрожает розно никакая опасность, отправился на яхте «Гогенцоллерн» к норвежским фьордам в трехнедельный отпуск. К тому времени в отпуске уже находились начальник немецкого Генерального штаба и военно-морской министр, однако никаких распоряжений на их счет не последовало.

Далее события развивались следующим образом. 7 июля на заседании имперского кабинета министров Берхтольд, ободренный полученными из Берлина известиями, предложил немедленно начать военные действия против Сербии. Против выступил один Тисса. Глава правительства Венгрии предложил не спешить, а вместо необоснованной мобилизации армии направить Сербии ноту, сформулировав в документе австро-венгерские требования к этому государству, и только в случае отказа сербов их выполнить перейти к более решительным действиям. В то же время Тисса оговорил, что эти требования не должны затрагивать достоинство Сербии как суверенного государства, равно как и не должны явиться заведомо неприемлемыми. Хотя Тиссу не поддержали, не считаться с ним было нельзя: он представлял Венгрию, равноправного члена двуединой монархии. Остановились на следующем: Берхтольд не станет рекомендовать Францу-Иосифу предпринимать какие-либо действия до тех пор, пока Тисса письменно не изложит суть своей особой позиции.

Изучив предложение Тиссы, Франц-Иосиф, к разочарованию Берхтольда, согласился, что начать надо с ноты. Однако Берхтольд не сложил оружия. 12 июля он предложил Тиссе направить Сербии не ноту, а ультиматум, пояснив, что лишь решительное требование с угрозой применения мер воздействия в случае отказа выполнить его в установленный ими срок может послужить полному удовлетворению интересов империи. Ответ Тиссы Берхтольда мало устроил: глава правительства Венгрии обещал подумать. Министры встретились снова 14 июля. Тисса отверг новую идею Берхтольда, но ему пришлось уступить в другом — согласиться предоставить сербам для ответа на ноту только сорок восемь часов.

Ноту составили к 19 июля, однако к этому времени австрийцы получили неприятное известие: в Петербург выехал президент Франции Пуанкаре, прибытие которого в столицу России ожидалось 20 июля. Вручать ноту Сербии во время пребывания в России французского президента было явно не к месту: французы и русские могли быстро договориться о возможных совместных действиях против империи. Рассудив таким образом, Берхтольд принял решение вручить ноту Сербии с таким расчетом, чтобы сообщение об этом прибыло в Петербург и Париж сразу после отъезда Пуанкаре, и тем самым не только лишить союзников удобного случая быстро обсудить демарш Австро-Венгрии, но и затруднить французскому президенту оперативную связь со своим правительством.

Пуанкаре отбыл из Петербурга 23 июля. Того же числа в 6 часов вечера (па двадцать пятый день после сараевского убийства) австрийский посланник в Белграде вручил ноту министру иностранных дел Сербии. Основным содержанием ноты стали австро-венгерские требования. Первое из них обязывало сербскую сторону поместить на первой странице правительственной газеты заявление о безоговорочном осуждении всяких действий, направленных на раскол Австро-Венгрии или на отделение от нее каких-либо административных образований, равно как и любой одной области. Кроме того, Австро-Венгрия потребовала от Сербии запретить в стране антиавстрийские организации, осудить всякую антиавстрийскую пропаганду, уволить из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказать пограничников, способствовавших переходу границы участникам покушения на Франца Фердинанда, а также допустить представителей Австро-Венгрии в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника. На ответ сербскому правительству предоставлялся срок, согласованный Берхтольдом и Тиссой, — 48 часов.

Николу Пашича, главу правительства Сербии, известие о поступлении австро-венгерской ноты застало в пути — премьер-министр ехал к себе в усадьбу. Пашич вернулся в Белград только утром. К тому времени копии ноты поступили в Париж, Петербург и Берлин, однако Пуанкаре все еще был в дороге, а французский посол едва успел распаковать чемоданы в Белграде, вернувшись в столицу Сербии после болезни. Английский посол в Белграде, наоборот, только что заболел, а русский — и вовсе отсутствовал: внезапно скончавшемуся послу еще не подыскали замену. Получив ноту, члены кабинета министров Сербии, не имея возможности получить консультацию со стороны, стали ждать Пашича и только после его возвращения приступили к детальному обсуждению документа. 24 июля в Белград поступили послания из Парижа и Лондона. И французы, и англичане советовали правительству Сербии удовлетворить максимально возможное число требований австрийцев.

В тот же день министр иностранных дел Англии Эдвард Грей встретился с послами Австро-Венгрии и Германии Менсдорфом и Лихновским и предложил им склонить правительство Австро-Венгрии к продлению срока ответа на предъявленную Сербии ноту. Кроме того, Грей заявил, что считает целесообразным организовать посредничество между Австро-Венгрией и Сербией, а при необходимости — если Россия открыто выступит на стороне Сербии и объявит мобилизацию — и между Австро-Венгрией и Россией. Однако инициативы Грея поддержаны не были и, в первую очередь, Менсдорфом, заявившим, что австро-венгерская нота Сербии не является ультиматумом, и даже в том случае, если сербы не выполнят полностью предъявленные им требования, война не станет единственно приемлемым средством для разрешения сложившейся ситуации. Оставалось ждать, что ответят сербы.