Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв.

Прямым результатом враждебной Польше и Чехии политики восточногерманских феодалов, нашедшей столь яркое выражение в хронике Титмара, прямым следствием битвы под Цедыней и Кведлинбургского сейма явился резко обозначившийся в 70-е годы поворот в политике польского и чешского князей. Уже отправляя к императору в качестве заложника своего сына, Мешко I поспешил обеспечить его опекой со стороны Римского престола, для чего в Рим были посланы волосы семилетнего мальчика95. Но если расчеты на противоречия между Римом и Империей в силу реального соотношения сил между ними были тогда еще преждевременны, то польско-чешский союз, укрепить который поспешили как в Праге, так и в Познани, оказался вскоре важным и действенным орудием борьбы с восточногерманскими феодалами.

Удобным моментом для активного польско-чешского выступления против них оказалась смерть в 973 г. императора Оттона I. Мешко I и Болеслав II Чешский заключили союз с Генрихом Баварским, вступившим в

борьбу за престол с Оттоном II96, противником которого оказался и Гаральд Датский. Поздней осенью 975 г. Оттон II попытался нанести удар своим славянским противникам, но ни поход на Польшу, ни вторжение в Чехию не принесли ему ощутимого успеха. Не более удачным было нападение на Чехию в 976 г. И только в 977 г. Оттону II удалось достичь определенного перевеса в борьбе с Болеславом II, которая закончилась в 978 г. немецко-чешским миром и подчинением чешского князя императору97.

Зато Мешко I удалось устоять против натиска императора. Полько-немецкая война продолжалась еще и в 979 г. Она не принесла славы немецкому оружию и закончилась около 980 г. миром, инициаторами которого были, по-видимому, саксонские феодалы. Важно отметить при этом, что источники не дают оснований говорить о какой-либо зависимости Мешко I от Германии после 980 г.98

Нужно сказать, однако, что чешско-немецкий мир 978 г. не привел к автоматической ликвидации польско-чешского союза. Когда в 983 г. скончался император Оттон II, Мешко I и Болеслав II (вместе с ними выступил и бодрицкий князь Мстивой) вновь оказались союзниками Генриха Баварского, провозгласившего себя 23 марта 984 г. немецким королем, хотя еще 25 декабря 983 г. в Аахене произошла коронация Оттона III. На этот раз, впрочем, вмешательство Чехии и Польши в имперские усобицы было менее энергичным, чем в 974 г. В 985 г. Генрих Баварский вынужден был отказаться от своих претензий на корону и признать королем Оттона III99. Вместе с тем закончился и период совместных польско-чешских выступлений против восточногерманских феодалов. Вторая половина 80-х годов X в. принесла с собой новую расстановку сил в Центральной Европе и привела к новым политическим комбинациям. Об этом пойдет речь в другой главе настоящего исследования.

Подводя итоги исследованию польско-чешских отношений 60—80-х годов, существенным представляется подчеркнуть только, что польско-чешский союз, который, по-видимому, рассматривался первоначально его создателями как инструмент сотрудничества в Центральной и Восточной Европе с Германской империей, уже в 70-е годы в связи с агрессивной политикой восточногерманских феодалов, пользовавшихся поддержкой императорского двора, превратился в орудие борьбы с Германией. Объединение польских и чешских военно-политических усилий принесло реальные результаты как Чехии, так и Польше.

В то же время исторический опыт 60—80-х годов с полной и безусловной очевидностью показал, что олицетворяемая Оттоном I и его саксонским окружением универсалистски-имперская программа никоим образом не может быть согласована с основными политическими задачами, стоявшими перед подымающимися западнославянскими раннефеодальными государствами. Программа эта в руках восточногерманских феодалов оказалась всего лишь новым, хотя и чрезвычайно помпезным, идеологическим оформлением их старых притязаний на Востоке.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. РУСЬ И ПОЛЬША в X в.

В отличие от проблем польско-чешских отношений 60—80-х годов X в. вопросы польско-русских отношений второй половины X в. постоянно приковывали к себе внимание историков. Анализу отношений, складывавшихся в это время между Русью и Древнепольским государством, посвящена колоссальная литература на русском, украинском, польском и немецком языках. Ни один историк, касавшийся проблем политического развития Руси или Польши  X в., ии один последователь, пытавшийся обрисовать процесс складывания территории Древнерусского или Древнепольского государств, не проходил мимо этой темы. Она неизменно оставалась в центре внимания как старой, так и новой историографии, постоянно являясь предметом острых споров.

Важно подчеркнуть, что и сегодня нет единой точки зрения даже в марксистской историографии на оценку характера этого начального этапа польско-русских отношений.

Обширности существующей историографии вопроса и царящей в ней многоголосице странным образом противоречит крайняя фрагментарность и явная неполнота сохранившихся данных источников. Фактически при характеристике польско-русских отношений второй половины X в. исследователи вынуждены ограничиваться анализом нескольких замечаний русской летописи и случайным упоминанием русско-польских сюжетов в немецких анналах. В литературе уже высказывалось мнение, что существующие источники не отражают в полной мере действительной картины русско-польского соседства и общения в рассматриваемое здесь время'. Поэтому и основанное на их изучении изложение развития русско-польских отношений не может претендовать ни на какую полноту. Зато недостаток источников и их определенная неясность открывают широкие возможности для высказывания разного рода догадок и более или менее обоснованных комбинаций.

Задачей последующего исследования и является попытка, опираясь на сохранившиеся данные источников, разобраться в сумме высказанных в литературе, часто взаимоисключающих взглядов, оставляя в силе те выводы, которые удастся согласовать со всем известным фактическим материалом по истории Руси и Польши X в.

Но прежде необходимо, хотя бы в самой краткой форме, охарактеризовать суть продолжающейся в науке дискуссии. Одной из самых важных черт, показательных для развития как дворянско-буржуазной русской, так и польской и буржуазной украинской историографии, было общее им всем представление об исконности русско-польской вражды, являвшейся якобы основным содержанием исторических отношений, складывавшихся на протяжении веков между двумя славянскими народами. Под этим углом зрения делались и попытки рассмотреть русско-польские отношения X в.2

Помимо общеполитических мотивов, оказывавших в конкретных условиях XIX — начала XX в. определяющее влияние на настроение дворянско-буржуазных и буржуазных историков, известную роль здесь сыграло и состояние источников.

Дело в том, что исходным пунктом для всех концепций, формулировавшихся в ходе дискуссии, по необходимости оказывалось летописное сообщение 981 г.: “Иде (Володимер) к ляхом и зая грады их, Перемышль, Чер-вен и ины грады, еже суть и до сего дне под Русью”3.

Однако эта летописная запись не является первым свидетельством о русско-польских контактах. Еще в 966 г. арабский путешественник Ибрагим ибн Якуб упомянул в своей “Записке” о славянах, что на востоке владения Мешко I Польского граничат с Русью 4, очевидно, имея в виду границу между Мазовией и Турово-Пин-ской землей. Кстати сказать, эти слова Ибрагима ибн Якуба можно использовать как доказательство того, что в 60-х годах X в. Турово-Пинская земля входила уже в состав Древнерусского государства. Показательно вместе с тем. что Ибрагим 'ибн Якуб ни одним словом не обмолвился о каких-либо русско-польских пограничных конфликтах.

Необходимо, однако, вернуться к только что процитированному показанию русской летописи. Важность его объясняется не только тем обстоятельством, что таким образом в письменных источниках были впервые засвидетельствованы русско-польские политические контакты, причем в форме военного столкновения. Может быть, еще более важно, что столкновение это оказывается связанным с польско-русской борьбой из-за Червенских городов, о которой неоднократно говорится в источниках XI в. Не менее существенно, пожалуй, что логически, по смыслу текста летописи, область Червенских городов и Перемышльская земля оказываются ляшскими, так как ведь Владимир “иде к ляхом и зая грады их...”.