Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е...

Не знаю, почему так случилось [25]; скажем, в соседней, не менее "западной" Латвии ситуация была прямо противоположной: жесткая политика культурных инстанций довела до крайне жалкого состояния некогда бурлившую рок-жизнь. Пит Андерсон на десять лет вообще забросил музыку — играть было не с кем, негде и незачем. В Литве не было приличных групп, зато во многих театрах шли рок-оперы…

Итак, везде было по-разному, и никто не знал соседей. Отсутствие рок-коммуникаций поставило меня в уникальное положение: я стал достаточно известен благодаря своим статьям и получал корреспонденцию и приглашения отовсюду. Грех было бы не использовать эту ситуацию, и я решил перейти от пассивного занятия журналистикой к активному наведению мостов. Самый простой и эффективный способ "столкнуть" музыкантов из разных городов — это фестиваль. Я начал работать над этим проектом и вскоре нашел материальную поддержку у молодых ученых из города Черноголовка, километрах в двадцати к востоку от Москвы, недалеко от Центра подготовки космонавтов. У них был уютный концертный зал мест на восемьсот, гостиница и немного денег, чтобы оплатить дорогу гостям. Все остальное было делом моих рук, связей.

Гуннар Грапс (в то время находился в "Коме")

Никто из высоких официальных инстанций интереса к фестивалю не проявил (о, счастливые сонные времена!), — поэтому бюрократической волокиты удалось избежать и все было сделано буквально за полтора месяца. Фестиваль состоялся в октябре 1978 года. Участвовали "Машина времени", "Високосное лето" (оба ансамбля находились тогда в лучшей форме) и еще несколько московских групп, уже забытых. Гости: свердловский "Сонанс", эстонский "Магнетик Бэнд" и два замечательных барда — литовец Виргис Стакенас [26], огромный, бородатый и чувственный, как Леонард Коэн (познакомившись много позже с Коэном, я узнал, что его мать родом из-под Каунаса), и Харальд Симанис, латвийский цыган, кровельщик по профессии, поющий странным, глубоким фальцетом и аккомпанирующий себе на органе. Кажется, я собрал почти все из того, что знал и считал интересным.

Конечно, на фестивале было жюри. Это мания всех наших музыкальных сходок: комиссия из заслуженных людей ради веса, солидности и как предлог для вручения участникам всевозможных бумаг. Бумаги — то есть дипломы и призы — очень важны для советских рок-музыкантов, ибо в отсутствие прессы и "золотых дисков" это единственные вещественные знаки официального признания, которые они могут получить. Жюри во главе с джазовым композитором и милым человеком Юрием Саульским (чей сын Игорь играл на клавишных в разных московских рок-группах) присудило главные призы "Машине времени", Виргису Стакенасу и "Магнетику". "Магнетик Бэнд" — группа певца-ударника Гуннара Грапса, который до этого играл в психоделических составах "Кома" и "Орнамент", а к этому времени переключился на виртуозный фанки-блюз. У них были некоторые проблемы в Эстонии — кажется, из-за фривольных текстов, — но стоило Грапсу привезти дипломы из Москвы, как их пригласили на работу в Государственную филармонию.

Конец фестиваля я провел лежа под колонкой в кафе, где все музыканты играли джем-сейшнз. Главным номером, как всегда, был нескончаемый минорный блюз.

Рассказ о смутных 70-х годах был бы неполным, не упомяни я о событиях международного значения. Разрядка напряженности принесла нам не только проект "Аполло — Союз" и одноименные сигареты, но и гастроли нескольких американских кантри- и джаз-ансамблей. Очаровательный Би Би Кинг радушно приглашал советскую аудиторию на берега Миссисипи, и "Бони М", новые фавориты нашей публики, дали два концерта под фонограмму для привилегированных (билеты на "черном рынке" стоили по 150 рублей, и один из заместителей министра культуры был уволен за спекуляцию ими).

Величайшим музыкальным скандалом десятилетия была отмена открытого советско-американского фестиваля в Ленинграде 4 июля 1978 года. Ожидалось прибытие "Сантаны", "Бич Бойз" и Джоан Баэз, о чем было оповещено не только по "Голосу Америки", но и в ленинградских газетах. Фаны со всей страны собирались на Дворцовой площади, но не обнаружили там никого, кроме милиционеров. Оказалось, что вся затея лопнула за несколько дней до праздника и никто не позаботился о том, чтобы предупредить людей. Тысячи недоумевающих поклонников слонялись по Невскому проспекту, скандируя "Сан-та-на!" и натыкаясь на охранные кордоны. К ночи все разошлись. Несколько человек были ранены в процессе рассеивания толпы. Пострадал в административном порядке и главный редактор "Ленинградской правды".

В конце мая 1979 года приехал Элтон Джон. Считается, что это были первые большие гастроли западной рок-звезды в СССР. (На самом деле первым был все же Клифф Ричард в 1976-м.) Сценография и качество звука были ошеломительными, само выступление, я думаю, несколько разочаровывало. "Настоящего" рока не было — только Элтон в клоунской кепке, казацких сапогах и псевдоукраинских шароварах за белым "Стейнвеем" и Рэй Купер с набором перкуссии. И все же это был фурор, и погода стояла великолепная. После последнего концертного тура мы с Градским проникли за кулисы, чтобы пообщаться с артистами, и угодили прямо на маленький банкет в декадентско-суперстарском духе: все пили французское шампанское из горла, а не допив, опрокидывали содержимое бутылок друг другу на голову. Я тоже попробовал — за советский рок и за новое десятилетие.

Облил Харви Голдсмита [27].

Глава 5

Небольшой скачок

В конце 70-х у нас как ни в чем не бывало процветал напыщенный утяжеленно-художественный рок, держались в моде клеши и ботинки на платформе. Самым сильным впечатлением того времени были выступления трио Вячеслава Ганелина: тогда они находились в прекрасной форме и исполняли самую страстную, саркастическую и изобретательную музыку в округе. Формально они были далеки от рока — "не подключали" электричества и не пели песен, — но их концерты были куда веселее и опаснее для рассудка, чем выступления любого из тогдашних "электрических" составов.

На дежурный отчаянный вопрос — не слышали ли вы про какую-нибудь сумасшедшую новую группу? — все отвечали отрицательно. "Что ты имеешь в виду?", "А зачем это?"

Есть много причин тому, что "новая волна" — в отличие от, например, "прогрессивного рока" — долго не могла пробиться в СССР. Психологическая причина: будучи вечно третируемой падчерицей "большой культуры", наша рок-культура всегда наивно и исподволь стремилась к "престижности", будь то сложные музыкальные формы, виртуозная техника, литературность текстов или просто шикарные костюмы. "Сорванцовый", нарочито грязный пафос "новой волны" был чужд музыкантам: Джонни Роттен [28] воспринял бы слово "хулиган" в свой адрес как комплимент и признание своей "крутости", а наших рокеров без всяких поводов так величали все время, и они счастливы были бы от этой клички избавиться.