Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)

Некоторые партийные секретари подчинялись начальнику шахты или воздерживались от критики в его адрес, поскольку были заинтересованы в хороших отношениях с ним. До середины 1933 г., т. е. до прихода на Метрострой профессиональных функционеров, встречались секретари партийных ячеек, которые в производственном отношении являлись подчиненными начальников шахт и тем самым были зависимы от них ^{2062}.

Для партийных секретарей и устраивались ускоренные технические курсы с той целью, чтобы они могли держать совет на производственных совещаниях и не полностью зависели в техническом плане от начальников шахт. «Это позволило мне быть не просто чистым политиком и администратором, но понять техническую суть метро, что такое деревянная крепежная конструкция, что такое бетон и железобетон, как работают машины», — замечал по этому поводу один из партийных секретарей ^{2063}.

В определенной форме вмешательство партийного секретаря в производство могло способствовать реализации строительного замысла. В конце 1932 г. партийный секретарь Гусев получил сообщение от одного десятника, что на шахте № 29 бетонные работы ведутся с упущениями. Проверка показала, что бетон действительно крошился. Защищаясь от обвинений, техники и начальник шахты дали Гусеву понять, что он ничего не понимает в этом деле:

«Мы поставили этот вопрос на заседании парткома. Я пригласил каменщиков, десятника Блохина и члена парткома. Поставили доклад начальника. Начальник существа не сказал, оправдывая всевозможные вопросы. Он сказал, что тут ничего особенного нет, вы не в свое дело нос суете, вы должны мобилизовать массы, а технические дела я понимаю больше, чем партком, который ставит этот вопрос. Мы не сказали, что нам сказал десятник. Если бы мы сказали, то десятнику было бы плохо. Мы поставили очень резко вопрос и предложили техническим руководителям разобрать все стены дочиста, пока они не будут крепки со стороны и сверху. За брак стены начальнику шахты объявили выговор по партийной линии». Хотя Гусев и оказался прав, его инициатива была расценена как нарушение единоначалия, а самого парторга отчитали в Московском комитете партии ^{2064}.

Между начальником шахты Ермолаевым и партийным секретарем Ольховичем произошло повторное столкновение, когда Ермолаев расценил распоряжения партийного секретаря как подрывающие его авторитет. Когда Ольхович на производственном совещании в грубой форме накинулся на инженеров, они заявили, что в такой обстановке не могут больше работать на шахте. Начальник шахты Ермолаев присоединился к ним, угрожая к тому же своей отставкой, если Ольховича не уберут с шахты. Руководитель шахты получил поддержку со стороны комсомольского секретаря и председателя профкома, который одновременно являлся заместителем Ермолаева. Ольховича перевели на другую шахту ^{2065}. Начальники шахт обращались в партийный и комсомольский комитет, прося о поддержке, когда речь заходила о преодолении узких мест в снабжении. С помощью личных контактов или посылки «буксирной бригады» коммунисты и комсомольцы могли добиться большего, нежели начальники шахт ^{2066}. Иногда партийным функционерам приходилось исполнять роль, которой они собственно противились. Когда главный механик 6-й дистанции заметил, что инструкторша парткома может раздобыть дефицитные инструменты, он стал обращаться к ней в случае, если чего-то недоставало, так что инструкторше пришлось проводить время в беготне с одного завода на другой в поисках токарных станков и инструмента. На партийно-массовую работу, ее подлинную сферу деятельности, времени не оставалось ^{2067}. Бывали случаи, когда партийные секретари и парторги сами брались раздобыть спецодежду и инструменты или облегчить условия жизни рабочих, устраивая душевые, улучшая работу буфетов или «пробивая» постройку жилых бараков ^{2068}.

Принцип единоначалия подрывали не только «треугольники», но и инженеры, которые в этих целях обращались в партийные инстанции. Когда главный инженер Арбатского радиуса Ломов обращался к Ротерту с предложением и наталкивался на сопротивление, он напрямую запрашивал Кагановича, Хрущева или Булганина, находя у них поддержку ^{2069}. Когда партийный секретарь Розенберг явился на шахту № 22-22 бис, его поразила царившая там «демократия»: регулярно распоряжения начальника шахты выполнялись не сразу, а после активного обсуждения подчиненными. Розенберг поддержал руководителя шахты, исключив из партии по обвинению в нарушении принципа единоначалия начальника участка, его заместителя и парторга ^{2070}. Начальника шахты № 12 весной 1934 г. уволили за то, что он оказался не в состоянии провести принцип единоначалия в коллективе шахты и не нашел иного средства исправить ситуацию, как постоянно грозить на заседаниях «треугольника» своей отставкой ^{2071}. Приказы администрации не всегда строго выполнялись и на уровне бригады, где возникали споры между рабочими и техническим персоналом ^{2072}.

На 5-й дистанции в декабре 1933 г. за нарушение единоначалия был смещен партийный секретарь. Дело заключалось в том, что Абакумов уволил начальника дистанции, который оспаривал распоряжение руководства Метростроя. После этого начальник обратился в бюро партячейки, которое его поддержало, постановив обратиться в партком Метростроя с просьбой об отмене увольнения. Несмотря на то что партком указал ячейке, что подобные действия означают вмешательство в компетенцию руководства предприятия и подрывают единоначалие, бюро вынесло повторно то же решение. После этого партком аннулировал это решение, сместив секретаря ячейки и вынеся ему строгий выговор ^{2073}.

Руководитель Орготдела парткома Метростроя в этой связи разъяснил распределение функций в «треугольнике»: руководитель предприятия несет ответственность за технический процесс, размещение рабочей силы и производительность труда. Партячейке позволено только интересоваться этими вопросами. Она отвечает за политическое руководство рабочими и контроль за работой профкома. За хозяйственное и техническое руководство ответственности она не несет. Задачей профсоюзного комитета является урегулирование вопросов оплаты труда, культурно-массовая работа, удовлетворение повседневных нужд рабочих ^{2074}.

Многие партийные секретари в каждодневной практике строительства немногое могли делать на основе таких определений. Повсеместно они вмешивались в дело управления, парткомы обсуждали правильность распоряжений начальников шахт и даже объявляли их утратившими силу ^{2075}. Дело доходило до того, что председатели профкомов отменяли приказы начальников шахт и задним числом информировали об этом администрацию ^{2076}. [238] Но и новое административное и партийное руководство 5-й дистанции не придерживалось распределения компетенции. В некотором смысле их роли даже поменялись: секретарь партячейки Борисов с головой ушел в частные вопросы руководства предприятием, тогда как начальник дистанции Шмидт занялся социалистическим соревнованием и установкой досок с вопросами и ответами об условиях жизни рабочих. «Я отвечаю за производство», — цитировал «Ударник Метростроя» партийного секретаря и так описывал его типичный рабочий день: