Агрессия и катастрофа

Присутствовавший на совещании командующий группой армий "Север" фельдмаршал фон Кюхлер немедленно принялся развивать идеи Гитлера.

- Мой фюрер, я думаю, что прежде всего необходимо произвести террористические удары по фабрикам, предприятиям вооружения, партийным домам и командным пунктам, чтобы разгромить или нарушить всю эту организацию и парализовать массы рабочих и гражданского населения. Все займет 5 дней.

Гитлер склонился над большим фотопланом Ленинграда, на котором можно было ясно различить даже отдельные дома.

- Я считаю, - сказал он, - что положение под Севастополем было иным и что будет совершенно правильно принять обратный способ действий: сначала уничтожение города, а потом укреплений.

- Прошу вас, мой фюрер, - продолжал фон Кюхлер, - отдать директиву об участии финнов и о взаимодействии с ними в широком плане. Группа армий со своей стороны еще не имеет с ними никакой связи.

- Финские генералы Хейнрикс и Тальвела, - ответил Гитлер, - как офицеры связи прибудут в ставку для переговоров 24 августа. Директивы последуют затем через ОКВ.

Далее разговор шел о деталях. В заключение Гитлер вновь обратился ко всем собравшимся:

- Я очень озабочен действиями Советов в связи с наступлением на Ленинград. Подготовка не может остаться для них неизвестной. Реакцией может стать яростное наступление на Волховском фронте против слабо занятого нами участка у Погостья и прежде всего против узкой горловины у Мги. Этот фронт при всех обстоятельствах должен быть удержан. Танки "тигр", которых группа армий получит сначала девять, пригодны, чтобы ликвидировать любой танковый прорыв.

Он подошел к фон Кюхлеру.

- Я хотел бы танки "тигр" держать там, наверху, - рука легла на карту близ Ленинграда, - за линией фронта. Тогда ничего не может случиться. Они неуязвимы и могут разбить любое танковое наступление противника.

Гитлер продолжал:

- Кроме того, что фронт будет усилен в большом количестве тяжелым и сверхтяжелым оружием в связи с ожидаемым сопротивлением противника, решающей может стать авиация. Учитывая это, я решил, что возглавит ее мастер руководства авиационными соединениями генерал-полковник фон Рихтгофен. Чтобы сделать взаимодействие между сухопутными силами и авиацией таким идеальным, как это только возможно, я решил, что руководство операцией возглавит генерал-фельдмаршал фон Манштейн, который овладел Севастополем при отличном взаимодействии с командующим 4-м воздушным флотом (Рихтгофеном. - Д. П.). Общее командование наступающими и обороняющимися войсками на фронте остается за группой армий "Север".

Как только все разошлись, Иодль быстро сформулировал задачи 11-й армии: "Во-первых, Ленинград отрезать и установить связь с финнами; затем Ленинград уничтожить"{865}.

Таким коротким и выразительным был последний "приговор" Ленинграду, вынесенный в дни, когда в генеральном наступлении на юге уже обозначился кризис, когда под Сталинградом и на Кавказе истощились последние резервы.

Но еще прежде, чем армия фельдмаршала Манштейна полностью сосредоточилась у стен Ленинграда, советские войска начали 27 августа на восточный участок той самой "горловины" южнее Шлиссельбурга наступление, которого так опасался Гитлер. Смелый удар Красной Армии вынудил группу армий Кюхлера срочно перебросить к району прорыва крупные силы. Уже 1 сентября Гитлер решил, что операция "Нордлихт" начнется только после ликвидации этого опасного прорыва.

Однако бои затянулись. Они длились весь сентябрь и потребовали перебросить в район южнее Ладожского озера часть армии Манштейна, намеченной для штурма Ленинграда, в частности ее тяжелую артиллерию, которая предназначалась для разрушения города. В связи с этим срок штурма постоянно переносился, а 1 октября Гитлер заявил, что его надо отложить и прежде всего улучшить положение в районе Погостья. В конце концов генеральный штаб сухопутных сил ограничился приказом в конце октября: действиями ударных групп придвинуть поближе к Ленинграду боевую линию войск. Защитники Ленинграда непоколебимо стояли на своих рубежах, испытывая тяжелые лишения блокады. Они сумели наладить работу предприятий, а дорога по Ладожскому озеру стала той, правда, тонкой артерией, по которой в осажденный город могла вливаться жизнь.

В ставке Гитлера стойкость ленинградцев вызывала удивление и "возмущение". "Фюрер снова указывает, - отмечалось в журнале военных действий верховного командования 25 октября, - на сильное движение русских по Ладожскому озеру... Фюрер особенно подчеркивает то, что Ленинград уже длительный срок невозможно было атаковать, так что противник там смог отдохнуть и смог снова полностью пустить в ход электростанции, трамваи и военную промышленность. Это недопустимо. Он потребовал энергичного наступления на город и против движения судов на Ладожском озере, точно так же, как и на Москву, Горький, Куйбышев, Саратов и Баку"{866}.

Когда 30 октября по приказу Гитлера Манштейн со своим штабом был переведен в Витебск, чтобы предотвратить возможный кризис в группе армий "Центр", вопрос о штурме Ленинграда практически отпал. Ленинградский и Волховский фронты притянули на себя и "отвлекли" армию фельдмаршала Манштейна от Сталинградского фронта на решающей фазе борьбы, где она, согласно первоначальному замыслу, должна была появиться. Под Сталинградом же фельдмаршал оказался позже в роли неудачливого освободителя окруженной советскими войсками 6-й армии.

Активность советских войск на западном направлении создала у ставки Гитлера впечатление о возможном новом наступлении Красной Армии на центральном участке фронта. 25 дивизий перебросило нацистское командование из Западной Европы и других групп армий в группы армий "Центр" и "Север". В то же время на юг резервов больше не поступало.

V

Тупик, в который зашло германское наступление на Восточном фронте, породил у всех нацистских руководителей необычайную тревогу. В ставке ждали активизации Красной Армии на юге. Цейтцлер докладывал 27 октября о "русской пропагандистской волне относительно предстоящих операций большого масштаба", но приходил к заключению, что это все же следует оценивать "больше как пропагандистское мероприятие, чем как действительные намерения". 26 октября Гитлер сообщил помощникам, что озадачен возможностью "большого русского наступления, вероятно, зимнего наступления на участке союзных армий через Дон на Ростов". Основа для беспокойства - "сильные передвижения противника в этом районе". Гитлер приказал ввести в состав всех трех союзных армий на Дону немецкие авиаполевые дивизии как "ребра корсета"{867}. На совещании в ставке 27 октября снова заходит речь "об опасности русского наступления через Дон на Ростов"{868}.

Гнетущая атмосфера в ставке нарастала. Генеральный штаб вдруг стал бояться даты 7 ноября: в день великого праздника Кроения Армия обязательно попытается начать крупное наступление, чтобы отметить годовщину революции. Гитлер согласился с этим "проницательным" выводом Цейтцлера и приказал: каждый опорный пункт оборонять до последней возможности. Русские, конечно, будут наступать через Средний Дон на Ростов. Нужно немедленно разбить авиацией их мосты. Что думает начальник генерального штаба?

2 ноября Цейтцлер разложил перед Гитлером карты.

- Мой фюрер, я изучил распределение русских танковых сил и пришел к выводу, что удары следует ожидать на двух участках: Сталинград и центральный участок фронта.

Но где и когда из этих возможных ударов будет нанесен главный? Вопрос пока оставался без ответа. Неизвестность усиливала нервный накал, охвативший эту небольшую группу людей, привыкших направлять события, а теперь оказавшихся в ситуации, когда могущественное советское наступление может окончательно уничтожить ее планы. 3 ноября произошла первая вспышка.

В это время наступление британской 8-й армии в Северной Африке под Эль-Аламейном, начавшееся 23 октября, завершилось успехом. Войска Монтгомери после долгих боев осуществили прорыв итало-германской обороны, и английский танковый корпус вышел в тыл армии Роммеля.