Агрессия и катастрофа

Еще 12 сентября Паулюс и Вейхс, вызванные в ставку, говорили о возможной угрозе флангам 6-й армии. Оба согласились с мнением Гитлера о скором успехе и с его указанием после окончания боев в Сталинграде двигаться частью сил на Астрахань{829}.

Однако наступление застряло. Войска несли небывалые потери. Только с 21 августа по 16 октября Паулюс лишился 1068 офицеров и 38 943 солдат{830}.

27 сентября в связи со второй годовщиной подписания пакта трех держав в берлинском отеле "Кайзергоф" выступил Риббентроп. Он говорил о Сталинграде: "Когда мы займем этот город, который является крупнейшим центром связи между северной и южной Россией и который господствует над главной транспортной артерией этой страны - Волгой, нашему опаснейшему врагу будет нанесен такой удар, от которого он больше никогда не оправится"{831}.

Пришел октябрь. Защитники Сталинграда намертво сковали 6-ю армию. Ожесточенность боев превосходила все представления о человеческих возможностях. Теперь для гитлеровцев Сталинград стал испытанием всего военно-политического авторитета рейха, и стремление победить именно здесь, в Сталинграде, превратилось в фанатичную цель, связанную с престижем. Нацистская печать без всякой меры вела пропагандистскую кампанию вокруг сталинградского наступления, прославляя всех и вся, особенно "народного генерала" Паулюса. Находившийся в отпуске на германском курорте один из офицеров штаба писал 23 сентября своему командующему: "Здесь все ждут Сталинграда. Надеются на поворот в ведении войны. Господин генерал уже сделался популярной личностью"{832}.

Паулюса вся эта шумиха подогревала. Он понимал, что настает "его день". Сражающаяся в Сталинграде армия оказалась в центре самого широкого внимания и уже заняла свое место в германской истории, конечно, нацистского образца. И Паулюс, несмотря на все трудности, о которых знал лучше, чем кто-либо другой, все еще не сомневался в близкой победе. Он писал 7 октября в ставку генералу Шмундту: "Битва за Сталинград ведется очень ожесточенно. Все идет очень медленно, но все же каждый день - немного вперед. Для нас - это вопрос людей и времени. Но мы с русскими справимся"{833}.

Иное настроение было уже тогда у Рихтгофена, для которого реальное положение вещей становилось все более и более очевидным. 22 сентября в журнале боевых действий 4-го воздушного флота отмечается: "В городе Сталинграде успехи незначительные. 6-я армия пытается атаковать, но не может сдвинуться с места главным образом потому, что из-за беспрерывного давления красных с севера силы связываются, и потому, что новые силы - пехотные дивизии - медленно подходят. Незначительный успех от руины к руине, от подвала к подвалу!"{834} Вейхс стал убеждать ставку Гитлера отказаться от дальнейшего наступления, "пожирающего силы". Он предлагал оставить занятые районы города и отвести вытянутую к востоку дугу фронта на более короткую линию между излучиной Дона и Волгой. Только так можно будет создать хотя бы минимум резервов. Однако в ставке его план был решительно отвергнут.

30 сентября ежегодное торжественное собрание в Спортпаласе, посвященное началу "кампании зимней помощи", было обставлено особенно пышно. Гитлер под вопли фанатиков торжественно приветствовал "победителя в Африке" фельдмаршала Роммеля (до его разгрома под Эль-Аламейном оставался один месяц). Затем несколько часов подряд Гитлер говорил.

- Никто не может вырвать у нас победу! То, что нас кто-нибудь победит, невозможно, исключено! Мы завершим эту войну величайшей победой!

И он торжественно заявил: Сталинград, этот важнейший стратегический пункт, носящий имя Сталина, вот-вот падет. Под бешеный рев Гитлер воскликнул:

- И вы можете быть уверены, что ни один человек не в состоянии столкнуть нас с этого места!{835}

Это было сказано за полтора месяца до начала разгрома гитлеровской армии под Сталинградом.

Не удивительно, что теперь из "Вервольфа" в штабы наступающих армий шло только одно требование: Сталинград должен пасть! Вейхсу не оставалось ничего другого, как отдать 6 октября еще один приказ: "Положение под Сталинградом, на захват которого снова указано фюрером как на главную задачу группы армий, требует сосредоточения всех возможных сил. Перед этой необходимостью все остальное не должно представлять значения"{836}.

В записках адъютанта сухопутных сил при Гитлере майора Энгеля имеются сведения, характеризующие тот тупик, в котором оказалось уже в начале октября германское командование в связи с героической обороной советских войск. Вот запись Энгеля о совещании у Гитлера 2 октября: "Цейтцлер, а также Иодль поднимают вопрос, чтобы занятие Сталинграда считать второстепенной задачей и этим высвободить силы; ссылка на уличные бои, приносящие большие потери. Фюрер резко отклоняет и впервые подчеркивает, что занятие Сталинграда срочно необходимо не только из-за оперативных соображений, но также и из психологических, для мировой общественности и настроения союзников"{837}.

На следующий день, когда Цейтцлер снова осмелился поставить вопрос, не нужно ли прекратить наступление на Сталинград, чтобы высвободить силы для группы армий "А", Гитлер ответил:

- Это была бы самая типичная полумера, присущая штабу сухопутных сил.

10 октября на очередном совещании Гитлер придал своим требованиям еще более политический характер. После долгих разглагольствований он торжественно заявил:

- Сталинград необходимо выломать, чтобы лишить коммунизм его святыни{838}.

Но заклинания не помогали, и каждый день приносил обитателям бункеров "Вервольфа" новые и новые сомнения и тревоги. В середине октября Вейхс и Паулюс сообщали: "Продолжение наступления в Сталинграде из-за временной нехватки сил и утомления войск невозможно". И далее: "Впервые в районе Сталинграда русские ведут огонь тяжелой артиллерией". "В Сталинграде... сильные удары вражеской разведки... Местные прорывы". "Западнее Клетской враг наступал на двух участках". "На северном фронте противник сумел вклиниться в наши позиции на небольшую глубину" и т. д.{839} Все превращалось в какой-то кошмар.

Гитлер поставил срок: взять Сталинград к 20 октября{840}. Опять отчаянное усилие. Но продвижение - на десятки метров. Вейхс доносит: "6-я армия в Сталинграде 15 октября заняла тракторный завод "Дзержинский" и 16-го артиллерийский завод "Баррикады". Южнее артиллерийского завода русские еще удерживают металлургический завод "Красный Октябрь". Запертые в рабочем поселке Спартаковка{841} советские соединения уничтожены"{842}. Казалось, приказ фюрера близок к выполнению. Наступил срок, указанный Гитлером, а победных реляций не последовало. Наоборот, в этот день начальник генерального штаба докладывал: "В северной части артиллерийского завода позади фронта вновь в отдельных гнездах ожило русское сопротивление. Части 16-й танковой и 94-й пехотной дивизии проникли в западную часть Спартаковки и заняли группу домов"{843}. Но ведь Спартаковка захвачена раньше? Следовательно, донесение оказалось ошибкой, и победа так же далека, как и прежде! 19 октября в журнале боевых действий воздушного флота Рихтгофена видим запись: "В Сталинграде никакой ясности положения. Дивизии, по-видимому, передали слишком благоприятные донесения. Никто не знает, каково действительное положение вещей, так как каждая дивизия сообщает по-разному. Атака на Спартаковку приостановлена севернее Сталинграда. Генерал Фибих в отчаянии, так как пехота не использует атаки его самолетов"{844}.

Прошло еще два дня, и оказалось, что русские вернули артиллерийский завод и продолжают "сильное наступление с танками и артиллерией западнее Волги". Газеты сообщали: "Металлургический завод "Красный Октябрь" - последний барьер большевиков в Сталинграде пал". А в конце месяца и в начале ноября вновь потянулись сообщения о тяжелых боях за металлургический завод, за рабочий поселок, за "Баррикады", отдельные дома и блоки. Достижением стало считаться, что "русские продвигаются вперед лишь медленно", что та или иная позиция удержана, что удалось занять один дом.