Штурм Брестской крепости

Одновременно в штаб корпуса передается утреннее донесение дивизии [1032]: «1) Части противника, не уничтоженные и не взятые в плен в результате боевых действий 22 и 23.6, всю ночь с 23-го на 24 июня проявляли большую активность и предпринимали многократные попытки прорваться в восточном и северном направлениях.

2) Дивизия с помощью сильной нерегулярной артиллерийской деятельности (частично заградительным огнем артиллерии и тяжелых орудий) попытки прорыва подавила повсюду; противник сильно вымотан и прекратил свои активные действия.

3) Во исполнение вновь отчетливо озвученного командующим армией и начальником штаба приказа, пролить как можно меньше крови, планы по причине впечатления, производимого неприятелем, в соотв. с п. 1 изменились следующим образом:

Взятие центра крепости возможно только атакой, а не занятием после зачистки [1033], неприятель будет далее изматываться артиллерией и постоянно планомерно через громкоговоритель призываться к сдаче [1034]. Танковая магистраль и железная дорога будут защищены от неприятеля».

Этой ночью бодрствуют и тыловые службы — гужевые части подразделений снабжения также подводятся в район Тересполя и соответственно Лобачува, Лехуты и Корощина.

Оживленное движение по ночным дорогам — в соответствии с приказом о подтягивании по возможности тыловых учреждений, отделение боепитания и соответственно передовая база снабжения боеприпасами Гукебайна подтягиваются вперед, а излишние (пока) боеприпасы отвозятся на склад «Марта».

Кроме того, для повторно предусмотренного обстрела упорно обороняющейся цитадели необходим усиленный подвоз боеприпасов, для чего полностью использованы штатные моторизованные колонны.

Под утро произошло и другое немаловажное событие в истории обороны крепости — в казарму 33-го инженерного полка, воспользовавшись предутренним туманом и затишьем, перешли Зубачев и Виноградов, встретившись там с Фоминым. Обстоятельства перехода точно неизвестны — возможно, он произошел и раньше, но лишь после того, как Лерман взял столовую. Однако с большим основанием можно предполагать, что лишь после неудачного прорыва в 23.30 — 0.30 Фомин решил объединить защитников и разослал связных на участки обороны.

Виноградов и Зубачев прошли финскую войну, опыт Фомина скромнее — освободительный поход на Западную Украину. По званию и должности комиссар выше — но боевой комбат-3, прошедший Тронгсунд, а когда-то — водовороты Гражданской, Зубачев сейчас — наиболее спокойный и хладнокровный, может и самый подходящий командир для обороны.

Из многочисленных описаний их встречи наиболее достоверным кажется рассказ того, чье присутствие не вызывает сомнений — лейтенанта Виноградова: «Собрались в небольшой комнате с оконными проемами в сторону Мухавца. Мы все познакомились. Фомин потребовал, чтобы предъявили документы. Я был в полной форме с орденом Красной Звезды на груди. Внешний вид у нас был настолько необычным, что узнать даже знакомые лица затруднялись: воспаленные глаза, покрытое толстым слоем пыли и копоти обмундирование.

После короткого знакомства с нами и уточнения обстановки на участках комиссар Фомин доложил о том, что сложившиеся обстоятельства требуют немедленного, еще более организованного и оперативного руководства обороной, и поставил перед нами задачу: выяснить наличие боеприпасов и продовольствия, состояние раненых, кроме того, связаться с соседями по обороне, предложить им проделать то же самое… и прибыть к Фомину с докладом» [1035].

В это время на Западном, где темнота в прибрежных зарослях еще держится, вновь, уже третью ночь, бодрствует Лео Лозерт: «Ночью я снова не имел ни малейшего желания поспать, контролировал посты и принимал, так как все были смертельно усталые, продовольствие, принесенное около 2 ч.» [1036] Темнота развеивается — и рота Лерцера вновь отходит от восточного края острова, занимая позиции вдоль его западного берега, на месте старой переправы. Теперь, благодаря саперам, здесь действует паром.

Пулеметы наводятся на восток — скоро вновь заработает артиллерия, не исключена попытка прорыва.

За отходом Лерцера следили, укрытые ивняком, несколько человек, с опаленными порохом и покрытыми гарью лицами — это они, пограничники, накануне сорвали переправу к северу от Западного. Их гораздо меньше и один — вот он, в залитом кровью обмундировании, без сознания лежит на прибрежном песке — лейтенант Кижеватов. Смертельно раненный, он не выживет — это его последние минуты, но пограничники все-таки решили тащить командира до подвала.

«Они ушли?» — «Ушли…» Выждав еще пару минут, вдоль берега, на дамбу… и вот он — темные входы подвала 333 сп, в предутренних сумерках, выглядят зловеще. Как в склеп, входят пограничники, внося начальника 9-й заставы.

По их лицам видно — ничего хорошего. Впрочем, докладывать уже некому. Подвал полон ранеными, контуженными вчерашним снарядом «Карла» — сегодня будет хуже, в этом никто не сомневается.

Кижеватова внесли в крайний западный отсек подвала, в ближайший к Тереспольским воротам угол. Здесь, на матрасе, через несколько минут и окончилась жизнь начальника 9-й погранзаставы Андрея Митрофановича Кижеватова. Обернув тело одеялами и простынями, его там и оставили — в ближайшем месте к государственной границе СССР [1037].

^{«Обстреливаемая ураганным огнем самой тяжелой артиллерии цитадель Брест-Литовска готова к штурму. Сильный взрыв последовал за попаданием снаряда; гигантское облако из пыли, земли и дыма на несколько минут стало видно со всех точек зрения». Снимок относится к 23 или 24 июня. Однако дает представление о мощи огня и 22 июня. Можно обратить внимание на гигантскую площадь запыления — стрельба из «Карлов» в любом случае препятствовала наблюдаемому огню достаточно быстрого темпа. Именно поэтому 23 и 24 июня артиллерия дивизии была вынуждена вести медленный огонь}

Часть бойцов 333 сп уходит к 33-му инженерному полку.

6.0. В предутренней тишине первые снаряды разорвались с особым грохотом. За ночь уши уже успели отвыкнуть — теперь все началось сначала. Срок сдачи истек — динамики замолкли, дело за «пропагандистами» фон Кришера. Вновь — разрывы, облака пыли и дыма над Цитаделью.

В первую очередь — агитацию начала тяжелая артиллерия, орудия мортирных дивизионов. «Ночью долго била тяжелая артиллерия (21 см). Каждый 3-й или 4-й снаряд оказывался неразорвавшимся. Нам повезло, так как часто стрельба велась с недолетом. Ближайшие попадания лежали от 20 до 30 м передо мной возле дамбы» [1038].

О большом количестве неразорвавшихся снарядов свидетельствует и А. П. Бессонов, по-прежнему находящийся в секторе 44 сп, среди бойцов Бытко: «Снаряд, грохнувшись о кирпичную стену или зарывшись в землю, не взрывался… Это могло быть только делом рук тех, кто изготовлял детали для снарядов или собирал их. Мысль эта радостно обжигала наши сердца — значит, не вся Германия гитлеровская и внутри нее есть, стало быть, наши союзники, тайные силы в среде рабочего класса, исподволь подтачивающие фашистский строй» [1039].

Выявлять «тайные силы», мешающие нормальной работе артиллерии, по итогам сорванных техническими дефектами стрельб установок «Карл» 22 июня, утром 24 июня, в штаб командующего артиллерией Группы армий прибыл полковник Гальвитц, из управления вооружений вермахта. Оттуда он выехал на огневые позиции установок к Тересполю, для определения причин трудностей.