Жертвы Ялты
Жертвы Ялты читать книгу онлайн
Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…
Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»
Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
История Яшвили может послужить опровержением мнения об эффективности работы СМЕРШа. На самом деле поставленная перед этой организацией задача была так грандиозна, что справиться с ней было действительно очень трудно. Об этом пишет один офицер СМЕРШа, работавший в Австрии:
В нашей баденской администрации не хватало людей для такой огромной операции. Были стянуты все резервы из Модлинга, но и этого было недостаточно. ГУКР СМЕРШ срочно послал особые группы своих сотрудников в комиссии по проверке… но даже после этого работников все еще не хватало. Абакумову, начальнику ГУКР СМЕРШ, пришлось позаимствовать людей из других управлений НКГБ… По документам, проходившим через третий отдел СМЕРШа, где я работал, я знаю, что по просьбе народного комиссара государственной безопасности Меркулова Берия тоже подбросил офицеров — из управления милиции, следственного отдела и даже из третьего управления ГУЛага. Разумеется, к нам эти офицеры прибыли уже в военной форме.
Комиссии по проверке должны были разделить советских граждан на три категории. В первую входили те, кого считали врагами советской власти — сюда, конечно, относились все власовцы и казаки. Вторая обозначалась как «относительно чистая» — туда входили те, кого нельзя было доказательно обвинить в сотрудничестве с врагом. И наконец, третья состояла из незначительного меньшинства, сумевшего и на Западе проявить лояльность к советскому режиму. По первоначальному плану первая категория подлежала отправке в исправительно-трудовые лагеря, вторая должна была заниматься принудительными работами на воле, а счастливчиков из третьей категории предполагалось направить на послевоенное строительство *985. Но из-за сложности и огромного объема работы часто возникала неразбериха, люди попадали не в те категории, с наказаниями тоже случались накладки.
Проверка затянулась на несколько лет. Все это время заключенные не сидели сложа руки. Один бывший зэк вспоминает, что его товарищи по камере «приехали из проверочно-фильтрационных лагерей в Донбассе, где они работали под землей, восстанавливая шахты, затопленные немцами. Другие были из таких же лагерей в центральной России». Но эта работа не считалась наказанием и при определении сроков заключения не учитывалась. Многие из тех, кто попал в третью категорию, были поначалу отпущены домой, «но позже все равно оказались в тюрьме» *986.
Один полковник, комендант проверочно-фильтрационного лагеря, был одержим идеей, что большинство его подопечных — американские шпионы, и всячески усердствовал, чтобы эти опасные твари кончили свои дни в его лагере. Клеймо вины лежало и на тех, кого немцы угнали силой. Вот история молодой украинки. В семнадцать лет её вывезли в Германию, где она работала на военных заводах Круппа, нажила туберкулез, кашляла кровью. После освобождения она вернулась на родину с самыми радужными надеждами. Конечно, она понимала, что будет нелегко, но мысль о наказании не приходила ей в голову: кому нужна девушка, заболевшая на работах в Германии. Однако ей не довелось увидеть родную Украину. Без всякой проверки её послали в наглухо закупоренном поезде на Колыму *987.
Никак не учитывался при решении судьбы бывших пленных и вопрос о добровольности возвращения. Одна группа пленных, работавшая на укреплениях Атлантического вала, услышав по московскому радио обращение генерала Голикова, с энтузиазмом пустилась в путь к границе. Их встретили как героев, им бросали цветы, а потом посадили в телячьи вагоны и швырнули в утробу ГУЛага. Через год они доходили от дистрофии *988.
Уже сам путь в поездах был преддверием лагерной жизни. В июле и августе 1945 года жители южной Польши постоянно слышали шум таинственных поездов, проходящих мимо станций. Шли они чаще всего по вечерам, на большой скорости, лишь мелькали вагоны для перевозки скота да платформы с пулеметами. Однажды вечером такой поезд остановился в польском городке Бече. Охранники, с автоматами наизготовку, спрыгнув на землю, окружили вагоны. Через приоткрытые двери виднелись сбившиеся в кучи оборванные люди.
— Кто вы? — прокричали им поляки.
— Военнопленные! — гулко прозвучало в ответ.
— Куда едете?
— В Сибирь.
Но тут паровоз засвистел, охранники прыгнули в вагоны, и мрачный поезд двинулся в путь. Поезда с пленными шли по железной дороге Краков-Львов, минуя Варшаву (очевидно, чтобы не демонстрировать жителям столицы преимущества жизни при социализме) *989.
С наступлением зимы в нетопленых поездах резко возросла смертность. Поезда-тюрьмы обычно имели при себе прицеп из двух вагонов с трупами умерших в дороге от холода и голода. Иногда мертвых не отделяли от живых, и трупы обнаруживались только при выгрузке. У живых безжалостно отбирали все, чем только можно было поживиться: охранники НКВД и уголовники прибирали к рукам старые джинсовые куртки, носки, ручки *990. Одна латышка, вернувшаяся на родину в сентябре 1945 года в вагоне товарного поезда, в котором ехали 45 человек и их багаж, вспоминает:
Мы составили мешки с двух сторон, и я примостилась на них, как курица на насесте. Возле меня было крошечное оконце с гвоздем и веревкой, и мы повесили туда детский горшок. В другом конце вагона еще одна мать сделала то же самое. Когда кому-нибудь было нужно воспользоваться горшком, он просил передать ему «розочку»: уборной в вагоне не было… Через несколько дней, кружным путем, мы прибыли в Житомир. К этому времени у нас в вагоне умерла одна старушка, и когда поезд остановился, мы упросили охранников позволить нам похоронить ее. Выкопав могилку прямо возле насыпи, мы положили туда старую латышку в белой простыне. Вдруг в последний момент к нам подбежала молодая украинка из другого вагона с мертвым ребенком на руках: мы положили его возле старушки и похоронили их вместе, поставили на могиле крест, положили цветы.
В этом же вагоне находился известный латышский музыкант, профессор Жуберт. Он умер во время пути, 11 октября, и в течение семи часов тело его оставалось в вагоне. Когда поезд остановился, обитатели вагона стали молить охранников разрешить похоронить профессора, но те велели оставить голое тело музыканта на платформе, пообещав похоронить его позже с другими трупами.
Мы надели на профессора белье и носки, обвязали его чистой мешковиной, и два парня из нашего вагона осторожно вынесли и уложили тело на платформе. Мы простояли на этом полустанке до следующего дня. Вечером разразилась гроза, начался ливень. Поезд перевели на другие пути. Наутро эти двое парней пошли посмотреть, похоронили ли уже профессора. Они вернулись бледные от ужаса: тело профессора все еще лежало на насыпи, в грязи, с него сняли все, что на нем было… Мы скрыли это страшное известие от его жены *991.
Подавляющее большинство репатриированных оказалось в исправительно-трудовых лагерях. Казаки, сдавшиеся в плен в Австрии, были по большей части направлены в лагерный комплекс в районе Кемерово, в центральной Сибири, где многие умерли от невыносимых условий *992. Власовцы были рассеяны по разным лагерям. Один финн повстречал власовцев из Англии в знаменитой Бутырской тюрьме в Москве *993. Видели их и в Караганде, и на Воркуте, и в других советских аналогах Майданека и Освенцима *994. Айно Куусинен, сидевшая на Воркуте, вспоминает:
