Бельгийская революция 1830 года

Правительство Вильгельма непрерывно получало жалобы от голландцев. В результате Вильгельм вынужден был изменить торговую политику и систему налогов. Была создана правительственная комиссия под председательством барона Роэля [170], в нее вошли преимущественно голландцы. Генеральным штатам был представлен законопроект, устанавливавший максимальный размер пошлин от 3 до 6 % с иностранных товаров, причем пошлиной облагались лишь те товары, которые непосредственно конкурировали с отечественными. Правда, на нужды промышленности ассигновывалось 1300 тыс. флоринов, но этот секретный фонд, который должен был идти главным образом на поддержку бельгийской индустрии, далеко не мог вознаградить ее за ущерб, причиняемый понижением тарифов [171]. Кроме того, правительственный проект вводил два новых налога, которые должны были пасть специально на бельгийцев: налог на хлебный помол и убой скота, иными словами на хлеб и мясо, на два главных продукта.

При обсуждении этого законопроекта во второй палате Генеральных штатов было произнесено много страстных речей: Дотренж и Рейфен энергично отстаивали интересы своих соотечественников-бельгийцев, доказывая прежде всего пагубность свободного обмена и несправедливость налогов на помол и убой скота. Оба оратора указывали на пропасть, которую воздвигнет новый закон, и на взаимную ненависть, которую он вызовет между населением южных и северных провинций. «Теперь решайте, северные сограждане, — воскликнул Дотренж, — если вы спокойно обсудите свое решение, вам останется лишь завершить сегодня ночью братоубийство старой, честной Бельгии» [172]. На этот раз почти все бельгийские депутаты набрались смелости и подали голоса против проекта, но депутаты северных провинций оказались в большинстве, и закон был принят 55 голосами против 51.

Введение новых налогов вызвало серьезные волнения в бельгийских провинциях. В Люксембурге в 1823 г. волнения были настолько часты, что правительству пришлось ввести в эту провинцию регулярные войска [173]. В кантонах Муно, Эталь, Бульон, Виртон и Флоранвиль толпы мужчин и женщин с топорами, вилами и мотыгами не допускали налоговых служащих взимать налоги за помол. В Ремихе 13 января 1823 г. [174] крестьяне, вооруженные ружьями и дубинами, принудили мельников молоть муку бесплатно. Подобные волнения происходили и в других провинциях. В течение последующих лет бельгийцы не переставали заявлять страстные протесты и восставать против ненавистных им налогов на помол и убой, и, когда правительство незадолго до революции согласилось все-таки отменить эти два налога, было уже поздно.

Результатом введения новой налоговой системы голландским правительством явилось то, что бельгийские провинции в 1823 г. стали платить 49,9 % косвенных налогов вместо 39,5 % в 1822 г. [175]

Значительные разногласия между голландцами и бельгийцами имелись и в политических вопросах. Стоит лишь напомнить о том, как была «принята» конституция 1815 г. 22 апреля 1815 г. правительство назначило комиссию из 11 голландцев и стольких же бельгийцев для пересмотра основного закона 1814 г. и для внесения в него необходимых поправок. Согласно новому основному закону, законодательная власть принадлежала двум палатам — верхней и нижней. Члены верхней палаты назначались королем пожизненно, члены нижней палаты избирались провинциальными советами путем трехстепенных выборов по цензовой системе. Нижняя палата состояла из 110 членов, причем Голландия и Бельгия были представлены равным числом членов, хотя население Бельгии было почти в 2 раза больше населения Голландии. Король был главой исполнительной власти; министры были ответственны только перед королем; гласность судопроизводства была сведена лишь к обнародованию приговоров; королю предоставлялась также и верховная власть над колониями. Законодательные органы не имели права вносить какие-либо поправки или изменения в законопроекты. Они должны были приниматься или отвергаться целиком. Несмотря на то, что наряду со свободой совести и равноправием всех вероисповеданий провозглашена была свобода личности и печати, правительству предоставлялось право отменять временно все свободы, за исключением свободы совести. Таковы были главные положения основного закона, который был принят голландскими Генеральными штатами единогласно.

Вильгельм I созвал 1603 бельгийских нотабля, которые должны были принять этот законопроект. На призыв короля явилось 1323 нотабля [176]. Начались горячие споры по поводу основного закона. Бельгийские нотабли справедливо считали, что население, насчитывающее более 4 млн. человек, должно иметь больше представителей в Генеральных штатах, чем население в 2 млн. [177] Далее указывалось на то, что огромный долг Голландии (573 млн. флоринов) ляжет тяжелым бременем на Бельгию [178].

Во главе оппозиции встало католическое духовенство, пользовавшееся большим влиянием в Бельгии. Во время голосования 796 нотаблей высказались против основного закона и только 527 одобрили его. Однако такие результаты не удовлетворили Вильгельма I. Он приказал неявившихся на приглашение короля нотаблей причислить к тем, кто голосовал за основной закон, затем из числа 796 были исключены 126 человек [179], которые выступали против основных положений этого закона, и в результате искусственно получилось: 670 голосов — против конституции и 807 — за нее. Так, 24 августа 1815 г. конституция была «принята». Таким образом, король и правящие голландские круги обошли волю бельгийцев и навязали им ряд пунктов, которые те отвергли подавляющим большинством голосов.

Так как политический строй установили голландцы, то все оказалось целиком приспособлено к их интересам. Главные органы правительства и администрации находились в Голландии. Большинство важных государственных постов было отдано голландцам. Министры Вильгельма I — почти все голландцы (за исключением одного бельгийца — герцога Юрселя) — стремились упрочить верховенство за северными провинциями. Деятели первых лет — барон Гогендорп, Фальк, Ван Нагель, Ролль, протестовавшие иногда против единоличного правления Вильгельма, постепенно уступили место послушным и покладистым советникам (вроде министра юстиции Ван Маанена, служившего и изменявшего последовательно нескольким режимам до Вильгельма I и справедливо прозванного «злым гением короля», или министра внутренних дел Ван Гоббельшроу, или статс-секретаря Ван Стрефкерка, которого сравнивали с колоколом, либо безмолвным, либо издающим звуки только по воле господина).

До Вильгельма доходили сведения о недовольстве бельгийцев министрами. Отвечая на протесты жителей южных провинций, Вильгельм I заявил в 1820 г. на Генеральных штатах: «Почему обрушиваются на министров? Что такое министр? Абсолютно ничто! Я мог править без министров и могу назначить министром того, кто мне нравится, хотя бы одного из моих конюхов! Я, и только я несу ответственность!» [180] Четкое представление о действительном неравенстве при распределении должностей дают приводимые Жоржем Дюмоном данные:

Введение в 1822 г. голландского языка [181] в качестве обязательного для всех официальных и судебных документов вызвало бурю возмущения у бельгийцев, пользовавшихся обычно французским языком. Гнев и возмущение были настолько велики, что правительство сочло благоразумным в 1829 и 1830 гг. [182] отказаться от этой меры.