Восхождение Запада. История человеческого сообщества

Зерновое земледелие на Среднем Востоке стало основой первых цивилизованных сообществ. Кропотливая работа археологов позволяет нам узнать кое-что о природных условиях, которые сделали возможным возникновение такого земледелия. Исходя из данных радиоуглеродного анализа можно предположить, что развитие земледелия в регионе началось около 6500 г. до н. э., когда Континентальная Европа освободилась от ледового панциря, а климатические зоны Земли, возможно, располагались приблизительно так же, как сегодня. В Западной и Центральной Европе это привело к появлению густых лесов и к соответствующей замене палеолитического набора орудий человека мезолитическим. Далее к югу иссушающие пассаты уже начали формирование Сахары, Аравийской, Гедрозийской (юго-восток Ирана) пустынь и пустыни Тар в регионах, которые раньше были важными центрами обитания людей. Между этими областями лежала переходная зона, где пассаты дули только часть года, а зимой циклоны приносили из Атлантики вместе со штормами живительные осадки. Это был регион средиземноморского климата, в котором располагалась большая часть Среднего Востока. Здесь растительный покров был тоньше, чем на лучше орошаемых землях к северу; но все-таки до того, как человек и прирученные им животные опустошили ландшафт, на равнинах росли отдельные деревья, между которыми весной буйно произрастали травы, исчезавшие в летний зной и вновь оживавшие под зимними дождями. В отличие от равнин, задерживавшие дожди склоны холмов и гор с наветренной стороны были покрыты густыми лесами.

Такой разнообразный ландшафт был исключительно благоприятным для существования человека [34]. На Среднем Востоке природа предлагала людям запасы пищи, отсутствовавшие в лиственных северных лесах. Размножающиеся семенами травы — предки современных культурных злаков, возможно, росли в диком состоянии 8-9 тыс. лет назад на возвышенностях между Анатолией и горами Загрос (часть Иранского нагорья), где и по сей день существуют дикие разновидности пшеницы и ячменя. Если предположить, что это так, то можно представить, как с незапамятных времен местные женщины выискивали участки произрастания трав пшеницы и ячменя в период созревания семян и собирали дикий урожай вручную или с помощью простейших режущих инструментов. Они могли постепенно открыть способы, как помочь росту зерновых, например прополка сорняков; возможно, задолго до развития земледелия в более строгом смысле слова были изобретены примитивные серпы для ускорения сбора урожая.

Решающим обстоятельством было осознание сборщиками дикорастущих злаков того факта, что если при уборке часть семян упадет на землю, урожай в следующем году обязательно будет более богатым. Возможно, догадка связывалась с идеей духа зерна, его задабриванием и наградой, полагавшейся благочестивому жнецу, оставлявшему духу часть урожая. Вторым прорывом было открытие, заключавшееся в том, что, разбрасывая семена на соответствующим образом подготовленную почву, женщины могли создать поля зерновых даже там, где травы не произрастали естественным образом. Однако трудоемкая практика рыхления земли с помощью палки и засыпания посеянных семян для их защиты от птиц, вероятно, распространялась медленно, даже после того, как стало совершенно ясно, что такие усилия будут впоследствии вознаграждены. Причина заключалась в том, что общины охотников редко задерживались в одной местности достаточно долго для того, чтобы можно было заняться постоянной обработкой одних и тех же участков земли.

Тем не менее, по сравнению с предшествующими темпами прогресса человечества, земледелие на Среднем Востоке развивалось относительно быстро. По мере расширения площадей, занятых зерновыми культурами, пищевые ресурсы возросли настолько, что люди сознательно отошли от своего хищнического прошлого. При этом отпали ограничения на численность и плотность населения, которые прежде делали человека как вид относительно редким в системе природного равновесия [35]. Нельзя с уверенностью назвать дату этого эпохального перехода; в самом деле, до сегодняшнего дня не обнаружено неопровержимых археологических подтверждений свершившегося. Однако предположив, что по мере того, как новые методы получения продуктов питания доказывали свое превосходство, они повсеместно распространялись на Среднем Востоке среди сборщиков дикого зерна, и допустив также, что рост пищевых ресурсов вызвал сравнительно быстрый рост населения, можно сделать вывод о том, что такое древнейшее земледелие зародилось несколько раньше 6500 г. до н. э. Древнейшие обнаруженные остатки деревень, возникших в связи с необходимостью вести более оседлый образ жизни, позволявший возделывать поля и охранять их от диких животных, датируются приблизительно 6250 г. до н. э. (плюс-минус 200 лет), однако в более поздние периоды их становится все больше и больше [36].

Вероятно, поначалу масштабы земледелия на Среднем Востоке были ограниченными, и занимались им женщины. Охота оставалась задачей мужского населения. Однако открытие женщинами даже зачатков земледелия резко нарушило хрупкое экологическое равновесие в природе. Численность охотников слишком возросла, дикие животные, окруженные быстро распространяющимися полями зерновых культур, по всей видимости, скоро были почти полностью истреблены [37]. По мере того как происходили эти перемены, земледелие постепенно заменило охоту в качестве основы жизни общества. Мужчины, чьи луки в значительной мере утратили свою полезность, возможно, поддались убеждениям взять на себя часть работы в поле — возведение оград для защиты от животных, сбор урожая в течение немногих драгоценных дней, когда зерно необходимо собрать до того, как оно осыплется и будет безвозвратно утрачено; и наконец, поскольку запасы продовольствия на год стали зависеть в основном от размера возделываемых участков, в некоторых общинах мужчины могли неохотно взять в руки лопату или мотыгу и выйти на полевые работы бок о бок со своими подругами.

При этом существовала и другая возможность. Мужчины могли приручить часть зверей, на которых они привыкли охотиться. Для сообразительных охотников было логично, столкнувшись с сокращением поголовья дичи, прибегнуть к защите своих потенциальных жертв от других хищников и сохранять стада для собственного использования в будущем. Однако это все еще очень отличается от полного одомашнивания, предполагающего эксплуатацию животных в целях использования их молока, шерсти и даже крови.

Никто не знает наверняка, как или через какие этапы образ жизни, основанный на охоте и собирательстве, уступил место другому, опиравшемуся на земледелие и скотоводство. Может быть, первые полностью прирученные животные использовались для заманивания своих диких сородичей в расставленные охотниками ловушки. Другие возможности их использования открывались человеку постепенно, по мере уменьшения популяций диких зверей. Без сомнения, новаторы не могли предвидеть, как приручение животных изменит существовавшие прежде обычаи. Люди вряд ли осознали подлинную причину наступивших изменений, поскольку все их отношения с животными были пронизаны мистическими представлениями. Ритуальное жертвоприношение пойманных зверей было частью религий некоторых народов, занимавшихся охотой; поэтому, возможно, защита и прокорм стад животных, которые могли стать потенциальной добычей, путем принесения более регулярных и обильных жертв в надежде обеспечить успешную охоту, казались единственно правильным поведением в условиях возрастающей нехватки дичи.

Можно утверждать только то, что жители Среднего Востока действительно смогли приручить коз, овец, свиней и крупный рогатый скот на ранней стадии развития сельского хозяйства. Таким образом, у них появилась возможность обеспечить постоянный и, может быть, даже возрастающий уровень производства мяса и других продуктов животного происхождения. Предположительно одомашнивание животных могло начаться даже прежде, чем развитие земледелия привело к увеличению популяции людей выше уровня, соответствовавшего образу жизни хищника; но даже в этом случае наличие домашних животных, очевидно, оказывало очень незначительное воздействие на жизнь первобытного сообщества до тех пор, пока охотники не обнаружили, что привычной дичи становится все меньше. Если охота приносит обычное количество добычи, зачем менять образ жизни, вобравший в себя опыт бессчетного числа предшествовавших поколений и освященный многовековой религиозной и моральной традицией? [38]