Белый Бурхан

Начались поздравления, грошевые подарки, всякие слова, но не мелькали в руках ожидаемые Торкошем медь и серебро, не шуршали бумажные рубли...

Давным-давно кончились деньги, оставленные ему Техтиеком, а хозяин Игнат дозволял теперь брать в лавке только крупы, соль и муку. Кабак-араку и табак лавочник Яшка мог продать лишь за деньги. Раза два или три Игнат вкладывал в руку своему конюху серебряные кружочки, а потом отказал и в этом:

- Будет с тебя, Толька! Этак-то ты и меня в свою бутылку окаянную загонишь! Нет мне выгоды поить тебя - и накладно, и работаешь хмельной плохо!

Вообще-то старик Лапердин относился к Торкошу хорошо - лишний раз не ругал, работать много тоже не заставлял, но круто переменился, как только тот отказался принять крещение в проруби.

- Не могу, - сказал тогда ему Торкош, - воды боюсь! Помру.

Холодной воды он боялся, но еще больше он боялся Техтиека, который хоть и разрешил ему креститься, но сказал об этом так, что и не поймешь сразу. Где была пуговица его слов?..1 Потом кто-то из русских работников шепнул Торкошу по секрету, что поп Капитон деньги дает тем алтайцам, кто, окрестившись у него тайно, других работников Игната к купели тащит.

- Подставь косичку попу, - говорили ему, посмеиваясь, - и на штоф он тебе мигом отвалит! Торкош поверил и пришел к попу:

- Не хочу молиться Эрлику, хочу молиться Христу!

- Благое дело, - потер руки отец Капитон, - зело борзо!

И вот он - христианин, православный...

Все разошлись, удалился и отец Капитон переоблачаться, а Торкош ждал, не веря простоте и обыденности случившегося. Уже проплелся, позванивая ключами, ктитор Василий, гася свечи специальным колпачком на палке. Наткнулся на Торкоша, спросил удивленно и подозрительно:

- А ты чего тут ждешь?

- Деньги жду.

- Деньги? Какие деньги?

- Поп крестил, косичку резал, должен деньги дать! Василий визгливо рассмеялся:

- Голова, два уха! Да где же ты видел, чтобы из церкви деньги выносили? Их сюды несут!

- Поп должен дать! - упрямо повторил Торкош. - Зачем тогда башкой в таз кунал? Зачем крестом махал и Эрлика ругал?

- Ну, брат! Скажи спасибо, что и за эту требу он с тебя самого не взял деньги, а даром окрестил! Поп-то призван овечек мирских стричь, а не овечки стригут попа... Ох-хо! Дикий ты, ишшо ломать тебя, тесать да остругивать!

Вышел из ризницы отец Капитон, Торкош кинулся

к нему:

- Деньги давай!

- А-а... Отпраздновать хочешь? Похвально!

Он отвернул полу шубы, пошарил в карманах мирских полосатых штанов, достал несколько мятых бумажек, втолкнул Торкошу в подставленный кулак:

- Три рубля. В долг даю! Возвернешь с лихвой и вскорости! Сам подаяниями верующих живу.

Торкош ухмыльнулся и, нахлобучив шапку прямо в церкви, весело зашагал к выходу.

Игнат не стал делить имущество, а вывел только Винтяя, откинув ему вместо десятой части больше четверти - только бы отвязался. Но и этой львиной долей старший сын остался недоволен:

- Ежли по-божьи, то любая половина - моя! Все вы - лежач камень! А под лежач камень-от и половодная

вода не канет...

Три средних сына, не уступавшие Винтяю в силе, кинулись на него с кулаками, но грозный притоп отца остановил их:

- Сукины дети! Всех лишу наследства моего!

И хотя семейная буря на этом улеглась, Игнат лучше других понимал, что ему теперь уже не удастся удержать в слабом кулаке былой власти - вывел Винтяя, придется выводить и остальных, оставляя себе голый кукиш...

Денег старшему сыну Игнат не дал: довольно с него и тех, что украл и награбил! Свой крестовый дом в два этажа тоже делить не стал - зануждался Винтяй в вольготности, пусть свои хоромы рубит! К лавке подбирался сын, но и тут получил от ворот поворот: наживи теперь сам и хозяйствуй, за сестрами тоже кое-что надо дать в приданое...

- Петуха запущу под стреху! - пригрозил Винтяй.

- На каторгу упеку! - ответствовал отец.

С тем и разминулись.

А вскоре слух прошел - оженился Винтяй. И не к отцу пришел за обкруткой, как ожидалось всеми, а у попа Капитона сначала крещение, а потом и венец принял. Все мог простить Игнат сыну, но поругание дедовской веры простить не мог: проклял на первом же молении, вогнав в страх жену, сыновей и дочерей...

Наступило временное затишье, и вот выкинул номер кучер самого Игната принял православие. Да если бы Игнат знал, что эту погань тот учинил за какие-то мятых три рубля! Да окунись Торкош в Иордань, Игнат бы ему ведро водки выставил и живого барана подарил! Пей да закусывай, отмечай всей душой новую святость свою! Неси старинный осьмиконечный крест в мир!..

- Может, обратно перекрестишься? - спросил его Игнат без всякой надежды на успех. - Моя вера любую

перешибет!

- Нет, теперь совсем не могу. И Эрлика боюсь и

Христа!

Да, промашку дал Игнат Лапердин! а ведь нежданным крещение Торкоша не было. В полный голос о том кучер говорил, даже про поповские деньги поминал... Пропустил мимо ушей Игнат, закрученный своими делами и думами! А теперь вот и покаянную душу упустил, радостную для господа! Верно молвится: пришла беда - отворяй ворота!..

Дня три новокрещенец глаз не показывал. Потом пришел, встал на пороге, долго тискал свою облезлую шапку в руках, глядя на Игната виновато и обиженно.

- Ты чего? - поднял от бумаг голову Игнат.

- Уходить решил. Совсем.

- Ну и иди, кто держит?

- Расчет давай!

- Расчет у меня с тобой не хитрый, - хохотнул Игнат, придвигая счеты. С чем пришел ко мне, с тем и уходи... Что наработал через пень-колоду, то и проел. Деньги свои пропил... Куда пойдешь-то среди зимы? Оставайся уж... Я на тебя шибко-то и не сержусь, Толька, сам в вине перед

господом...

Торкош удивленно захлопал глазами: говорит в вине,

а сам совсем трезвый!

- Техтиека буду искать.

- Да, ловок ты! - Игнат отодвинул бумаги, засмотрелся в окно, стирая ладонью и не в силах стереть ехидную усмешку. - Не примет тебя Техтиек в свою банду, Толька! Ему нужны молодые, крепкие и безбожные мужики, а ты кто? Гриб трухлявый...

- Тогда попа просить буду, чтобы в монастырь на Чулышмане меня отдал! Там буду жить и новому богу молиться... Пить брошу, бороду заведу, как у тебя...