Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

В те дни в Москву приехала польская певица Анна Герман. На этот раз не на гастроли, а чтобы сняться на телевидении и записать несколько новых песен. Ее визит был ограничен по времени — всего три дня, поскольку она боялась оставлять надолго с мужем своего маленького сына Збышека. Прямо из Шереметьево Герман повезли в Останкино, на съемки передачи «Мелодии друзей». Там она впервые встретилась с восходящей звездой советской эстрады Аллой Пугачевой и казахской певицей Розой Рымбаевой. Каждая из певиц исполнила по одной песне (Герман спела «Возвращение романса» Оскара Фельцмана). После записи она в сопровождении своей хорошей знакомой Анны Качалиной отправилась к композитору Владимиру Шаинскому, который обещал показать польской звезде свои новые песни. По дороге Качалина посетовала на то, что профессионалы взахлеб ругают песню «А он мне нравится» в исполнении Герман: мол, слишком пошловата и не отвечает стилю певицы. А Герман в ответ возразила: «Эти критики трактуют меня слишком односторонне. Я очень соскучилась по веселым песням и с удовольствием буду петь их еще, если Володя приготовит для меня что-то новое».

Как оказалось, Шаинский действительно написал для Герман новую песню, очень похожую на предыдущую, — «Когда цвели сады». Едва певица услышала ее, как тут же заявила, что включит ее в свой репертуар. А спустя несколько часов в творческом багаже Герман оказался еще один шлягер — «Белая черемуха» Вячеслава Добрынина. Он показал его певице у себя на квартире и сообщил, что фонограмму будет писать ансамбль «Лейся, песня» завтра утром в первом тонателье Московского телецентра.

Герман должна была приехать на запись во второй половине дня, к своему выходу. Но она решила присутствовать с самого начала. И просидела в тонателье аж семь часов! Столь долгая запись объяснялась тем, что Добрынин был недоволен игрой музыкантов и раз за разом заставлял их повторять все сначала. Одни только подпевки писали полтора часа. А когда наконец все было сделано, выяснилось, что у музыкантов в запасе осталось… всего лишь десять минут. То есть на запись Герман времени не осталось. «Ну, что ж, значит, придется заказывать студию на завтра», — сказал Добрынин. Но тут подала голос сама Герман: «Может быть, все-таки попробуем? Я постараюсь уложиться в оставшееся время». И произошло неожиданное: Герман спела свою партию с первого захода, уложившись в 2 минуты 36 секунд. Присутствовавшие в тонателье музыканты чуть ли не в один голос воскликнули: «Аня, вы выдающийся профессионал!»

Москва тем временем готовится к очередному партийному форуму — XXV съезду КПСС. Правоохранительным органам дана установка: очистить образцовый коммунистический город от сомнительных личностей, праздно шатающейся по улицам молодежи, пьяниц, а также диссидентов. Ни с кем из перечисленных не церемонятся: хватают прямо на улице и сажают либо в кутузку на 15 суток, либо заставляют уехать из города. 20 февраля такая участь постигла видного диссидента Андрея Амальрика. В тот день вечером он вместе со своей женой Гюзель вышли на улицу из гостей, как вдруг к ним с двух сторон подбежали люди в штатском, отпихнули женщину в сторону, а ее супруга затолкали в машину и увезли в неизвестном направлении.

Похищенного сначала привезли в ближайшее отделение милиции, где после короткого разговора снова усадили в автомобиль и куда-то повезли. Амальрик думал, что на Лубянку. Но оказалось гораздо дальше. Его привезли в Калугу, где остаток ночи и полдня он провел в милицейской камере. Днем 21 февраля двое вежливых людей в штатском отвезли его в Боровск. Только там Амальрику объяснили суть происходящего с ним: районный прокурор объяснил задержание тем, что Амальрик нигде не работает. На что диссидент ответил, что это неправда: мол, мое рабочее место — письменный стол. При этом даже сослался на подписанную Советским Союзом Международную конвенцию об отмене принудительного труда. На что прокурор парировал: «Мы же не ради вас ее подписывали». В итоге Амальрик в присутствии понятых получил формальное предупреждение о трудоустройстве в течение месяца и был с миром отпущен. Но его злоключения на этом не закончились.

Приехав в Москву и спустившись в метро, Амальрик внезапно заметил за собой слежку: за ним следил молодой человек в красном шарфике. Заметив, что диссидент его разоблачил, филер подошел к нему и с откровенной злостью произнес: «Долго ты будешь, падла, с нами в прятки играть?! Пиздуй домой и сиди там — дома мы тебя не тронем! А если надумаешь поехать к своим дружкам, то тогда головы тебе не сносить». Как ни странно, но Амальрика этот монолог не испугал. Более того, сразу после него он отправился не домой, а именно к друзьям. Но по дороге ему в голову пришла еще более дерзкая мысль: пожаловаться на филера его начальникам. И он заехал в приемную КГБ на Кузнецком мосту. Как вспоминает сам А. Амальрик:

«Из-за позднего часа никого, кроме дежурных лейтенанта и прапорщика, в приемной КГБ не было, я сказал, что их сотрудники, которым поручено следить за мной, мне угрожают. Растерявшийся лейтенант звонил кому-то и говорит: «Либо напишите сейчас заявление, либо зайдите в понедельник, здесь будут товарищи, они вам окажут помощь».

— Какая же помощь в понедельник, — сказал я, — если они мне в субботу голову проломят?

Лейтенант развел руками, как и его начальник, появившийся все же. Понервничал я довольно сильно, идя по темному безлюдному переулку и слыша за собой приближающиеся шаги и тяжелое пыхтенье…»

В Москву со всех концов страны съезжаются делегаты XXV съезда КПСС. Среди них был и будущий генсек ЦК КПСС, в те дни занимавший пост 1-го секретаря Ставропольского крайкома КПСС Михаил Горбачев. Как и большинство делегатов, он поселился в гостинице «Москва». Однако уже спустя несколько дней после приезда ему пришлось срочно возвращаться на родину — пришла телеграмма о том, что при смерти находится его отец Сергей Андреевич. Двое суток сын вместе с родственниками дежурил у постели отца, но сознание к тому так и не вернулось. 21 февраля он скончался в возрасте 66 лет.

В те последние зимние дни в Москве шли финальные матчи хоккейного турнира среди школьников «Золотая шайба» (начались 2 февраля). Принимал в них участие и я, играя за команду Бауманского района. Почти все матчи мы проводили на выезде, а это требовало от нас дополнительных затрат. Мало того, что хозяева бились с нами с удвоенной энергией, так еще и болельщики делали все, чтобы мы чувствовали себя неуютно. Помню, в воскресный день, 22 февраля, мы должны были играть матч за 3-е место на выезде (это была команда то ли Пролетарского, то ли Куйбышевского района), и тамошние болельщики, подловив нас на подходе к стадиону, предупредили, что в случае нашей победы «костей своих мы не соберем». Сомнений в том, что эти слова отнюдь не пустая угроза, ни у кого из нас не было — один их внешний вид уже говорил за себя: патлатые, поддатые, со свинцовыми кастетами в руках. Казалось бы, что после такого предупреждения нашим соперникам не составит труда разбить нас в пух и прах. Но, увы…

Едва мы ступили на лед, как угрозы патлатых были забыты нами напрочь. Мы бились аки львы, буквально мертвой хваткой вгрызаясь в каждый сантиметр площадки. Не хочу показаться нескромным, но я, будучи капитаном команды, старался личным примером вести одноклубников за собой. Через несколько минут после начала игры нам забили первый гол, но я сравнял счет. Затем хозяева опять вышли вперед, но мой точный щелчок опять восстановил равновесие. Во втором периоде ситуация изменилась — на этот раз уже мы вышли вперед. И опять отличился ваш покорный слуга, зарядив шайбу аж от синей линии (в том сезоне я стал самым результативным игроком команды, забив в 6 матчах 13 шайб). Однако удержать этот победный счет нам не удалось. В конце периода хозяева восстановили равновесие, а в начале третьего вышли вперед. Как мы ни старались, но уйти от поражения так и не смогли. В итоге нам досталось лишь 4-е место в турнире, что, в общем, тоже было неплохо. Несколько игроков нашей команды (в том числе и я) заработали 2-й юношеский разряд по хоккею. Вообще моя судьба тогда могла круто измениться. Во время товарищеской игры с юношеской командой «Крылья Советов» меня приметил их тренер и предложил перейти к ним. Надо ли говорить, что это было волшебное предложение: из жэковской команды перейти в профессиональную. Но я отказался. И как игрок 61-го года рождения, хотя на самом деле я был на год моложе. И в «крылышки» меня приглашали именно под старший возраст. Поэтому дай я свое согласие на переход, и наша афера моментально бы открылась. Короче, хоккеистом я так и не стал. Но вернемся в февраль 76-го.