Белый Бурхан

- Темирхан. К нам в работники?

- Торкош. Нет, я сам по себе... Давно косите?

- С праздника Фрола и Лавра*.

* 18 августа по старому стилю. В это время сенокос обычно уже заканчивался, а не начинался. Очевидно, травы снова загустели после дождей.

- Эйт! Ты что, крещеный? - изумился Торкош.

- Наденешь и русский крест на шею, - кисло улыбнулся Темирхан, - когда с голода подыхать станешь! Только нас не поп крестит, а сам хозяин Лапердин...

Вернулся парень, посланный Торкошем. Не слезая с коня, он протянул глиняную кринку с молоком и кусок коричневого ноздреватого хлеба, от одного запаха которого у Торкоша закружилась голова.

- Хорошо живете! - позавидовал он.

- Хорошо трава живет, когда ее овца не ест! - туманно отозвался Темирхан и попросил закурить.

Свернул самокрутку на русский манер, сунул ее в рот, полез за кресалом, а достал спички. Снова усмехнулся:

- Хорошо еще, парень, снег в горах живет. Со стороны последнего, только что выложенного стога, послышался сердитый хриплый голос, заставивший вздрогнуть и выронить самокрутку казаха, поспешно покинуть седло мальчишку.

- Что такое? - удивился Торкош. - Кто так громко кричит?

- Винтяй, - зашептал побледневший телес, вырывая литовку из-под локтя Торкоша, - сейчас драться прибежит! Толстой палкой!

- Палкой? Кто он такой?

- Старший сын хозяина, - ответил казах, наклоняясь за оброненной самокруткой, - злой и жадный. Хозяин лучше: в бога верит.

Телес уже бежал с литовкой на другой край поляны, чтобы наверстать то, что упустил с гостем. Темирхан кив-нул и тоже взялся за вилы. К Торкошу подлетел верховой охлябью, замахнулся березовой палкой, брызгая слюной из широко распахнутого рта:

- Пришибу, узкоглазый!

Торкош поднял нагайку и пригрозил:

- Сдачу дам! Морда толстый!

Слова, сказанные по-русски, охладили гнев верхового:

разглядев, наконец, что перед ним чужой, Винтяй резко осадил коня.

- Кто такой? - спросил он хмуро. - Почему работать мешаешь?

- Это - работа? - Ткнул Торкош в исковерканную землю. - Дурак! Учить надо, а не палкой драться!

Винтяй витиевато выругался, ринулся через поляну к телесу, но, увидев аккуратно уложенные валки сена, в недоумении остановился. Так алтайцы косить не умели, так мог косить только русский! Он что-то спросил у телеса, тот ответил и ткнул подбородком в сторону невозмутимо пускающего дым Торкоша. Винтяй развернулся и, спешившись, подошел,

- Ловок ты, бес! Люблю таких. Поехали?

- Куда ехать? - удивился Торкош. - Зачем? Я тут останусь!

- К отцу моему поехали! Чин тебе даст.

Игнат Лапердин любил одеваться по-купечески, хотя и не состоял в гильдии. Вот и сейчас: лиловый бархатный жилет, золотая цепь часов через тощее брюхо, плисовые штаны, заправленные в высокие самоварно сверкающие сапоги. Дополняли картину окладистая с рыжинкой борода, нос картошкой и волосы, расчесанные на косой пробор и смазанные деревянным маслом. К тому же, у Игната был ласковый убаюкивающий голос и неистребимый волжанский говорок, с круглыми, как монеты, словами.

По-алтайски Игнат говорил плохо, хотя понять его можно было. Но пользовался чужим языком редко, справедливо считая, что кому надо будет его понять, тот поймет, если даже он и заговорит по-турецки...

Выслушав доклад сына, Игнат вялым движением руки отпустил Винтяя и положил ту же руку на плечо Торкоша

- Если ругаешься и говоришь по-нашему, значит, жил

с русскими?

- Жил. Долго. Сам хозяин был!

- Ежли так чисто говоришь по-нашему, почему не стал с моим сыном обо всем на месте говорить?

- А кто он мне? - пожал Торкош плечами. - Никто. Ты - хозяин! С тобой говорить буду! Долго.

- Гордый ты, - вздохнул Игнат и убрал руку с плеча Торкоша, - а я хотел тебя к нему в помощники определить...

- Поругаемся. Худой он человек. Нехороший. Игнат вздохнул, отвел глаза к окну, замурлыкал, как кот:

- Водится это за им. Есть грех!.. Да токмо сам посуди - хозяйство большое, за всем сам не углядишь, а людишки - лодыри и воры! Но я ему скажу, чтобы он тебя не трогал... Будешь стараться - далеко пойдешь! Давно ищу человека, чтобы и поговорить мог с нехристями по-ихнему, и русский говор знал... Ты мне можешь подойти! Как звать-то тебя?

- Торкош.

- Буду тебя Толькой величать. Ваши имена у меня в башке плохо держатся. Мудреные больно, часто повторять - язык сломишь!

Игнат рассмеялся и пригласил Торкоша в горницу на чай с шаньгами. За столом был весел, шутил, но не забывал и свою линию гнуть. Он, конечно, любит всяких людишек, но требует, чтобы те не обманывали его, благодетеля. Он не только всем людишкам хозяин в деревне, но и их духовный отец и заступник за них перед господом. И он, Игнат Лапердин, один из немногих хранителей правильного закона, и его знают в этом чине не только в Чемале и Улале, но и в Бийске, и в Кузнецке, а может статься, и в самом Томске!

- Ежли сговорюсь с тобой, Толька, то - по рукам! Жить будешь вместе со всеми, хором для каждого я еще не понастроил!

- Нет, - улыбнулся Торкош, - у меня есть деньги и я хочу сам по себе жить!

- Во как! - удивился Игнат. - Откуда же у тебя капиталы?

- Продал скот, имущество.

- Про-одал? И на какие такие большие тыщи? - Игнат сдержанно рассмеялся. - Знаем мы ваши капиталы! Мятый рупь да потертая трешка! Алтын да пятак в меди!

- У меня много денег! Вот! - Торкош выудил пачку десяток и помахал ими перед носом Игната.

- Значит, не пойдешь к Винтяю в первые помощники? - нахмурился Лапердин. - Зачем же тогда в мою деревню приехал?

- Так вышло, - развел Торкош руками, - дорога привела, конь привез... К тебе служить пойду. Потом. К Винтяю - нет, никогда! Дурак он, палкой дерется!

- Ладно! - плотно положил на столешницу широкую ладонь Игнат, сжал ее в кулак. - Сыщу тебе службу у себя! Устраивайся пока...

Все три улицы Бересты были в кабале у Лапердиных, даже их духовный супротивник - священник Капитан, присланный год назад епархией, вынужден был считаться с их тяжелой рукой. Да и как ему было не считаться? Нищенский приход не мог прокормить и пропоить попа, да и службу надо было править хотя бы и для блезира. А людишки все - в кулаке у Игната Лапердина! В его храме домовом молятся и поклоны бьют, не замечая икон старого письма, каких теперь в церквях нет: зверовые лики... Другой бы поп сконфузился, с мятой шапкой в руках пришел, чтобы миром тот узел крепкий развязать, но Капитон - нет! Еще и пригрозил, голь перекатная: