Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

Не знаю, сводились ли «все лучшие элементы» IV конгресса к одной итальянской делегации, но кроме нее никто не поддержал Бухарина. Однако эта делегация дала своей поддержке такую мотивировку, что Бухарин счел нужным от нее отгородиться... Итальянцы, которые были тогда против тактики единого фронта, заявили, что вопрос о ее применении или неприменении есть дело национальных секций, и потому незачем включать эти вопросы в общую программу К[оммунистического] И[нтернационала].

Выступление тов. Бухарина создало такое положение, что русская делегация, обсудив вопрос, сочла необходимым огласить специальное заявление, подписанное товарищами Лениным, Троцким, Зиновьевым и Бухариным[60]. В этом заявлении говорилось, что русская делегация на конгрессе «устанавливает единодушно, что выдвигание переходных требований в программах национальных секций, так же как их общая формулировка и теоретическое обоснование их в общей части программы, не может рассматриваться как оппортунизм» (там же, с. 542).

После этого конгресс принял резолюцию, предложенную тов. Зиновьевым от имени русской и ряда других делегаций, в которой говорилось:

После IV конгресса в сентябре 1923 года Коминтерн выдвинул лозунг Социалистических соединенных штатов Европы61 как необходимый внешнеполитический лозунг, который был затем включен в манифест V конгресса и утвержден последним. Но ни этот лозунг, ни выдвинутые раньше внутренние политические лозунги в проект программы не вошли.

Постановление IV конгресса не было выполнено при выработке проекта V конгресса. Туда были вставлены четыре строки, в которых говорилось, что «отказ от выдвигания частичных требований и переходных лозунгов несовместим с принципами коммунизма» и что «тактика единого фронта и лозунг рабоче-крестьянского правительства входит важнейшей составной частью в тактику компартии на весь предреволюционный период». Но во всем проекте нет и намека на попытку «ясного и энергичного» теоретического обоснования, конкретизации этих лозунгов и разбивки их по историческим типам стран, чего требовал IV конгресс. Внесенные сначала в бухаринский проект поправки в этом смысле были оттуда вычеркнуты при окончательном редактировании. Докладывая на V конгрессе об изменениях, внесенных в проект программной комиссией, Бухарин коротко заявил, как будто бы речь шла о чем-то второстепенном или бесспорном:

«Следующее более важное изменение сводится к известному сокращению тактико-стратегической части. Мы дали обоснование нашей стратегии: роль партии, общие основания, а также определение нашей тактической линии. Дальнейшее развитие тактики единого фронта и лозунга рабоче-крестьянского правительства мы вычеркнули (Протоколы, с. 971)».

Такое формальное и по существу пренебрежительное отношение к решениям IV конгресса стало возможным, во-первых, вследствие господствовавшего на V конгрессе скептицизма по отношению к тактике единого фронта в результате германских событий 1923 г., во-вторых, потому что Ленина уже не было в живых, а исход внутрипартийной борьбы того времени лишил влияния на решения V конгресса инициаторов решения IV конгресса — товарищей Радека, Троцкого, Тальгеймера и «до молчания» перепугал тов. Варгу.

Но об отношении Ленина к вопросу о частичных или переходных требованиях коммунистов до завоевания власти мы знаем не только по решениям IV конгресса и русской делегации на нем, но и по спору, который происходил по этому вопросу между Лениным и Бухариным в 1917 г. в связи с выработкой программы РКП. Ленин предложил проект коренных изменений программы—минимум, которые шли в направлении большей демократизации государства и включения в программу государственно-капиталистических требований (контроль над производством, национализация банков, синдикатов и т.п.), Бухарин выступил против этого с «кажущимся радикальным», по словам Ленина, предложением: удалить вовсе программу—минимум, еще до свержения власти буржуазии.

Возражая Бухарину, Ленин писал, что «смешно выкидывать программу—минимум, которая необходима, пока мы еще живем в рамках буржуазного строя, пока мы еще этих рамок не разрушили, основного для перехода к социализму не осуществили, врага (буржуазию) не разбили и, разбив, не уничтожили» (т. XIV, 22, с. 465—66).

Спор был решен тем, что русский пролетариат завоевал власть, благодаря чему стало необходимым составление программы государственных мероприятий для перехода к социализму вместо программы переходных лозунгов в борьбе за власть и конечную цель. Бухарин, однако, счел это за победу своей точки зрения над ленинской и отмечал на Седьмом съезде РКП, что вот-де Ленин оказался вынужденным согласиться с его предложением и уничтожить деление программы на максимум и минимум. Этим, по-видимому, и объясняется то, что из двух вопросов (об анализе ранних стадий капитализма и программе—минимум), по которым он спорил против Ленина при выработке программы РКП, он не решился при выработке программы К[оммунистического] И[нтернационала] поднять снова вопрос о развитии раннего капитализма в наше время (подняв его в теперешнем проекте) и в то же время с очень большой (сначала) решительностью выдвинул вопрос о программе—минимум или, по позднейшей терминологии, программе частичных требований.

б) «Программа действий» нового проекта и вопрос о содержании нашей работы в профсоюзах

Как решает новый проект эти жизненной важности вопросы нашей эпохи между двумя революциями? Какие лозунги борьбы выдвигает он перед компартиями Запада на весь предреволюционный период, который и при благоприятных условиях будет длиться ряд лет? Посвященная этому вопросу последняя глава нового проекта («Путь к диктатуре») разрослась в три-четыре раза против прежнего. Она получила громкое заглавие «Стратегия и тактика К[оммунистического] И[нтернационала]». Тем самым вопросы тактики как будто получают законное место в программе, в то время как на IV конгрессе тов. Бухарин не хотел их пускать в это «святилище». Но что мы находим на тех четырнадцати страницах, которые следуют за этим заголовком?

Первая треть посвящена (в плохое подражание Коммунистическому манифесту Маркса—Энгельса) абсолютно бесполезным для определения нашей тактики характеристикам анархизма[62], синдикализма[63], конструктивного и гильдейского социализма, суньятсенизма, гандизма и социал-демократии. Свободной характеристики последней и нашей тактики в отношении ее нет. Зато не забыты и заботливо перечислены давно уже почившие старички (политически умершие еще при жизни) Кропоткин[64], Жан Грав[65], Корнелисен[66] и плодящие много литературы, но абсолютно лишенные влияния в рабочем классе Пенти[67], Оранж[68], Гобсон[69], Коул[70] и т. п. Вторая треть главы занята общими местами вроде того, что в тактике надо учитывать внутреннюю и внешнюю обстановку и т. п. Наконец, добираемся до одной единственной 82-й странички, на которой речь идет о лозунгах для компартии на ближайшие годы, и там читаем:

«При отсутствии революционного подъема коммунистические партии должны, исходя из повседневных нужд трудящихся, выставлять частичные требования и лозунги, развивая их и увязывая их с коренными задачами К[оммунистического] И[нтернационала]. Отказ от частичных требований и переходных лозунгов не совместим с тактическими принципами коммунизма, ибо он на деле обрекает партию на пассивность и отрывает ее от масс. При этом тактика единого фронта входит важнейшей составной частью в тактику компартий на весь предреволюционный период.