Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.

Разумеется, когда взаимоотношения карательных органов (ревтрибуналов, ЧК, милиции и юридических учреждений) не были строго регламентированы, возникали бесконечные споры на тему: кто главнее? В них, как правило, побеждали чекисты, всецело поддерживаемые Лениным.

В декабре 1918 г. М. Ю. Козловский, член коллегии Наркомата юстиции РСФСР, писал Ленину, что посылает 8 дел из ВЧК, из коих можно убедиться, «как ведутся дела в ВЧК, с каким легким багажом отправляют там в „лучший мир“». Козловский приводил примеры подобных дел: расстрел жены белогвардейца, активного монархиста, за кражу ржи и т. д. Сергееву расстреляли за участие в работе организации Савинкова. Она заявила, что призналась в этом под угрозой расстрела. Когда Козловский спросил, где этот следователь, ему ответили, что он расстрелян как провокатор. Никаких данных о сотрудничестве Сергеевой с Савинковым и его организацией в деле нет. На заседании коллегии ВЧК 17 декабря 1918 г. обсуждалось письмо-протест Козловского. Решили, что Козловский не имел права вмешиваться в дела ВЧК, потребовать от него доказательств о 50 % невинно расстрелянных ВЧК, внести по этому поводу протест в ЦК партии, «считать действия его совершенно недопустимыми и вносящими полную дезорганизацию в работу ВЧК». По предложению Дзержинского коллегия ВЧК потребовала полного доверия ЦК РКП(б) к своим действиям и заявила о недопуске контроля своей деятельности со стороны Наркомюста. В ответ на это Козловский, заявив, что его протест поддержан коллегией Наркомюста, вновь писал Ленину 19 декабря 1918 г., что им опротестованы как незаконные 16 расстрелов из 17, осуществленные ВЧК. Ленин согласился с Дзержинским [114].

Неограниченная власть, находившаяся в руках ВЧК, право брать заложников, вести розыск и следствие, выносить приговоры и приводить их в исполнение вызывали несогласие многих ведомств и организаций. В 1918–1920 гг. было несколько случаев, когда какое-либо из названных прав ВЧК передавалось ревтрибуналам. Но через какое-то время все права вновь возвращались чекистам. В конце декабря 1918 г. — начале 1919 г. эта проблема обсуждалась в печати и на партийных собраниях. Н. В. Крыленко, выступивший за ограничение прав ВЧК, на московской общегородской конференции РКП(б) 30 января 1919 г. говорил о необходимости «уничтожить принципы безгласности и бесконтрольности в работе ЧК». Дзержинский в ответ Крыленко обосновал методы работы ВЧК тем, что «там, где пролетариат применил массовый террор, там мы не встречаем предательства», «право расстрела для ЧК чрезвычайно важно». Дзержинского поддержали сотрудники ВЧК Я. X. Петерс и Г. С. Мороз, Крыленко — советские работники, члены ревтрибуналов. Суть спора выразил в заключение Крыленко, сказав, что нельзя допустить, «будто чекисты являются монополистами спасения революции». Это была дискуссия не по правовым вопросам, а о том, кто «нужнее» революции, тому больше власти, финансирование и т. д. Собрание приняло резолюцию, предложенную Крыленко, по которой судебные решения имели право принимать только ревтрибуналы, а за ВЧК оставалась «роль розыскных боевых органов по предупреждению и пресечению преступлений». Постановление ВЦИК 17 февраля 1919 г. оставило ВЧК право выносить приговоры в местностях, объявленных на военном положении, для пресечения контрреволюционных и иных выступлений [115].

На местах, в отличие от дискуссий в московских газетах, чаще наблюдалась совместная работа чекистов и трибунальцев, общие мотивы их преступлений по должности [116]. Они все вместе осуществляли «террор среды» в борьбе с тем, что они полагали «контрреволюцией». Для этих учреждений террор был обыденным делом, собственно, для его проведения они и были созданы. Советские юристы отмечали, что революционные военные трибуналы возникали вопреки решению Наркомата юстиции, их появление явилось творчеством военного ведомства, а не законодательных актов. У них были чрезвычайные полномочия, и даже тогда, когда в начале 1920 г. была временно приостановлена смертная казнь по приговорам ВЧК, военные трибуналы этим правом пользовались (в 1920 г. военные трибуналы приговорили к расстрелу 5757 чел. — 5,4 % от общего числа осужденных) [117].

ВЧК и ревтрибуналы, особенно при проведении массового террора, опирались на многочисленные силовые структуры Советского государства. Все они специальными приказами вынуждены были участвовать в карательных акциях. Осенью 1918 г. член коллегии Наркомата внутренних дел РСФСР В. Тихомирнов и начальник управления милиции А. Дижбит в приказе № 3 осуждали тех милиционеров, которые заявляли о своей нейтральности к контрреволюционным выступлениям, полагая своей обязанностью только защиту личной и имущественной безопасности граждан. «На советской милиции, — писали эти руководители, — как первейшая обязанность лежит охрана прав рабочего класса и беднейшего крестьянства. Для советской милиции спекулянт, мешочник, всякое лицо, нарушающее распоряжения центральной или местной власти о твердых ценах, правила распределения между гражданами продуктов и товаров — больший преступник, чем преступник и вор обыкновенный». С мест докладывали, что этот приказ стал выполняться, когда в милицию пришли коммунисты [118]. Милиционеры участвовали в арестах подозреваемых, подавлении крестьянских выступлений, реквизиции хлеба и т. д.

Для ликвидации крупных антибольшевистских крестьянских, рабочих, солдатских и матросских выступлений использовались части Красной Армии, внутренние войска (ВОХР), части особого назначения (ЧОН), продовольственные отряды и продовольственная армия. Внутренние войска были созданы постановлением совета рабоче-крестьянской обороны 28 мая 1919 г. Они объединили красноармейские отряды, состоявшие до этого в ведении Наркомпрода, Главвода, Главсахара, Главнефти и прочих ведомств, за исключением войск железнодорожной и пограничной охраны. Общая численность этих войск устанавливалась в 120 тысяч человек [119]. Продовольственные отряды и продовольственные армии действовали в сельских районах страны. Их численность колебалась от 23 201 бойца в октябре 1918 г. до 62 043 человек к декабрю 1920 г. [120]. Части особого назначения — военно-партийные отряды — создавались на основании постановления ЦК РКП(б) от 17 апреля 1919 г. для борьбы с контрреволюцией из коммунистов, комсомольцев и рабочих активистов. В декабре 1921 г. в ЧОН числилось кадрового состава 39 673 чел. и переменного — 323 372 чел. [121].

Но главным проводником террора была ВЧК, руководителем политики его осуществления — большевистское руководство. ЦК РКП(б) в послании чекистам сообщал: «Необходимость особого органа беспощадной расправы признавалась всей нашей партией сверху донизу. Наша партия возложила эту задачу на ВЧК, снабдив ее чрезвычайными полномочиями и поставив ее в непосредственную связь с партийным центром». Лацис подчеркивал, что ВЧК создавалась «главным образом как орган коммунистической партии», Ленин полагал, что каждый коммунист должен быть чекистом и что во главе местных ЧК должны быть члены партии с двухлетним стажем [122].

Всероссийская чрезвычайная комиссия при СНК РСФСР по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности (ВЧК) была создана 7(20) декабря 1917 г. по инициативе Ленина. Председателем ее стал ф. Э. Дзержинский [123], сотрудниками в разное время были видные советские государственные и партийные деятели. Большинство сподвижников Ленина считали формирование ВЧК естественным и необходимым для защиты революции и осуществления диктатуры пролетариата. Историк-большевик M. Н. Покровский обосновал это так: марксисты планировали «буржуазную реакцию» на захват власти. «При этом рисовалась картина сопротивления сравнительно тонкого слоя, сильного не численностью, а накопленными богатствами, частью умело спрятанными, да поддержкой буржуазии других стран… Рисовалась, значит, такая картина: с одной стороны — масса, борющаяся за революцию, с другой стороны — кучки реакционеров. Что и на стороне реакции может оказаться тоже масса, это не то чтобы совсем не учитывалось, но, несомненно, оставалось вне поля ясного сознания» [124]. Вот эта сопротивляющаяся большевикам масса и вызвала появление учреждения, не стесненного в своих действиях никакими законами. Этого объяснения властей придерживался Ленин, когда «логикой борьбы и сопротивлением буржуазии» обосновывал «самые крайние», «самые отчаянные, ни с чем не считающиеся приемы гражданской войны». И успокаивал, что там, где не будет такого бешеного сопротивления буржуазии, не будет того насилия и кровавого пути, «который нам навязали господа Керенские и империалисты» [125]. Эта скорее пропагандистская, самооправдывающая точка зрения не может быть принята, так же как и противоположная, согласно которой красный террор и введение военного коммунизма были «сопряжены не столько с реальными условиями тех или иных моментов в истории страны, сколько с самой идеологией ленинизма, с первородным грехом большевизма» [126].