Золото Трои

Шанс был упущен. Тем временем немецкие раскопки в Бунарбаши в 1864 г. подтвердили правоту Калверта и Ньютона в том, что гомеровской Трои там не было. В следующем, 1865 г. Калверт провел пробные раскопки в северной части Гиссарлыка и натолкнулся на остатки античного храма Афины и эллинскую городскую стену, возведенную Лисимахом, одним из полководцев Александра Македонского. Он продвинулся внутрь огромного северо-восточного бастиона, который мы теперь называем Троей VI, а на юге обнаружил часть стены, посчитав ее античной. На севере он вскрыл уровни бронзового века, расположенные ниже храма Афины, хотя античные строители и снесли стены древних городов, за исключением фундаментов. И все же раскопки завершились несомненным успехом. Калверт понял, что курган имеет глубокое слоистое строение, но раскопки требуемых масштабов ему не по карману. Калверт чувствовал, что Гиссарлык — место легендарных событий, и археологические изыскания смогут «ответить на фундаментальный вопрос «ubi Troja fuit»… Все древние авторы (после Гомера) помещали Трою в Новый Илион вплоть до времен Страбона», — писал он в 1868 г.

Вся слава была оставлена Генриху Шлиману.

Глава вторая

ГЕНРИХ ШЛИМАН

Летом 1868 г., а точнее — в 5 утра 14 августа непривлекательного вида человек осторожно ехал верхом через болотистые заросли вдоль реки Мендерес. Он был мал ростом, с круглой головой (как описывали его друзья), весьма скудной шевелюрой, багровым лицом и очками на носу. «Круглоголовый, круглолицый, круглошляпый очкарик», — как говорили другие. В 10 часов утра он добрался до обширного, усыпанного булыжником плато, прошел по его полуторамильному периметру, отмечая следы городской стены, и взобрался на холм Гиссарлык. Здесь он осмотрел раскопы, обнажившие часть подиума храма. Это место, писал он позднее,

Когда дневное солнце стало опускаться в Дарданеллы, человек, устало тащась по болотистой низине, направился к берегу, чтобы найти пристанище на ночь.

Этот рассказ, который, как мы теперь знаем, во многом является выдумкой, был написан той осенью в Париже. Он знаменует начало самой поразительной истории в археологии.

Говорят, что мы так много сегодня знаем о Трое благодаря одержимости одного человека. Так оно и есть. История Шлимана — самая романтическая в археологии, и ее следует читать в его собственном изложении. Но к его книгам «Илион», «Микены», «Тиринф» следует относиться с изрядной долей осторожности: в них не всегда можно отличить миф от реальности. Материалы о жизни Шлимана обширны. Имеются 11 книг автобиографии, восемнадцать путевых дневников, двадцать тысяч листов документов, шестьдесят тысяч писем, деловые записи, почтовые открытки, телеграммы и все виды прочей переписки. А также 175 томов журналов раскопок, при том, что 46 утеряны, включая важные отчеты из Трои, Орхомена и Тиринфа (несколько лет назад в руки афинских букинистов попали три утерянных альбома с планами, рисунками и фотографиями из Микен). Добавьте ко всему этому множество аналогичных материалов, оставленных учеными, знавшими его, работавшими с ним, подшивки газет, новые находки (пять писем, найденных в 1982 г. в Белфасте), и вы получите представление о масштабах задачи при попытке отделить факты жизни Шлимана от домыслов. Шлиман был человеком колоссальной энергии. О нем написано много книг, но и по сей день нет его достоверной биографии. Поэтому читателю, восхищающемуся замечательной историей одного из самых необычайных людей XIX в. — гения, и пусть в этом никто не сомневается, — нужно с осторожностью отнестись к мифу, сочиненному Шлиманом о себе, который так охотно принял весь мир. Он признавал, «мой самый большой недостаток, что я хвастун и обманщик… давал бесчисленные преимущества». Склонный к гиперболе, бахвальству и часто явной лжи, Шлиман являет нам удивительный парадокс существования в одном лице «отца археологии» и рассказчика небылиц.

Мы не можем быть уверены в правдивости его повествования о своем детстве. В восемь лет, говорит он в «Илионе», опубликованном в 1880 г., отец подарил ему на Рождество «Всеобщую историю» Джерера с гравюрой, где Эней убегает от горящих башен Трои.

Этот рассказ появился в печати в 1868 г., когда Шлиману было сорок шесть. В нем впервые говорится о том, что раскопать Трою и доказать правдивость поэмы Гомера было целью всей его жизни. Но так ли это? В декабре 1868 г. он пишет своему восьмидесятивосьмилетнему отцу:

Скептики могут заключить, что именно отсюда старый Шлиман узнал об этом эпизоде, и действительно, холодный взгляд на переписку его сына заставляет полагать, что рассказ о цели жизни Шлимана — выдумка. Проведя детство в Мекленбурге, он становится преуспевающим бизнесменом, ведет дела в Санкт-Петербурге и в США, частенько оказывается замешанным в сомнительных операциях. В Крымскую войну Шлиман завладел рынком пороховой селитры, подкупал золотоискателей во время «золотой лихорадки» в Калифорнии и вел дела с хлопком в годы Гражданской войны в Америке — по крайней мере, так рассказывает он сам. В конце 50-х годов ему, похоже, захотелось переключиться с деловой карьеры на более интеллектуальные цели, чтобы добиться респектабельности. Вначале он надеялся посвятить себя сельскому хозяйству. Когда ничего не получилось, Шлиман пожелал обратиться к иного сорта деятельности, возможно, в области филологии, но вскоре был обескуражен. «Слишком поздно для меня начинать научную карьеру», — писал он. Подобно многим европейцам XIX в., Шлиман знал Гомера и любил его поэмы, но, вероятно, лишь посещение Греции и Трои летом 1868 г. — и встреча с Фрэнком Калвертом — воодушевили его заняться археологией.