Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

Влияния — почва для историка весьма неверная и зыбкая, потому что легко поддаться распространенному заблуждению post hoc, ergo propter hoc — «после этого — значит по причине этого». Нельзя утверждать, что коммунизм «породил» фашизм и национал-социализм, ибо они имели собственные корни. Но можно сказать, что, когда антидемократические силы в послевоенной Италии и Германии накопили достаточно сил, их лидеры уже имели готовую модель для подражания. Все атрибуты тоталитаризма были предвосхищены в ленинской России: официальная, всеохватывающая идеология; единственная элитарная партия, возглавляемая «вождем» и безраздельно господствующая в государстве; полицейский террор; контроль правящей партии над всеми средствами коммуникации и вооруженными силами; централизованное управление экономикой*. Поскольку в начале 20-х, когда Муссолини устанавливал свой режим, а Гитлер основывал свою партию, в Советском Союзе — и нигде более — уже существовали все необходимые институции и процедуры, бремя доказательства того, что между «фашизмом» и коммунизмом нет никакой связи, ложится на тех, кто придерживается такого взгляда.

* Эти критерии были установлены Карлом Дж. Фридрихом и Збигневом Бжезинским в книге «Totalitarian Dictatorship and Autocracy» (New York-London, 1964. P. 9—10). Планирование хозяйства было впервые реализовано в Советском Союзе в 1927 году, но основа его была заложена еще Лениным в 1917 году при учреждении Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ).

* * *

Ни одна крупная фигура среди социалистов в Европе до Первой мировой войны не носила большего сходства с Лениным, чем Бенито Муссолини. Как и Ленин, он возглавлял антиревизионистское крыло социалистической партии в своей стране; как и Ленин, он считал, что рабочие, предоставленные сами себе, недостаточно революционны и к радикальным действиям их должна подтолкнуть интеллигенция. Однако он действовал в более сочувствующем его идеям окружении, и ему не пришлось, как Ленину, раскалывать партию и уводить за собой меньшинство — Муссолини поддерживало большинство Итальянской социалистической партии (ИСП), и он изгнал реформистов. Если бы не резкая перемена своей позиции в отношении к войне в 1914 году в пользу выступления Италии на стороне союзников, которая повлекла его исключение из ИСП, он вполне мог бы стать итальянским Лениным. Историки-социалисты, не зная, как отнестись к этим фактам ранней биографии Муссолини, либо замалчивают их, либо описывают как мимолетное увлечение социализмом человека, истинными учителями которого якобы были не Маркс, а Ницше и Сорель*. Такое объяснение, однако, плохо уживается с тем обстоятельством, что итальянские социалисты имели достаточно высокое мнение о будущем вожде фашизма, чтобы назначить его в 1912 году главным редактором своего партийного органа печати — газеты «Аванти!»¹⁴ . Отношения Муссолини с социализмом нельзя назвать минутным увлечением, они скорее характеризуются фанатической преданностью: до ноября 1914 года, а в некотором отношении и вплоть до начала 1920-го, его взгляды на природу рабочего класса, структуру и функционирование партии, на стратегию социалистической революции ничем существенно не отличались от ленинских.

* Один из устойчивых мифов антифашистской литературы состоит в том, что Сорель оказал большое влияние на Муссолини. В действительности это влияние было слабым и недолгим (см.: Megaro G. Mussolini in the Making. Boston—New York, 1938. P. 228; Nolte E. Der Faschismus in seiner Epoche. Munich, 1963. S. 203). Муссолиниевский культ насилия вдохновлялся не Сорелем, а Марксом. Сорель однажды в сентябре 1919 г. написал Ленину эклогу («Pour Lenine». In: Reflexions sur la violence. 10th ed. Paris, 1946. P. 437—454), в которой он говорил, что был бы безмерно горд, если бы правдой были слухи, что он, Сорель, внес свой вклад в интеллектуальное развитие человека, который представляется ему «и самым великим теоретиком социализма после Маркса, и главой государства, гений которого сравним лишь с гением Петра Великого» (р. 442).

Муссолини родился в Романье, наиболее радикально настроенной провинции Италии, в семье обедневшего ремесленника анархо-синдикалистских и марксистских убеждений. Отец внушал ему, что человечество делится на два класса: эксплуататоров и эксплуатируемых. (Этой формулой Муссолини воспользовался как социалистический лидер: «В мире есть только два отечества: эксплуататоров и эксплуатируемых» — sfruttati и sfruttatori ¹⁵ .) Муссолини был гораздо более скромного происхождения, чем вождь большевиков, и в его радикализме отчетливо просматривалась пролетарская природа. Он был не теоретиком, а тактиком, чей мировоззренческий эклектизм, смесь анархизма и марксизма, как и его пристрастие к насилию, напоминали идеологию русских социалистов-революционеров. В 1902 году в возрасте 19 лет он поехал в Швейцарию, где провел два года в крайней нужде, выкраивая время для учебы между случайными приработками*. В этот период он сошелся с радикальной интеллигенцией: и весьма вероятно, хотя и нельзя утверждать категорически, что он встречался с Лениным**. По словам Анжелики Балабановой, которая часто видела Муссолини в этот период, он был тщеславным эгоцентриком, склонным к истерии, чей радикализм коренился в бедности и ненависти к богатым¹⁶ . Именно тогда он проникся устойчивым отвращением к реформистскому, эволюционному социализму.

* Его отъезд из Италии обычно объясняется желанием избежать армейского призыва. Но, как указал Джеймс Грегор, это не может послужить объяснением, поскольку, вернувшись в ноябре 1904 года, он два года прослужил в армии (Ycung Mussolini and the Intellectual Origins of Fascism. Berkeley, 1979. P. 37).

** Ренцо де Феличе (Mussolini il rivoluzionario, 1883—1920. Turin, 1965. P. 35) считает, что такая встреча действительно произошла. Муссолини, никогда ясно не отвечавший на вопрос о встрече с Лениным («[русские эмигранты] постоянно меняли свои имена»), однажды загадочно заметил: «Ленин знал меня много лучше, чем я его». Во всяком случае в этот период он читал в переводе некоторые труды Ленина и сказал, что они «пленили его» (de Begnac Y. Palazzo Venezia: Storia di un Regime. Rome, [1950]. P. 360).