Грани русского раскола
Грани русского раскола читать книгу онлайн
В книге представлен взгляд па отечественную историю сквозь призму русского религиозного раскола. Потрясения, произошедшие в России и вызванные церковными реформами середины XVII века, имели большое влияние па развитие страны в последующие два столетия. Многосложные процессы, протекавшие тогда, наложили отпечаток па всю социальную ткань российского общества. Именно в конфессиональном своеобразии кроются истоки ключевых событий пашей истории, связанных с крушением в начале XX века российской империи в ее никонианском обличье.
Автор – доктор исторических наук, профессор РГГУ.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Активность Распутина, козырявшего своей близостью к императорской семье и связями в высшем свете, не могла не привлекать всеобщего внимания. Естественно, появление такого персонажа было замечено и оппозиционно настроенной публикой. Его неутомимая деятельность давала отменный повод задуматься о том, каким образом в верхах решаются дела государственной важности. Впервые антидинастическая атака на власть в связи с распутинской темой была предпринята нижней палатой в начале 1912 года. Инициатором выступил один из лидеров думы третьего созыва А.И. Гучков. Надо подчеркнуть, что это был весьма решительный шаг, хотя пока он и ограничивался церковной сферой. Орган октябристов «Голос Москвы» 24 января 1912 года поместил письмо о чинимых Распутиным безобразиях, взывая к Синоду призвать проходимца к ответу. На публикацию в своем же партийном органе мгновенно откликнулся Гучков: он направил в духовное ведомство официальный запрос с требованием избавить общество от «мрачных призраков средневековья». К избавлению от них дума приступила незамедлительно. В ходе обсуждения сметы Синода лидер кадетов П.Н. Милюков возмущенно говорил о темном влиянии человека «громадной силы», уже устранившего двух обер-прокуроров Синода: ему посылал поздравительные телеграммы П.А. Столыпин, его часами выслушивал В.Н. Коковцов [1412]. Социал-демократ Е.П. Гегечкори поднялся до обобщений:
«Нужно сказать народу, что корень зла не в Распутине, как бы преступен он ни был, как бы влияние его ни было отвратительным, как и его нравственная физиономия; эти гнойники исчезнут вместе с исчезновением той социально-политической обстановки, которая эти явления порождает» [1413].
Думские обличения вызвали широкий общественный резонанс. Сама возможность влияния старца на события государственной важности оскорбляла общество. Думская критика вызвала большое недовольство Николая II, который расценил ее не иначе, как вмешательство в свою семейную жизнь. С той поры инициатор всех этих событий А.И. Гучков превратился в личного врага императорской четы.
Поэтому когда осенью 1915 года в отношениях власти и оппозиции наступил кризис, последняя прекрасно понимала, какое орудие против режима ей использовать. Внимание к персоне Распутина перемещается в центр общественной жизни и уже не покидает его вплоть до убийства «старца» в декабре 1916 года. Разочарование от неудачной попытки Прогрессивного блока продавить парламентскую модель резко усилило разговоры о влиянии темных сил, которые полностью контролируют императора и вершат всю большую политику. Ключевую роль здесь играли члены блока; например, уволенный обер-прокурор Синода А.Д. Самарин объяснял свою отставку кознями Распутина и царицы. Как заметила полиция, благодаря этому почтенному деятелю грязные сплетни о царской семье стали достоянием улицы [1414]. То же отмечают и исследователи: имя Распутина приобрело всероссийскую известность именно в годы Первой мировой войны, а с осени 1915 года слава сибирского «праведника» достигла апогея [1415]. Ответ на вопрос, кто же в действительности правит Россией, был однозначным.
Надо заметить, что далеко не у всех в высшем свете этот ответ вызывал негодование. Многие увидели здесь своеобразный механизм реализации собственных карьерных и материальных вожделений. Фигуру высочайше обласканного «старца» постоянно окружали просители и посетители самого разного, в том числе и аристократического, ранга. Даже С.Ю. Витте, человек, прошедший большую государственную школу, не избежал искушения: под конец жизни он пытался вернуться во власть именно через Распутина [1416]. Со «старцем» начали связывать все ключевые назначения той поры; в так называемой министерской чехарде 1915-1916 годов видели доказательство влияния «друга» императорской семьи. Как остроумно заметил депутат ГД националист В.В. Шульгин, общество считало, что распутинские каракули имеют силу наравне с высочайшими рескриптами [1417]. Вместе с тем мировоззрение «старца» было абсолютно свободно от политических пристрастий. Он не благоволил не только деятелям Прогрессивного блока, но и правым организациям. В частности, оставался равнодушным к лидерам правых, просившим поддержать то или иное начинание, и те ненавидели его не меньше либералов [1418]. Один из руководителей полиции А.Т. Васильев, лично хорошо знавший Распутина, отмечал:
«Его политические взгляды, насколько он их вообще имел, были достаточно простыми... Тонкости так называемой высокой политики были далеки от круга его интересов, и он совершенно не мог понять, к чему в конечном счете стремятся различные партии, группировки в Думе, газеты» [1419].
Иными словами, этот неутомимый устроитель судеб высшей бюрократии проявлял свои симпатии, руководствуясь не идейными соображениями, а личностно-бытовыми предпочтениями.
Распутин – могильщик династии. Это мнение, ставшее затем хрестоматийным, завладело умами современников тех драматических событий (а впоследствии и будущих историков). Оно обстоятельно изложено в обильной мемуарной литературе различных политиков, членов Прогрессивного блока и сочувствующих ему [1420]. Авторы воспоминаний, написанных в эмиграции, подробно останавливаются на роковой роли «старца» в крушении империи, оставаясь в рамках неизменной логики: Николаем II управляла царица, а ею – Распутин. Эту схему целиком восприняла также советская историография [1421].
Однако в мемуарах присутствует и совершенно иной взгляд на вещи. Его придерживаются, в том числе, П.Л. Барк, П.В. Воейков, П.Г. Курлов, А.Т. Васильев, А.А. Мордвинов, Н.Д. Жевахов, эмигрантский исследователь С.С. Ольденбург. Заметим, что все эти люди в свое время занимали высокие посты, некоторые были близки с императорской четой. Красной нитью в их мемуарах проходит мысль о сознательном преувеличении влияния темных сил на политическую обстановку тех лет.
«Распутин не лез в первые ряды политической арены, – свидетельствует А. Т. Васильев, – его вытолкнули туда другие люди, стремящиеся потрясти основание российского трона и империи... они распускали самые нелепые слухи, которые создавали впечатление, что только при посредничестве сибирского мужика можно достичь высокого положения и влияния» [1422].
Аналогичную мысль излагает и флигель-адъютант царя А.А. Мордвинов:
«Я не мог себе представить, чтобы образованный, глубоко культурный, исторически начитанный человек... каким, без всяких сомнений, являлся Государь, смог попасть под влияние и оказаться руководимым, не в частной жизни только, а в государственном управлении, каким-то безграмотным мужиком».
Весьма любопытно и такое замечание Мордвинова: если ни один государственный деятель разных лет не мог утверждать о своем исключительном влиянии на Николая II, то что же тогда говорить о Распутине?! [1423] Вопреки очевидной ценности этих свидетельств, они долгие годы не воспринимались всерьез. Исследователи обратили на них внимание только в постсоветский период, когда открылся доступ ко многим новым источникам [1424]. Опираясь на них, специалисты провели большую работу, чтобы установить степень влияния, которым обладали императрица и Распутин [1425].
