Люди советской тюрьмы

— Пивоваров, так Пивоваров. Чорт с вами признаюсь. Пишите…

Через три месяца повторилась подобная же история.

Следователь кричал, ругался и требовал от подследственного признаний в сообщничестве с террористом Пивоваровым, который до своего ареста, будто бы, пытался отравить секретаря краевого комитета ВКП(б) Евдокимова. Подследственный "признавался" и подписывал протоколы уже по привычке.

Когда арестовали и Евдокимова, Симсон-Земит впал в недоумение и растерянность.

— Кого же они теперь ко мне пришивать будут?

Подходящих для обвинений в терроре людей на воле, пожалуй, уже не осталось.

В конце концов обвинительное заключение по "делу" Симсон-Земита было составлено без точной квалификации его преступлений. В этой "обвиниловке" кратко и туманно констатировалось:

"Привлекающийся к суду по данному делу (имя-рек) покушался на жизнь ряда руководящих работников Северо-Кавказского края".

На суде Симсон-Земит вел себя с вызывающим нахальством и даже буйствовал. Он бросался с кулаками на председателя суда и прокурора и, удерживаемый стражей, кричал:

— Чего вы от меня хотите, сволочи? Тоже признаний в терроризме? Ладно. Признаюсь. Я на вашем конвейере пыток привык признаваться. Да, я террорист! Всех коммунистов стремился убить. И вас, сукиных сынов, тоже…

Нахальство и буйство латыша кончилось тем, чего он никак не ожидал. Оно избавило его от судебного приговора. Суд признал, что подсудимый "страдает сильным психическим расстройством и находится в состоянии беспрерывной аффектации". Из тюрьмы он вышел с бумажкой, в которой было написано:

"Освобожден в связи с прекращением дела, за отсутствием состава преступления".

В Холодногорске ему дали кличку: "Трижды террорист".

4. Приятель шаха персидского

Лудильщика Аванеса Маркарьянца мучили на "конвейере пыток" три месяца. Обвинялся он в шпионаже для иранской разведки. Поводами к таким обвинениям послужили его национальность, гражданство и профессия: армянин, иранский подданный, бродячий лудильщик.

От него добивались признаний в шпионаже; он признаваться упорно не хотел. В "антрактах конвейерной обработки" следователь спрашивал его:

— Что ты делал в пограничных районах Кавказа?

— Кастрюли лудил, самовары чинил и разную другую посуду, — отвечал Аванес.

— И больше ничего не делал?

— Больше ничего.

— Кто тебя туда посылал?

— Артель кустарей-лудильщиков.

— И больше никто?

— Больше никто.

Следователь стучал кулаком по столу и захлебывался криками, переполненными угрозами и руганью:

— Признавайся, гад, для кого шпионил! Кто тебя завербовал? Кто посылал в пограничные районы? Сколько ты получал за шпионаж?

Охрипнув от криков и ничего не добившись от упрямого армянина, энкаведист опять посылал его на "конвейер пыток". Наконец, Маркарьянц не выдержал и подчинился следователю:

— Хорошо. Ты хочешь, чтобы я был шпион? Пожалуйста. Я буду шпион. Пиши пожалуйста. Я все буду подписывать.

— Давно бы так, — сказал энкаведист, облегченно вздыхая. — А то ты и меня, и себя измучил. Сколько времени зря потратили.

— Не знаю сколько. Я на часы не смотрел.

— Давай, без шуток! Начнем писать по порядку. Кто тебя завербовал в шпионскую организацию?

— Шах персидский.

Следователь подскочил в кресле.

— Что?! Сам шах персидский?

— Сам.

— Ты что же с ним знаком?

— Конечно, знаком. Он мой хороший приятель. Сразу преисполнившись уважением к подследственному и тараща на него удивленные глаза, следователь перешелна вы:

— Расскажите, пожалуйста, где вы познакомились с шахом персидским.

— В городе Армавире. Шах ко мне домой на самолете прилетал, свои кастрюли лудить привозил.

Этот неожиданный ответ вызвал у энкаведиста приступ криков и ругани:

— Ты, гад, так твою, разэтак, меня совсем за дурака считаешь?! Думаешь, что я твоей трепне поверю. Шах персидский в Армавире! Ах ты, трепло! Придумай что-нибудь правдоподобней.

Однако, ничего правдоподобней Маркарьянц придумать не может. Ему для этого не хватает фантазии.

Следователю не хочется отказаться от фантастической версии о персидском шахе. Слишком уж она заманчива. Но и он не в состоянии придумать что-либо правдоподобное и связанное с шахом. В результате следователь и подследственный никак не могут довести до суда "дело о приятеле шаха персидского".

5. Жан из парижан

Имя и фамилия у Ивана Ивановича Сосунова для его профессии были совсем не подходящими. Не напишешь же на вывеске парикмахерского заведения в курортном городе:

"Парикмахер Иван Сосунов".

Поэтому Иван Иванович, изменив имя на французский лад, прибил над своим заведением вывеску, золотые буквы которой извещали клиентов, что он "Парикмахер Жан из Парижа".

Некоторые основания для подобной кричащей надписи у Ивана Ивановича имелись. В 1912 году он действительно был в Париже; четыре месяца обучался там искусству делать умопомрачительные дамские прически.

После революции советская власть задушила налогами парикмахерскую "Жана из Парижа". В годы НЭП-а он, однако, открыл ее вторично. Просуществовала она шесть лет, а затем была отобрана у владельца, которого выслали в концлагерь, как "эксплуататора, применявшего наемный труд" (у него работало трое подмастерьев).

Отбыв пятилетнее заключение, Сосунов остался работать в лагере в качестве вольнонаемного парикмахера. По его расчетам эта добровольная ссылка была все же лучше и безопаснее, чем заячья жизнь на "воле" с постоянным ожиданием ареста за "старые грехи". Расчеты "Жана из Парижа" hp оправдались. В 1937 году энкаведисты вспомнили о его дореволюционной поездке во Францию. После короткого допроса он под конвоем был отправлен из лагеря "на следствие по месту жительства", в тот курортный город, где раньше имел парикмахерскую.

Следователь Северо-кавказского управления НКВД встретил его шуткой:

— Ну, Жан из парижан, расскажи-ка нам про твоих парижан.

— Про каких парижан? — удивленно спросил парикмахер.

— Про тех, в пользу которых ты шпионил… Напрасно Сосунов доказывал, что шпионаж — не его профессия, что он всю жизнь интересовался и занимался только чужими волосами. На энкаведистов его доказательства не действовали. В ответ на них ему говорили:

— Брось трепаться! Рассказывай лучше о парижанах.

— И рад бы рассказывать, да ведь нечего. Совсем нечего, — твердил он.

— В Париж ездил? С парижанами знакомился?

— Так это же было давно. За пять лет до революции.

— Давность лет ничего не значит. Связи должны были у тебя остаться. Рассказывай о твоих шпионских связях с парижанами!..

Сосунов знал по опыту, что долго спорить с энкаведистами и сопротивляться им бесполезно и небезопасно. Поэтому, на втором допросе, он сказал своему следователю:

— Я не знаю, что именно вам от меня нужно. Помогите мне написать показания.

Следователь "помог" ему и в недрах Северо-кавказского управления НКВД родилась новая антисоветская организация, которой, будто бы, руководил шпион с кличкой "Жан из парижан".

6. Что такое шпионаж?

Поздно вечером в овечью отару колхозного чабана Али Курмашаева пришел незнакомый человек в городской одежде и попросил гостеприимства.

Старый чабан накормил гостя вареной бараниной и кислым молоком и уложил спать на овечьей шкуре. Утром гость поблагодарил старика и ушел, не сказав ему своего имени. В полдень к отаре подъехали двое всадников в форме НКВД.

— Был у тебя гость? — спросили они Курмашаева.

— Был, — ответил чабан.

— Где он?

— Ушел.