Учебник русской истории

Уния, введенная в западной и южной Руси в конце XVI в. (§92), вызвала тяжелую борьбу православного населения за свою веру. Православие не было истреблено вовсе; но все-таки большинство западно-русского дворянства и большое количество крестьянства перешло в унию и стало под сильное влияние католической иерархии. Гонения за веру в Речи Посполитой продолжались до самых разделов, и униаты страдали от них едва ли менее православных. Заступничество императрицы Екатерины II (§133), а затем переход униатов в русское подданство после польских разделов – прекратили давление на униатов католического духовенства. Началось сближение униатского духовенства с православным. В среде самих униатов возникла мысль о прекращении зависимости от папы и о восстановлении более тесной связи с православием. Эта мысль понемногу перешла в решимость вовсе упразднить унию и воссоединить униатов с православной церковью, от которой униаты когда-то были оторваны. Носителем идеи воссоединения был один из униатских архиереев – епископ Литовский Иосиф Семашко. После усмирения Польского восстания он встретил со стороны государя и синода большое сочувствие. В 1839 г. в г. Полоцке все униатские епископы постановили просить у императора Николая «дозволения им присоединиться к прародительской православной всероссийской церкви». Государь дал это дозволение, и синод торжественно совершил акт воссоединения униатов. Уния прекратилась везде, за исключением Холмской епархии, где население оставалось в унии до 70-х годов XIX в., частью же остается и теперь.

Таковы были последствия польского движения 1830–1831 гг. Польское государство погибло после неудачного восстания; польская народность понесла тяжелые жертвы и разорение; польскому влиянию в Западной Руси нанесен был тяжелый удар.

§154. Славянофилы и западники при Николае I

Мы видели (§148), что под влиянием освободительных войн Александровской эпохи в русском обществе образовалось два умственных течения. Одно – политическое – привело к декабрьскому восстанию 1825 г. и к тяжелой ответственности его участников. Другое – философское течение – создало в среде русских образованных людей философские кружки мирного характера. Члены их занимались изучением европейской, главным образом германской, философии и желали применить эту философию к объяснению русской жизни. В Германии того времени господствовали две «идеалистические» философские системы, именно Шеллинга и Гегеля. Под их влиянием русские мыслители разделились на два направления. Одно из них получило название славянофильского, другое – западнического.

Славянофилы стояли на такой точке зрения, что каждый народ живет своей самостоятельной, «самобытной» жизнью. В основе ее лежит глубокое идейное начало, «народный дух». Этим «народным духом» проникнута вся история народа, все стороны народной жизни. Для того, чтобы познать народ, понять его жизнь и историю, необходимо уразуметь, в чем заключается «народный дух», какими идеальными началами одухотворен этот народ. По мнению славянофилов, самобытность русского народа выражалась как в особенностях нашего православия (близкого к истинному христианскому «любомудрию» древней восточной церкви), так и в особенностях нашего государственного и общественного быта. В отличие от европейского Запада, вся жизнь которого построена на рассудочности и начале личной свободы, древняя Русь жила началами веры и общинности. На Западе государства и общества строились насилием и завоеванием; на Руси государство создалось мирным признанием княжеской династии, а общество не знало внутренней вражды и борьбы классов. В этом и заключалось превосходство Руси перед Западом. Обладая «внутренней правдой» истинного христианства и преимуществами общинного, «мирского» устройства, Русь могла бы служить высоким примером для всего Запада и явить ему сокровища своего «народного духа». Но этому помешала реформа Петра Великого. Она повела русское государство на путь ненужных заимствований, воспитала образованные классы в чуждом западноевропейском духе и потрясла устои древнего русского быта. Укрепить их и возвратить русскую жизнь в старое, самобытное русло – в этом задача русской современности. Таково было учение славянофилов, созревшее к 40-м годам XIX в. (старшими его представителями были А.С. Хомяков и братья Киреевские, младшими – Ю.Ф. Самарин и братья Аксаковы).

Западники, напротив, верили в единство человеческой цивилизации и полагали, что Россия стала цивилизованным государством лишь со времен Петра Великого, благодаря именно реформам Петра. В допетровской России господствовала одна лишь косность, и не было никакого исторического движения; наши предки прозябали в покое азиатского невежества и не жили культурной жизнью. Поэтому у них не могло быть никакой «самобытности», а была лишь дикость. Привив своему народу начатки образованности, Петр Великий создал для него возможность общения с культурным человечеством и открыл ему путь к культурному совершенствованию. Задача современного русского общества, по мнению западников, заключалась в том, чтобы теснее примкнуть к европейскому Западу и слиться с ним воедино, образовав одну общечеловеческую культурную семью. С особенным интересом западники следили за умственным движением в Германии и за общественным брожением во Франции, жадно усваивая себе все результаты европейской науки и все новости политической жизни передовых европейских стран. (Представителями западничества были известный критик В. Г. Белинский, профессор Т. Н. Грановский и эмигрант А. И. Герцен.)

При тогдашних условиях общественной жизни в России ни славянофилы, ни западники не могли свободно выражать в печати свои взгляды. Мешала этому строгость цензуры. Правительство запрещало писать критически о русском государственном и общественном строе. После первых же журнальных статей, написанных в духе славянофильском и западническом, власти стали неблагосклонно относиться к их авторам и сочли их неблагонадежными людьми. Правительство имело свой взгляд на основы русской народной жизни: этими основами оно считало православие, самодержавие, народность. Противополагая их основам жизни Запада, где была иная вера и иной политический строй, правительство считало русский быт совсем особенным, и притом образцовым, не подлежащим критике и осуждению. Между тем, как ни спорили между собой западники и славянофилы по многим вопросам их учения, они совершенно сходились в критике современных им русских порядков. И тем и другим не нравился бюрократизм управления; и тех и других тяготило недоверие власти к обществу и вытекавшие отсюда строгости цензурные и полицейские. Больше же всего возмущались мыслящие люди обоих направлений крепостным правом, против которого правительство не принимало никаких гласных мер. Людям, не посвященным в тайны управления, не были известны труды секретных комитетов и отношение государя к крепостному праву (§151). Им казалось, что власть поддерживает, во что бы то ни стало, права помещиков на крестьян. Понимая вред для государства и общества крепостных форм хозяйства и рабской безответности крестьян, западники и славянофилы одинаково мечтали об отмене крепостного права. При этом, сравнивая русскую действительность с жизнью культурного Запада, западники стремились изучить новейшие формы чтимой ими европейской общественности и увлекались не только конституционным строем западных стран, но и социалистическими утопиями представителей тогда еще нового социализма.

Таким образом, оба направления, а в особенности западническое, оказались в оппозиции правительству и вызывали его подозрение и гонение. Между тем, проникнув из частных кружков в литературу и овладев журналами, эти направления увлекли за собой всю русскую интеллигенцию и сделали ее оппозиционной. Отрицательное отношение к правящей бюрократии распространилось всюду; между правительством и обществом образовалась как бы пропасть, разъединившая их. Это было несчастьем для обеих сторон. Лишенная сочувствия общества власть ослабела. Когда умерли лучшие сотрудники императора Николая, действовавшие в первой половине его царствования, то на смену им некого было взять из среды общества. Император Николай не верил обществу и довольствовался поэтому канцелярскими исполнителями, не подготовленными к широкой политической деятельности. За исключением графа Киселева, к концу правления Николая I не осталось сколько-нибудь заметных и способных сотрудников императора. В управлении государством царил застой, беспорядки и злоупотребления. Грозная снаружи, Россия внутри оказалась расстроенной и ослабленной. С другой стороны, устраненная от общественных и государственных дел интеллигенция привыкла к осуждению правительственных порядков и взглядов и, следуя космополитическим убеждениям западников, стала переносить свое отрицание с временной политической системы Николая I на особенности русской жизни вообще. Отсюда было уже недалеко до утраты того горячего патриотического чувства, которым была богата и сильна старая Русь и которым сравнительно стали бедны ближайшие к нам поколения интеллигенции.