День освобождения Сибири

Однако долгие и, видимо, достаточно аргументированные уговоры со стороны представителей центрального западносибирского штаба в конце концов всё-таки возымели действие, и полковник Иванов, наконец, уступил — согласился в день «Х» неукоснительно выполнить все распоряжения из Томска и Новониколаевска. Многие исследователи полагают, что это произошло при определённых условиях со стороны Иванова-Ринова и курировавшей его группы правых политиков, а именно: признания Сибирского правительства как областнической идеи, но непризнания его персонального состава.

Ещё один визит накануне восстания Гришин-Алмазов и Белов нанесли в Красноярск — город, находившийся официально под юрисдикцией Восточно-Сибирского военного округа и подчинявшийся, соответственно, иркутским нелегальным структурам во главе с эсерами Николаем Калашниковым и Павлом Яковлевым. Однако, в силу того что новониколаевский (бывший томский) штаб получил в апреле очень большие полномочия от Москвы, решено было переподчинить ему напрямую, помимо губернских — омской и барнаульской — ещё и красноярскую подпольную организацию, а заодно и провести замену руководителя в ней.

В тот период военный отдел красноярских нелегалов возглавлял некий поручик Лысенко. К сожалению, нам не удалось найти никаких выходных данных об этом человеке, даже инициалов его имени и отчества, поэтому мы можем лишь предполагать, допустим, что поручик Лысенко, имея достаточно невысокое воинское звание, несколько, так сказать, не соответствующее занимаемой им руководящей должности, по всей видимости, являлся ставленником эсеровских структур, а вполне возможно, что даже и состоял членом правоэсеровской партии. Так вот, в силу только что поступивших тогда инструкций из Москвы молодой поручик подлежал замене на более зрелого и имевшего богатый боевой опыт офицера. Именно таким образом вместо Лысенко на должность руководителя красноярской подпольной организации распоряжением Гришина-Алмазова был назначен сорокадвухлетний фронтовой полковник Владимир Платонович Гулидов [309]. Сохранились воспоминания жены полковника Гулидова Веры Владимировны о том, как к ним на квартиру в мае 1918 г., в самый канун общесибирского вооруженного восстания, пожаловали два гостя из Новониколаевска. «На Белова набросилась наша собака, когда он за столом сидел, в крайне потёртом мундире с поразившими меня засаленными манжетами». По некоторым данным, одним из ближайших помощников Владимира Платоновича Гулидова в тот период стал полковник Бронислав Михайлович Зиневич [310], также участник Первой мировой войны, русский поляк по национальности.

Теперь, что касается иркутского подполья. Оно, как мы уже выяснили в начале нашей книги, к концу апреля оказалось несколько ослаблено арестами, но в мае сумело всё-таки в значительной степени восстановить свои ряды благодаря усилиям, в том числе, и миссии генерала В.Е. Флуга. Вместе с тем, примерно в то же самое время, когда в Иркутске гостила делегация Добровольческой армии Юга России, здесь же находились и специальные секретные представители иностранных дипломатических служб, которые довели до сведения иркутского подполья последние установки по подготовке общесибирского восстания, согласованные и утверждённые в Москве. Так, известно, что в Иркутске в тот период побывал один из заместителей Локкарта английский разведчик У. Хикс, который в апреле-мае совершил официальную, то есть абсолютно легальную, инспекционную поездку по Сибири. Причём она была организована самими большевиками, полагавшими посредством миссии Хикса развеять миф о якобы формирующихся на востоке России крупных воинских формированиях из пленных немцев и австрийцев.

Активность в плане разведки на территории Сибири стали к тому времени проявлять, кроме англичан, французов и японцев, также и американские дипломаты. Так руководителем всего иностранного консульского корпуса в Иркутске [311] стал в конце весны 1918 г. американец Э. Гаррис, сменивший на этом посту французского консула А. Буржуа, основательно к тому времени скомпрометировавшего себя в глазах большевиков. Он в декабре

1917 г. оказывал всяческую поддержку восставшим против власти Советов юнкерам и политикам из оппозиционного лагеря, а в начале 1918 г. засветился, что называется, и на почве установления «неофициальных» связей с иркутским подпольным движением. В то же самое временя, о котором сейчас идёт речь, в Иркутск прибыл и американский военный атташе в Китае Дрисдейл, что ещё раз подтверждает факт активизации деятельности американской политической разведки в Сибири. Дрисдейл принял участие, как свидетельствуют источники, в совещании представителей всего иностранного дипломатического корпуса, на котором, видимо, и удалось окончательно согласовать все оставшиеся ещё неразрешёнными вопросы, касавшиеся предстоящего широкомасштабного вооруженного восстания.

Вследствие всех этих мероприятий иркутские подпольщики также получили, надо полагать, самую свежую и подробную информацию, что называется, из первых рук и точно так же, как и их западносибирские собратья по борьбе, вынуждены были в соответствии с новыми инструкциями произвести необходимые изменения в своих руководящих структурах. Именно поэтому в мае во главе иркутской подпольной организации вместо поручика-эсера Н.С. Калашникова встал сорокатрёхлетний боевой полковник Александр Васильевич Эллерц (подпольный псевдоним — Усов), командовавший на полях Первой мировой войны 58-м Сибирским стрелковым полком. Его юрисдикция, как руководителя, распространялась, согласно прежним указаниям военного министра Краковецкого, и на другие подпольные организации Восточно-Сибирского военного округа: до Читы — на востоке и до Канска и Нижнеудинска — на западе. Николай Калашников в результате вынужденных перестановок занял должность заместителя Эллерц-Усова по политической части. Таким образом, и в Иркутском подпольном военном округе в мае всё оказалось преобразовано в соответствии со вновь утверждённым планом, так что осталось только объявить в нужный момент долгожданный день и час «Х».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ В СИБИРСКИХ ГОРОДАХ

1. События в Славгороде

На период ликвидации в Сибири земских и городских самоуправлений, то есть на февраль-март 1918 г., пришёлся и целый ряд антибольшевистских выступлений вооружённого характера. Одним из первых среди них стал славгородский мятеж, случившийся в середине февраля и приведший к тому, что советская власть в этом городе была парализована в течение нескольких дней. О славгородских событиях писала тогда в одной из своих статей близкая к большевикам томская газета «Знамя революции» (№ 37 за 1918 г.). По её сведениям, отправной точкой случившихся беспорядков послужило, в частности, то обстоятельство, что в конце января в целях борьбы со спекуляцией исполком Славгородского совдепа создал специальную учётную комиссию, призванную произвести ревизию имеющихся у местных торговцев товаров с последующим обложением их так называемым «справедливым процентом».

И вот, когда члены данной комиссии в ближайший же базарный день 16 февраля, взяв с собой несколько вооруженных красногвардейцев, прибыли на рынок с целью досмотра и учёта товаров, эта вполне мирная акция неожиданно приобрела характер вооружённого конфликта, а вскоре разрослась, что называется, до масштабов настоящего политического бедствия в городе. Появление на многолюдной толкучке [312] хотя и небольшого, но всё-таки вооруженного и притом решительно настроенного отряда вполне естественным образом произвело далеко не самое радостное впечатление на покупателей, продавцов и особенно на криминалитет рынка. В результате народ стал волноваться, а вскоре началась настоящая паника, вызванная несколькими выстрелами, одним из которых случайно была ранена женщина.