Мятежное православие

Жалуясь на Александра Стукалова, Геннадия и Ефрема Каргопольца, соловецкие власти подчеркивали опасность скопления в монастыре множества ссыльных. Помимо князя М.В. Львова Савватий и Варсонофий с братией упоминали старообрядцев — московского попа Козьму и вологодского Сисоя, монахов Саввино-Сторожевского монастыря, ротмистра рейтарского строя Осипа Пирютина 4 и иных многих старцев и мирских людей разных чинов». Соловецкие власти жаловались, что не могут (да это было и не в традициях монастыря) держать «опальных» в заточении «под крепким началом», не давать им чернил и бумаги и ограничить свободу их передвижения: «и от тех опальных людей чинятся здесь, в монастыре, мятежи многие, потому что их умножилось, да от них же происходит бесчинство многое».

Как рассказывал Никанору один из тех, кто из страха перед властями подписал челобитную, Савватий и Варсонофий с братией сообщали царю о том, что на Соловках создаются публицистические произведения — «воровские письма», — с которыми монахи и ссыльные бегут в Россию, что в самом монастыре начинается мятеж. «Пожалуй нас, нищих твоих государевых богомольцев, — писали челобитчики Алексею Михайловичу, — освободи свое государево царское богомолье от таковых мятежников и вели нам дать свою, великого государя, грамоту, чтоб нам опальных людей и своих старцев, которые мятеж чинят и бесчинно живут, смирять».

Для сохранения своей власти люди Варфоломея готовы были даже пожертвовать старинными вольностями Соловецкого монастыря. Но настоящий взрыв всеобщего возмущения вызвал сам архимандрит, предавший то, в чем крепко стояли почти тысяча собравшихся на Соловках монахов и мирян — «древнее отцепреданное благочестие». Для Варфоломея, как прекрасно понимал Никанор, староверческие взгляды были пустым звуком в сравнении с личной карьерой. Правда, отправляясь на большой церковный собор в Москву, архимандрит последовал желанию братии и взял с собой челобитную о сохранении старой веры. Он даже сам принял участие в ее составлении, учитывая возможность отмены никонианских реформ вместе со свержением Никона.

С обращением, которое Варфоломей, спешно вызванный в Москву, должен был передать царю, соловчане связывали большие надежды. Архимандрит уже выехал из монастыря «на торос» (прибрежный лед), а братия все еще составляла и переправляла свою челобитную. Шесть суток ждал Варфоломей возможности сесть на судно — и лишь за это время братия сумела закончить свое послание царю. Прочитав челобитную, Варфоломей нашел, что она «написана несогласно», и отправил рукопись назад. Уже с борта судна он кричал спешно присланному из монастыря стоящему на торосе подьячему Ивану Захарьину, «как написать челобитную согласнее».

Новая рукопись должна была догнать Варфоломея в пути, но людей, которые повезли ее на берег, во льдах занесло в море. Общемонастырский собор принял другую челобитную и, подписав руками всех властей и братии (кто был грамотен), отослал ее к Варфоломею в Вологду. Первое место для подписи было оставлено для архимандрита: братия тогда еще не могла представить себе всего Варфоломеева хитроумия. Лишь позже выяснилось, что архимандрит решил подождать со своей подписью до приезда в Москву, пока он не поймет, откуда дует ветер.

Братия (включая келаря Савватия, казначея Варсонофия и соборных старцев — ставленников Варфоломея) ожидала, что архимандрит вручит челобитную государю, подкрепив написанное в ней личной просьбой.

— Пришли мы, — писали соловчане, — твои царские нищие богомольцы, во обитель… соловецких чудотворцев душевного спасения ради, слыша их преподобных чудотворцев богоугодное житие и преславные чудеса, и после них благоугодивших Господу — чудотворца Филиппа-митрополита, и преподобного старца Германа, и прочих святых, и многих иноков добродетельное житие проходящих и церковный чин и устав по преданию преподобных чудотворцев Зосимы и Савватия непоколебимо хранящих. И мы, нищие твои царские богомольцы, предания святых чудотворцев Зосимы и Савватия церковный чин и устав хотели соблюсти, как и прежние отцы наши.

— Милосердный и праведный великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец! — восклицали в челобитной соловецкие власти, монахи и трудники.

— Пожалуй нас, нищих своих царских богомольцев, не вели, государь, в своем царском богомолье в Соловецком монастыре предания преподобных чудотворцев Зосимы и Савватия церковный чин и устав переменить, чтобы нам, нищим твоим царским богомольцам, в предании святых чудотворцев препроводить дни свои, как и прежние отцы наши. Царь государь, смилуйся!

В Москве Варфоломей сориентировался быстро. Узнав, что царь готовит решительный удар по старообрядцам, Варфоломей немедленно заявил, что братская челобитная писана «не о деле». Он, конечно, отказался торжественно вручить ее царю, как обещал братии, а сам мигом принял все новые обряды. Более того, выступая перед церковным собором 13 июля 1666 года, архимандрит свалил «вину» за сохранение старых обрядов в монастыре на братию. Когда же церковные власти прямо спросили, «от кого в Соловецком монастыре мятеж чинится» против никонианских обрядов и книг, Варфоломей предъявил челобитную, предложив обратить внимание на подписи. Предательство Варфоломея позволило ему занять место среди членов церковного собора. Скоро дошедшее до Соловков известие о том, как архимандрит выслужился перед властями, вызвало взрыв.

Всеобщее возмущение буквально смело монастырские власти, связанные с архимандритом, со своих постов. «Любимца Варфоломеева и монастырского владельца» келаря Савватия уволили от дел первым. На его место братия без совета с новгородским митрополитом и московскими властями поставила уважаемого за честность и прямоту старца Азария — бывшего будилыцика [30]. За Савватием последовал казначей Варсонофий — на его место был избран священник Геронтий. «Нововыбранными самовольством» были и другие должностные лица Соловков. К Никанору братия и трудники относились уже как к законному архимандриту, более склонному, впрочем, не вмешиваться в дела управления, а подавать пример праведной жизни.

Сыскная экспедиция, отправленная церковным собором и царем на Соловки при деятельном участии Варфоломея, опоздала.

Никанор, новоизбранные келарь, казначей и соборные старцы во главе с Александром Стукаловым получали от соловецких приказчиков в городах и простых доброхотов многочисленные сообщения о приближении сыскной комиссии, возглавлявшейся архимандритом Спасо-Ярославского монастыря Сергием: сторонники старой веры надеялись на стойкость соловецких единомышленников. Послание Никанору отправил тогда и «огнепальный» протопоп Аввакум.

Сообщения говорили о серьезности миссии Сергия. Вместе с ним ехали священник Успенского собора Василий Федоров, священник Богоявленского монастыря Иоасаф, дьякон Андреян, патриарший дворянин Григорий Черновский, подьячий Патриаршего казенного приказа Владимир Гурьев. Помимо слуг экспедицию сопровождал отряд из десяти московских стрельцов под командой сотника Елисея Ярцева. По указам светских и церковных властей в Ярославле, Вологде и Холмогорах для экспедиции готовились запасы и транспорт; царь Алексей Михайлович особенно настаивал на спешности поездки и тщательности сыска в монастыре.

Вступление Сергия в Соловецкий монастырь предваряла суровая царская грамота к уже свергнутым монастырским властям. «На Соловки для великих церковных дел и нашего, великого государя, сыскного дела», писал Алексей Михайлович, направлена комиссия во главе со Спасо-Ярославским архимандритом, «и вы бы… во всем ему были послушны без всякого прекословия». Царь приказывал по первому требованию Сергия предоставить в его распоряжение слуг и стрельцов для сыска и принять всю комиссию «с честью». «А если кто из Соловецкого монастыря черных попов, или в соборной и рядовой братье, и слугах, и служебниках, и всяких чинов людей, которые в Соловецком монастыре будут, против сего нашего, великого государя, указа и повеления освященного собора окажется архимандриту Сергию с товарищами в чем-либо непослушен — и тем людям от нас, великого государя, быть в жестоком наказании и в дальних ссылках».