Первый блицкриг. Август 1914

Жоффр отвечал одно: «Ланрезак должен довести дело до конца».

Он не уточнял, до какого именно конца. Когда Вильсон привез эту новость, Джон Френч решил больше не ждать и приказал британскому экспедиционному корпусу начать отступление на следующий день.

Тем временем наступление Ланрезака на Сен-Кантен столкнулось с трудностями. Один из полков XVIII корпуса, получивший приказ взять деревню, располагавшуюся у дороги, попал под шрапнельный обстрел. «Осколки снарядов сыпались на дорогу и срезали ветви деревьев», — писал сержант, которому удалось остаться в живых.

Немцы отбили атаку на Сен-Кантен, как и предвидел Ланрезак, затем противник начал оказывать сильное давление на правый фланг французов. Бюлов атаковал всеми силами, вместо того чтобы дать французам возможность продвинуться вперед и подставить, таким образом, свой тыл армиям Клюка и Хаузена. По мнению Бюлова, атака на Сен-Кантен была предсмертной агонией разбитой армии, он чувствовал «уверенность в победе».

На одном из участков французам пришлось отойти за Уазу. На мосту и узких дорогах, ведущих к нему, образовалась пробка, началась паника. Проявив «величайшую сообразительность и правильно разобравшись в обстановке», Ланрезак приказал прекратить наступление в районе Сен-Кантена и собрать силы для следующей попытки восстановить положение справа от Гюиза.

Франше д'Эспери, командующий I корпусом, энергичный, сильный человек небольшого роста, обожженный солнцем Тонкинского залива и Марокко, которого Пуанкаре называл «врагом уныния», получил указание объединить силы III и Х корпусов, находившихся справа и слева от него. С помощью офицеров, посланных по позициям верхом, и оркестров, непрерывно игравших жизнерадостную «Самбру и Маас», генерал к пяти часам вечера восстановил боевые порядки вдоль линии фронта.

После тщательной артиллерийской подготовки французы вновь двинулись в атаку. Мост в районе Гюиза усеяли горы трупов вражеских солдат. На фланге сопротивление немцев оказалось почти сломленным, французы чувствовали, как враг слабеет.

«Немцы бежали», — писал очевидец, и французы, «обезумев от радости, от этого нового и давно желанного чувства, неслись вперед великолепной всепобеждающей волной».

В конце дня один сержант, принимавший участие в атаке на Сен-Кантен, встретил своего приятеля по полку, знавшего все новости. «Говорят, сегодня свершились большие события. Остановка нашего наступления ничего не значит. Врагу нанесено поражение, мы выиграли этот бой. Полковник убит осколком снаряда. Он умер, когда его несли на носилках. Майор Терон ранен в грудь. Капитан Шлаберти ранен, жить не будет. Много раненых и убитых. Считается, что день прошел удачно, потому что полк будет ночевать две ночи подряд в одном месте».

Отступление гвардейского корпуса — отборных частей армии Бюлова — вынудило его соседей также отойти. Таким образом, Ланрезак одержал тактическую победу если не при Сен-Кантене, то под Гюизом. Однако сейчас лишь его войска, развернутые на север, противостояли немцам. Английская и 4-я французская армии, которые располагались слева и справа от частей Ланрезака, продолжали отступать. Они уже находились на расстоянии дневного перехода от него; каждый их шаг увеличивал угрозу флангам Ланрезака. Чтобы спасти 5-ю армию, надо было срочно отрываться от противника и идти на соединение со своими войсками. Но Ланрезак пока не получил на этот счет никаких указаний от Жоффра.

«Должна ли 5-я армия оставаться в районе Гюиза — Сен-Кантена, несмотря на риск окружения?» — спросил Ланрезак по телефону заместителя Жоффра генерала Белина.

«Что вы имеете в виду — окружение вашей армии! Это же абсурд!»

«Вы не понимаете меня… Я не могу взять на себя ответственность и приказать войскам отойти к Лану. Именно главнокомандующий должен дать мне приказ об отступлении».

Ланрезак не собирался на этот раз оказаться в положении провинившегося, как при Шарлеруа. Белин отказался отдать такой приказ и сказал, что он доложит обо всем Жоффру, как только тот вернется.

Жоффр прибыл в штаб, внешне по-прежнему спокойный и невозмутимый, но его надеждам был нанесен второй удар, более сильный, чем разгром армий на границах, — враг уже продвигался в глубь страны, Жоффр еще не знал, что Ланрезак и его армия остановили на некоторое время части Бюлова, поскольку результаты боев были неясны. Он понимал, что 5-я армия действительно оказалась в опасном положении, английские войска отступали, и «больше не оставалось надежд на то, что союзники будут удерживать намеченные линии обороны». Еще не закончившая формирования, 6-я армия подвергалась мощным атакам двух корпусов Клюка, которые входили в правое крыло германских армий; фронт распадался, и остановить этот процесс, казалось, невозможно, противник захватывал новые территории; французским войскам придется отступить к Марне, а может быть, и к Сене.

Во время этого периода, «самого трагичного во всей французской истории», Жоффр не поддался панике, как Джон Френч, не колебался, как Мольтке, не лишился на какое-то мгновение присутствия духа, подобно Хейгу или Людендорфу, и не впал в пессимизм, характерный для Притвица. Даже если его спокойствие происходило от недостатка воображения, все равно для Франции это оказалось счастливым обстоятельством.

Обычные люди, писал Клаузевиц, приходят в состояние депрессии от ощущения опасности или навалившейся на них ответственности, если же эти условия «придают крылья уму, укрепляют его, то тогда проявляется необычное величие души».

На умственные способности Жоффра опасность не оказала никакого влияния, она укрепила в нем твердость духа и характера. Когда вокруг все начало рушиться, он сохранил прежний ровный уклад жизни, как и раньше, прочно держал в своих руках власть. Фош, встретившийся с ним двадцать девятого августа, сказал: «Удивительное спокойствие».

Именно оно удержало французскую армию от распада в час, когда ей была так необходима соединяющая сила уверенности. В один из этих дней полковник Александер, вернувшись из поездки в 5-ю армию, решил, что мрачное настроение Жоффра объясняется «плохими новостями, которые я привез ему».

«Что! — воскликнул Жоффр. — Вы не верите больше во Францию? Идите и отдохните. Вот увидите — все будет хорошо».

Вечером двадцать девятого августа он приказал Ланрезаку отступить и взорвать за собой мосты через У азу. Генерал д'Амад получил указание взорвать мосты через Сомму у Амьена и отходить вместе с армией Монури. Находившаяся справа, 4-я армия получила приказ направиться к Реймсу. Генерал до Лангль, требовавший отдыха для своих войск, услышал от Жоффра, что отдых зависит только от противника. И наконец, этим же вечером Жоффр с тяжелым сердцем приказал подготовиться к уходу из Витриле-Франсуа, города «несбывшихся надежд и утраченных иллюзий». Главный штаб перемещался в глубь страны, в Бар-на-Обе, восточном притоке Сены. Эти новости распространились среди офицеров штаба и, как выразился неодобрительно Жоффр, «еще больше усилили состояние нервозности и тревоги».

Вследствие ошибки штабных работников приказ Жоффра поступил к Ланрезаку только утром, заставив командующего провести ночь в напрасном беспокойстве. К счастью, Бюлов не возобновил наступления и не стал преследовать отступающие войска Ланрезака. Результаты боев были неясны как французам, так и немцам. Любопытно, что Бюлов сам не имел четкого представления об исходе сражения и поэтому уведомил главный штаб об успехе и одновременно отправил к Клюку капитана, сообщить, что «армия ослабла после боев под Гюизом и не сможет преследовать противника». Не зная этого, французы — Жоффр и Ланрезак — стремились к тому, чтобы вывести 5-ю армию из зоны боев и соединить ее с другими французскими частями до того, как немцы нанесут удар по ее левому флангу.

Тем временем угроза Парижу со стороны наступающего правого крыла германских армий стала очевидной. Жоффр телеграфировал Галлиени, чтобы тот приказал немедленно заложить взрывчатку под мосты через Сену, западнее Парижа, и через Марну. По требованию Жоффра, у каждого из мостов дежурил взвод саперов, готовых уничтожить их в любую минуту. Отступавшая армия Монури прикрыла бы Париж и, естественно, стала бы той группой из трех корпусов, которые были так нужны Галлиени. Но для Жоффра и его штаба Париж являлся всего лишь «географическим понятием». Оборонять его только ради этого и отдать под командование Галлиени армию Монури совсем не входило в планы Жоффра. Париж, считал он, падет или выстоит, но в результате генерального сражения, которое даст вся французская армия под его личным руководством. Однако парижанам судьба столицы была далеко не безразлична.