Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)

332

Роберт Бартлетт. Становление Европы

12. Политическая социология Европы после экспансии

333

на»23. В некоторых областях восточнее Эльбы появление дохода в форме десятины и вытеснение славян немцами рассматривались как эквиваленты: «После того как славян изгнали, с земли стали получать десятину», — говорилось в одном из документов Ратцебург-ской епархии2л

По мере того, как снижалось значение прямого грабежа и его место занимал сбор ренты, в экономике все больше отходило на второй план использование рабского труда, которое прежде играло первостепенную роль. Судя по всему, в этом отразились и изменения военного плана. С одной стороны, в регионах, являвшихся прежде традиционным полем для охоты за рабами, теперь эта охота существенно затруднялась возведением замков. Замки предоставляли реальную защиту потенциальным жертвам. Таковы были последствия строительства каменных замков в Ливонии, предпринятого по инициативе миссионера Майнгарда, или появления множества новых замков в Нортумберленде в конце XI века. К тому же строительство замков приводило к более интенсивной эксплуатации местной рабочей силы и укрепляло господство феодалов в сельской местности. К примеру, в Венгрии «новый тип замка… ассоциируется с властью феодала над крестьянами… Замок перестал служить только оборонительным сооружением, но стал престолом для землевладельца»25. Получается, что строительство замков давало господство над сельским населением, что снижало потребность в рабском труде. Набеги за рабами, которые предпринимали немцы в X веке, поляки — в XI, скопы — в XII или литовцы — в XIII, были необходимы тогда, когда в домашнем хозяйстве, ремесле или земледелии важная роль отводилась рабскому труду. Еще в 1170 году на рынке рабов в Мекленбурге продавалось 700 датчан26. По мере того, как значение рабства ослабевало, все большую роль начинал играть контроль над оседлым, лично свободным крестьянством. Замки были идеальным инструментом для подчинения и эксплуатации такого населения.

Изменения в вооружении и методах ведения войны были тесно связаны с новыми объектами и задачами военных действий, которые можно назвать «целями войны». Некоторые войны, наподобие тех, в которых в XI веке участвовали шотландские отряды Малькольма III, велись в расчете не на завоевание или захват в постоянное владение, а скорее на получение надежных «охотничьих угодий», источника рабов, добычи и дани. Порой над районом набегов мог устанавливаться более длительный контроль с целью сбора дани, захвата заложников и, по возможности, набора живой силы в свое войско. Однако в целом можно сказать, что завоевание, то есть продолжительное подчинение одной группы правителей другой, получило развитие именно в эпоху Высокого Средневековья. Мы знаем уникальный эпизод, знаменующий момент перехода от одного этапа к другому. Саксы на протяжении столетий совершали набеги на славянские земли, грабили их и уводили рабов. Иногда

это удавалось лучше, иногда — хуже. С начала XII века их успехи на этом поприще множились, и в 1147 году, в так называемом «крестовом походе против славян», большой отряд саксов вторгся в полабские земли вендов и принялся, по обыкновению, убивать, жечь и уводить в рабство. В конце концов саксы сами подивились своим действиям. «Разве, — вопрошали они, — мы грабим не нашу собственную землю?»2’ И были правы. Такие плодородные земли могли сослужить им лучшую службу в качестве места для длительного завоевания, нежели просто арены для периодической резни и доходного грабежа.

КОЛОНИАЛИЗМ СРЦДНИХ ВЕКОВ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

Совершенно очевидно, что протекавшая в Высокое Средневековье «экспансия Европы» имела черты, роднившие ее с заокеанской экспансией Нового времени. Одновременно она имела и ряд принципиальных отличительных особенностей. Одна из таких черт особенно резко отличает ее от, скажем, европейского империализма XIX и XX веков, по крайней мере если исходить из классического определения этого явления. Принято считать, что империализм Нового времени усугубил крупномасштабную глобальную дифференциацию: индустриальные регионы, жадные до сырьевых ресурсов и новых рынков, оказались в постоянной зависимости от регионов, выступающих в роли поставщиков сырья и потребителей готовой продукции. Конечно, эта картина грешит сильным упрощением, но в общем и целом она верна, что можно, в частности, подтвердить даже краткой историей каучука и меди в Новое время.

Колониализм Средних веков был в корне иным. Заселяя Ирландию, Померанию и Андалусию, англо-нормандцы, немцы и кастильцы не создавали какую-то новую модель регионального подчинения, а воспроизводили существующую у них на родине. Основывая города, церкви и поместья, они бесхитростно копировали ту социальную структуру, с какой были хорошо знакомы у себя дома. Итогом этой колониальной политики было не создание «колоний» в смысле зависимых территорий, а распространение — методом клеточного деления — культурных и общественных моделей, существовавших в сердце католического мира. Новые территории были изначально тесно интегрированы в старые. Путешественники Позднего Средневековья, отправляющиеся из Магдебурга в Берлин и оттуда во Вроцлав, либо из Бургоса до Толедо и оттуда в Севилью, едва ли замечали момент пересечения каких-либо социо-культурных границ.

В этом и заключается причина, по которой при описании экспансии Высокого Средневековья формулу «ядро-периферия» нельзя считать вполне удачной, хотя без нее и трудно обойтись. С одной стороны, в определенном смысле схема «центр-окраины» достаточ-

334

Роберт Бартлетт. Становление Европы

но обоснованна: к началу XIV века потомки французских фамилий правили Ирландией и Грецией, немецких — Пруссией и Бранденбургом, английских — Ирландией и Уэльсом, итальянских — Критом, кастильских — Андалусией. Очевидно наличие центробежного передвижения людей и власти, которое не уравновешивалось никаким движением в обратном направлении. С другой стороны, выражение «ядро-периферия» может отчасти ввести в заблуждение, поскольку чаще оно подразумевает постоянную или долговременную функциональную субординацию периферии по отношению к центру. А именно такой субординации в средневековом колониализме не было. Это были процессы воспроизведения, копирования, но не дифференциации.

Главными агентами этой экспансии методом воссоздания известной модели были не могущественные монархии (устоим перед искушением назвать их государствами), а консорциумы, «предпринимательские» союзы франкского рыцарства, католического духовенства, купечества, горожан и — без права голоса — крестьянства. Много говорилось о том, что соратниками по таким колониальным начинаниям, как англо-нормандское вторжение в кельтские земли или расселение немцев по Восточной Европе, становились чаще всего случайно, на один раз. В результате образовалось множество независимых или фактически независимых государственных образований на окраинах Европы — княжества Виллардуэнов в Морее, первых нормандских княжеств на юге Италии, автономной Валенсии под властью Сида, Лейнстера под властью Стронгбоу, Ольстера под властью де Курси или Бранденбурга под властью маркграфов. Только в нескольких случаях экспансия принимала форму расширения королевств — так было, прежде всего, на Пиренейском полуострове. При том, что для испанской Реконкисты вопрос расширения границ монархии имел первостепенную важность, даже здесь оставалось место для значительных, автономных городских общин, со своими фуэрос, отрядами ополчения и систематическими приграничными боевыми действиями локального характера28.

Ситуация на восточных границах Германского королевства ясно показывает, что и в отсутствие централизованного руководства экспансия вполне могла быть успешной. В XII—XIII веках завоевание и колонизация практически удвоили сферу немецкого присутствия и политического влияния. Участие германских королей в этом процессе было минимальным. В X веке наоборот, успех территориальной экспансии на восточных границах обеспечило полновесное участие со стороны правящей династии Отгонов. В этот, более ранний, период главным залогом успеха рискованного завоевательного похода становилась концентрация ресурсов под монаршим руководством. В Высокое Средневековье продвижение немецких феодалов и поселенцев в глубь Восточной Европы проходило под водительством сразу нескольких лидеров.