Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)

326

Роберт Бартлетт. Становление Европы

12. Политическая социология Европы после экспансии

327

току от Эльбы (1420 г.), был несомненно городом немецким. Однако в других областях Силезии немецкие переселенцы или, точнее, их потомки, напротив, подверглись славянизации. В основных чертах историю Силезии повторяла Померания, и во всех этих случаях важным моментом было широкомасштабное переселение немецких крестьян.

Дальше на восток, в некоторых областях Польши, Венгрии и Богемии, немецкая иммиграция носила более ограниченный характер и преимущественно концентрировалась в городах. Здесь большинство населения было сельским, а горожане составляли существенно меньшую часть, при этом аристократические и правящие династии были славянскими либо мадьярскими. Немецкие бюргеры образовывали привилегированный, но разрозненный класс, часто опиравшийся на поддержку и патронаж местных королей. Например, немецкие поселенцы в Трансильвании были приглашены туда венгерскими правителями Арпадами и получили от них особые привилегии, которые, в частности, формулировались в так называемом Анд-реануме (Andreanum) — документе, изданном Андреем II в отношении его «верных гостей, немцев Трансильвании» в 1224 году13. Очевидно, что модель этнических отношений в городах Восточной Европы, которые основывались посреди сельской местности, населен -ной местным крестьянством и знатью, значительно отличались от городов германизированных областей вокруг Бранденбурга и Вроцлава. Еще один сценарий разыгрывался в Восточной Прибалтике, севернее Мемеля (ныне — Клайпеда), где политическая власть была сосредоточена в руках чисто немецкого образования — ордена Тевтонских рыцарей. Все тамошние города были основаны немцами, а туземное прибалтийское население, принадлежавшее к финно-угорской группе, сохраняло значительное численное большинство и оставалось преимущественно сельским. Здесь отношения между немецким городом и ненемецкой сельской местностью складывались подобно тем, что были в Польше, Венгрии и Богемии, при том, что политическая власть безраздельно находилась в руках у немцев, и в этом смысле Восточная Прибалтика напоминала Бранденбург.

Такие переменные, как масштабы немецкой иммиграции, распределение политической власти между коренными и иммигрантскими группами населения, а также сама история обращения в христианскую веру, существенно различались. Особенно важен последний из перечисленных факторов. Герцогства и королевства Польши, Богемии и Венгрии официально приняли христианство и сформировали церковную иерархию уже до того, как началась волна немецкой эмиграции. В то же время венды, то есть западные славяне, жившие по соседству с немцами, чехами, поляками и балтами, сохраняли язычество еще и в XII веке. Уже в XIII веке князья и прелаты немецких колониальных территорий наподобие Бранденбурга были готовы извлечь всю возможную выгоду из своей репутации поборников христианской веры, даже при том, что офици-

альное язычество западных славян завершилось в 1168 году разграблением храма Арконы на острове Рюген. Вскоре после этого, с началом миссии в Ливонию и расселения немцев в Восточной Прибалтике, стал формироваться совершенно особый тип политического образования — государство, управляемое орденом крестоносцев, вся цель существования которого заключалась в вооруженном подавлении язычников и схизматиков. Пруссия и Ливония как раз и приняли форму немецкого теократического государства, увязшего в бесконечной войне с местным языческим населением. Очевидно, что разные формы межэтнических отношений были связаны со степенью их зависимости и тождественности религиозным противоречиям. Разногласия по линии христианин-язычник могли усугублять, превосходить или вовсе не иметь отношения к противоречиям на основе принадлежности к немецкой нации. Колонизация могла быть, а могла и не быть синонимом обращения в христианскую веру.

Прямые исторические последствия миграционных и межэтнических процессов эпохи Высокого Средневековья мы видим и сегодня. В наше время, когда носители немецкого языка из стран Восточной Европы продолжают переселяться в Германию, когда люди гибнут в борьбе за право Британской короны на ирландскую землю или против него, становится понятно, что фундаментальные политические проблемы XX века глубоко уходят корнями в динамичную эпоху завоевания и колонизации шести-или семивековой давности. Экспансия Средневековья оказала на культурное самоопределение и политическое будущее жителей кельтских островов или Восточной Европы бесповоротное влияние.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ ПЕРИФЕРИЙНЫХ ОБЛАСТЕЙ

Утверждение новой аристократии, строительство замков, развитие городов, новые сельские поселения, развитие письменной документации — все эти процессы обусловили фундаментальную трансформацию затронутых ими регионов по периферии католической Европы. Политические последствия были различны. О государствах завоевания в Бранденбурге и Ольстере уже шла речь в Главе 2. Однако помимо них были и другие примеры. По всем окраинам Европы можно было встретить военизированные общественные образования. Особенно ярким примером служит Орденштат — государство Тевтонских рыцарей, которым правила иноземная религиозно-военная аристократия, так и не сумевшая интегрироваться в местное общество (с натяжкой аналогом можно считать Родос). В других регионах тоже существовали свои государства-форпосты и «ут-ремеры» — в Леванте, Греции, землях кельтов. Во многих случаях самым удачным определением такого рода областей можно считать «полупокоренные страны». Наглядным примером служит Ирландия; еще одним — Уэльс до 1282 года. Вероятно, подобным же образом

328

Роберт Бартлетт. Становление Европа

12. Политическая социология Европы после экспансии

329

можно охарактеризовать и государства крестоносцев. Главенствующее в политическом плане население, состоящее из ведомых рыцарями и духовенством эмигрантов, ядро которых составляли бюргеры и отчасти крестьяне-фермеры, оставалось тем не менее меньшинством и противостояло значительному большинству автохтонного населения, говорящего на другом языке, имеющего иную культуру, иную структуру общества и зачастую — иную религию. Это меньшинство было вынуждено обеспечивать себе безопасность, доходы и власть, подавлять или «переделывать» коренное население. Порой сразу за весьма зыбкими стенами колониальных городов и фьефов лежали независимые от них исконные государственные образования: гэльские или литовские королевства, греческие или исламские государства, давно вынашивавшие планы реванша и возрождения. В подобных государствах война и соперничество между приезжими и местными, поселенцами и исконным населением вое -принимались как должное и составляли неотъемлемую сторону жизни.

Не все местные правители оказывались настроены враждебно к эмигрантам. Во многих случаях чужеземцев приглашали и поощряли как раз местные аристократы в стремлении обрести преимущество над политическими соперниками. Альянс с могущественными иноземцами мог быть заманчивой перспективой для тех вождей, кто проигрывал в политической борьбе или желал подняться над своими пэрами. Наглядным примером такого рода служит Дермот Макмарроу Лейнстерский, который для восстановления своего королевства привел англо-нормандских наемников. Точно так же нормандцы захватили свой первый плацдарм на Сицилии благодаря содействию раскольника-мусульманина эмира ибн-ат-Тимнаха Ц «Христиане совсем близко, — советовал один ливонец перед лицом натиска литовцев. — Давайте поскачем к Магистру [Тевтонского ордена]… Давайте вступим в добровольный союз с христианами и отплатим тогда за наши невзгоды»15. Связь между могущественными внешними силами могла дать решающее преимущество в междоусобных конфликтах. Например, Генрих I Английский сумел переманить на свою сторону подающего надежды валлийского князя, пообещав вознести его «выше любого из твоего клана… так что весь клан твой станет тебе завидовать))16.

Перемены, о которых идет речь, были не только следствием завоевания. XI, XII и XIII века отмечены плеядой энергичных правителей, которые осознанно проводили политику преобразований. Альфонс VI королевства Леон и Кастилия (1065—1109) женился на дочери французского княжеского рода, приветствовал приезд в его страну французских рыцарей, духовенства и бюргеров, установил тесные контакты с папством и Клюнийским орденом, переделал церковный обряд на римский лад, возможно, выпустил первую кастильскую монету и основал новые городские общины, наделив их городскими свободами. Давид I Шотландский (1124—1153) отчека-