Котовский (Книга 2, Эстафета жизни)

И он был прав. Усилиями Фрунзе дан толчок, поставлено дело на правильные рельсы. Теперь оно пойдет, теперь не остановишь!

Группа летчиков стояла невдалеке от Фрунзе. Они делились впечатлениями.

- Хорош, что и говорить!

- Уж во всяком случае не хуже заграничных! - прозвучал чей-то сочный голос.

Фрунзе прислушался. Это оценка Российского, одного из славных зачинателей летного дела в России. Он зря не скажет!

"И все до последнего винтика - все наше, отечественное! - размышлял Михаил Васильевич. - Те капиталистические страны, которые упорно не желали нам ни в чем помочь, оказали нам большую услугу: поняв, что нам рассчитывать не на кого, мы поднатужились, приналегли и сами стали налаживать все необходимое. И то сказать - богата наша страна, все у нас есть, потому и в будущее смотрим мы бодро. Тысячу раз прав товарищ Поликарпов: то ли еще будет!"

- Вы чего-то улыбаетесь, товарищ Фрунзе, - подошел летчик Громов и показал в небо на делающий мертвую петлю самолет. - Неплохо, а? Одобряете?

- То ли еще будет! - повторил Фрунзе понравившиеся ему слова Поликарпова.

- А как же! - отозвался уверенно Громов, поняв, о чем идет речь. Это обязательно!

Фрунзе видел, что их обоих наполняет одно чувство: гордость достигнутым и нетерпение двигаться дальше, дальше, ведь нет предела для человеческих устремлений, а счастье человека в том, чтобы созидать, доискиваться, творить.

Оба сильные, оба воодушевленные торжественностью минуты, летчик и любимый народом нарком стояли и молча любовались самолетом, который по воле пилота то падал камнем, то взмывал ввысь, то кружил и кувыркался, как жаворонок, упоенный простором и солнцем.

5

Дела, дела. Нужно обладать кипучим характером Фрунзе, чтобы успевать повсюду и не суетиться. Ведь это он принимал самое живейшее участие в разработке плана первой пятилетки. Ведь это он разъезжал по стране, проводя инспекторские смотры, он нанес визит Германии, прибыв в Кильскую бухту на линкоре "Марат". Он присутствовал при передаче авиаэскадрильи имени Дзержинского в распоряжение Военно-воздушных сил.

- Редко нам удается видеть папу, - говорит Софья Алексеевна, когда Тимур и Танечка забираются на колени отца.

- Соскучился я по вас, - признается Фрунзе, - но что же делать? Надо. Время такое. Вот в Ленинград на днях поеду. Ведь надо?

24 февраля 1925 года Фрунзе выступает на торжественном заседании расширенного пленума Ленинградского губисполкома. Заседание посвящено 7-й годовщине существования Красной Армии.

Настроение у всех приподнятое, праздничное. Как там ни говорите, а дела идут успешно, усилия всего народа, всей страны не напрасны. И всем без исключения нравится этот коренастый, деловитый, без всякой позы и аффектации человек.

Как тепло он говорит о Ленинграде:

- Каждая улица, каждый камень на его мостовых являются свидетелями величайших событий и могут многое рассказать нашим грядущим поколениям.

Да! Конечно! Все ленинградцы любят свой город и любят, когда о нем говорят хорошо.

Фрунзе напоминает о некоторых этапах истории Ленинграда, говорит о тех днях, когда армия Юденича появилась на подступах к городу и встретила достойный отпор. Он выражает надежду, что и в будущих столкновениях, если таковые произойдут, Ленинград будет стоять несокрушимым форпостом на крайнем фланге наших войск.

- Сейчас в заграничной прессе немало шума, призывов к крестовому походу против коммунизма. Мы знаем, что лягушки квакают к дождю, поэтому принимаем кой-какие меры, чтобы дождь не застал врасплох.

Заканчивая речь, Фрунзе с большим подъемом провозглашает здравицу:

- Вашему городу, стальному городу Ленина, живому горячему сердцу революции, оплоту и надежде наших октябрьских заветов - слава и наш братский привет от Красной Армии!

Умеет Фрунзе затронуть большие чувства в душе человека, умеет воодушевить. Среди присутствующих и Николай Лаврентьевич Орешников, уж ему-то больно по душе слова Фрунзе.

Крупными мазками набрасывает Фрунзе облик страны, определяет задачи Красной Армии. Затем делает обзор международных событий.

До чего хотелось бы Орешникову поговорить с Фрунзе! Но куда там! До Фрунзе и не добраться! Его окружили, его засыпали вопросами, его куда-то увезли, кажется, выступать на заводе или в воинской части.

Орешников уже примирился с тем, что не удалось побеседовать с Фрунзе или хотя бы поблагодарить его за выполненное обещание: за перевод в Ленинград.

И вдруг - на следующий же день после собрания - звонок в дверь, и на пороге появляется коренастая фигура Фрунзе.

В квартире поднялся переполох. Быстро подхвачено и унесено какое-то белье, висевшее на спинке стула, ловким движением ноги задвинут под кровать детский горшочек. Любовь Кондратьевна сбросила передничек, который надевала, когда мыла посуду, а Лаврентий Павлович натянул на плечи заслуженный, сшитый еще в 1912 году, синий в полоску пиджак.

- Показывайте, показывайте вашего Вову, который решил копить деньги при коммунизме! - слышался голос в прихожей. - Знакомьтесь, никак не мог доказать, что найду как-нибудь Васильевский остров и без сопровождающего, сам когда-то на Васильевском жил...

Фрунзе сопровождал чистенький, молоденький военный из управления. Сначала с Фрунзе намеревался охать командующий военным округом, но Фрунзе решительно запротестовал, объяснив, что хочет посетить знакомых не как нарком, а как обыкновенный смертный.

Выражение "обыкновенный смертный" вызвало дружный взрыв смеха и возгласы одобрения. Однако сопровождающего все-таки подкинули, уверяя, что он и город знает и что вообще невежливо бросать высокого гостя на произвол судьбы.

Сопровождающему, бойкому молодому краскому Пете Соломинцеву, успели шепнуть, чтобы посмотрел, что там и как, не нуждается ли в чем этот самый Орешников, как оказалось, личный знакомый Фрунзе.

Николай Лаврентьевич обрадовался гостю. Он суетился, за что-то извинялся, глазами показал жене на тарелку с недоеденной манной кашей - и тарелка моментально исчезла.

- Извините за беспорядок... Знакомьтесь, пожалуйста... Это мой отец.