Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

В НКВД Пстроконскому предложили сотрудничество, на которое он сразу же согласился. Причиной своего ареста он считал предательство Мацелинского, о котором у него после встреч во Львове с деятелями обоих организаций СВБ сложилось негативное мнение. Уже после своего освобождения, в рапорте от 14 августа 1941 г., Пстроконский так объяснил свое поведение во время допросов в НКВД: «… Когда мне предложили освобождение в обмен на согласие возглавить подпольную организацию и действовать в их интересах, то после раздумий в течение ночи я решил согласиться (подполковник Пстроконский был убежден в том, что в НКВД о СВБ все было известно и без его признаний — И. И.). Повезли меня в Москву, где в течение двух часов я разговаривал с министром Берией, убеждая его в том, что в связи с опасностью войны с Германией, которая угрожает Советам после капитуляции Франции, их политика в отношении поляков является ошибочной… Все свои усилия направил на то, чтобы повлиять на Советы в направлении смягчения их отношения к арестованным» [566].

В рапорте от 13 февраля 1942 г., составленном в период службы в Польской армии в СССР, подполковник Пстроконский объяснил свое согласие на сотрудничество с НКВД уже тем, что «… он решил освободиться любой ценой только для того, чтобы сообщить всем о предательстве в организации».

Однако, из его собственных показаний, поданных в НКВД, и опубликованных сотрудниками Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации в 2001 г., стали известны подлинные мотивы принятого Пстроконским решения о необходимости сотрудничества с советскими спецслужбами Процитируем фрагмент из этих показаний «Поражение Франции избавило нас от всяких надежд на восстановление польского государства… убежден, что будет советско-немецкая война и в этой войне мы обязаны быть на стороне Советов… считаю, что могу и обязан встать на сторону Советов…мой арест и форма влияния на меня (тайное сотрудничество с НКВД) очень болезненно воспринято мною, но я признаю необходимость этого и обязан довести свой компромисс до этих границ… условия, в которых оказалась Польша, требуют чрезвычайных шагов и я знаю, что в перспективе не сделаю ошибки, встав на сторону Советов…».

Подполковник Пстроконский утверждал, что его наибольшим желанием является участие в рядах польских подразделений на советской стороне в борьбе с немцами, и ради этого он был готов поставить под советский контроль все подпольные организации, действовавшие в Западной Украине, а также завязать контакт с варшавской организацией с целью получения от нее информационных материалов касательно немецкого военного потенциала на оккупированной территории и во всем Рейхе.

После двухнедельного пребывания в Москве в первой половине июля Пстроконского вернули во Львов. Официальной версией его освобождения был побег с депортационного поезда. По требованию сотрудников НКВД подполковник после освобождения трижды встречался с Мацелинским, с его адъютантом поручиком Станиславом Немчицким («Козловским») и с другими деятелями польской конспирации.

Из вышеупомянутых рапортов подполковника известно, что он будто бы поручил некоторым из этих лиц, кому особенно доверял, предупредить организацию о предательстве Мацелинского и распространить информацию о том, чтобы никто из подпольщиков не контактировал с ним самим. Поручику Немчицкому будто бы было поручено передать эту информацию за границу генералу Соснковскому.

Приблизительно через десять дней после освобождения Пстроконского его арестовали во второй раз. Второй и последний арест подполковника был вызван тем, что в НКВД решили вывести его из игры. Принимая во внимание общую бездеятельность в этот период всех польских антисоветских организаций в Западной Украине, можно предположить, что уже до лета 1940 г. все они находились под контролем советских спецслужб, и потому о двойной роли, которую, возможно, пытался сыграть их агент, в НКВД не догадываться не могли. Пстроконский, в отличие от Мацелинского, Москве был уже не нужен. Судьба остальных более-менее известных деятелей польского подполья в Западной Украине в НКВД еще не была решена.

До августа 1941 г. парижский эмиссар находился в московской тюрьме на Лубянке, а после освобождения оказался в армии генерала В. Андерса и служил там интендантом. В сентябре 1941 г. в Варшаве при ГК СВБ состоялся тайный суд над бывшим посланцем из Франции. В обвинительном акте прокурора капитана Л. Милевского (Бачинекого) значилось: «… обвиняемый подполковник Пстроконский 22 июня 1940 г. был арестован во Львове и во время допросов передал НКВД информацию о существовании организации ПЗП (Polski Związek Powstańczy — Польский повстанческий союз. — И. И.) и её руководящих территориальных властях, назвал также фамилии (псевдонимы) членов организации — Добровольского, Яся (Соколовского), Влады Пеховской… В обмен на предложенное освобождение он согласился сотрудничать с НКВД и обязался регулярно поставлять информацию о ПЗП…» [567].

Однако Главнокомандующий СВБ генерал С. Ровецкий приговор варшавского суда не утвердил, мотивируя это тем, что подполковник был эмиссаром «Центра», и что основной материал на него находится там [568].

Информация о суде над подполковником Пстроконским и о решении передать это дело на рассмотрение «Центра» была отослана радиограммой в Лондон. В документации бывшего уполномоченного Главного коменданта СВБ, подготовленной для Главнокомандующего Польскими вооруженными силами, генерал В. Сикорский 15 января 1942 г сделал такую пометку: «Уведомить генерала Андерса о судебном приговоре и об отложении рассмотрения этого дела на послевоенное время. Потребовать использовать Пстроконского только на второразрядных должностях, на которых он мог бы искупить свои ошибки хотя бы частично» [569].

Нового рассмотрения этого дела при своей жизни подполковник уже не дождался. Через семь лет после его смерти, в 1959 г., Товарищеский суд Объединения солдат Армии Крайовой в Лондоне реабилитировал Станислава Пстроконского, а еще через два года, в 1961 г., министр национальной обороны Польши в эмиграции генерал М. Токажевский- Карашевич утвердил это решение.

Тем временем вопрос о возможности сотрудничества подполковника Мацелинского с органами НКВД еще раз был поставлен на очередной конференции членов польского подполья, состоявшейся 27 августа 1940 г. в Черновцах. Местом проведения г. Черновцы были выбраны не случайно. По мнению ее участников, советские спецслужбы там еще не располагали разветвленной сетью информаторов.

Верили ли деятели польской конспирации в возможность предательства со стороны подполковника Мацелинского? Конечно, в тех сложных условиях, в которых приходилось действовать подпольщикам в Западной Украине, слухи о сотрудничестве с советской властью того или иного члена организации были довольно распространенным явлением, и Мацелинский был не единственным, кого в этом подозревали. Ближайшее окружение полковника могло его обвинить только в бездеятельности, но прямых доказательств сотрудничества «Корнеля» с НКВД у его подчиненных не было. Поэтому представители бухарестской базы связи, прибывшие в Черновцы, в частности, поручик Роман Татарский («Люда»), высказали на конференции свое доверие Мацелинскому.

Среди важных проблем, которые обсуждались на конференции, были также вопросы, связанные с организацией военной разведки на территории СССР которая, следует полагать, в тот период поляками вообще не проводилась. Несмотря на последние указания генерала Соснковского о необходимости сосредоточить главные усилия на разведдеятельности, она была организована плохо. Мацелинский через своего представителя на конференции, поручика Немчицкого, сетовал, во-первых, на то, что для профессионального ведения военной разведки ему не хватало ни средств, ни специально подготовленных специалистов. Во-вторых, по его мнению, активизация разведдеятельности могла привести к деконспирации организации органами советской контрразведки (несомненно, подполковник знал, что говорил).