История Франции т.2

21 сентября Конвент начал свою работу актом об отмене монархии. «Дворы — это мастерские преступления, очаги разврата, логовища тиранов. История королей — это мартиролог наций», — заявил под гром аплодисментов якобинец Грегуар. Провозгласив день 21 сентября начальной датой «новой эры» — IV года свободы, первого года Республики, — Конвент тем самым возвестил установление во Франции республиканского строя [47].

Работы Конвента начались при знаменательных обстоятельствах. Накануне, 20 сентября, в сражении при Вальми французские войска впервые с начала войны одержали победу над интервентами. Армии революционной Франции перешли в наступление. Они вступили на территорию Бельгии, тесня отходящего противника; 6 ноября в битве при Жемаппе разбили австрийцев, вышли на средний Рейн, заняли Аахен, Вормс, овладели Франкфуртом-на-Майне. Блистательные победы революционного оружия окрылили французский народ.

Якобинцы, стремясь к сплочению всех патриотических сил, протянули жирондистам руку примирения. Марат открыто объявил о том на страницах своей новой газеты [48]. Но жирондисты, переоценивая силу своего влияния в стране, отвергли примирение. Напротив, они выступили с яростными нападками на Робеспьера, Марата. Борьба между двумя партиями возобновилась с новой силой. 10 октября 1792 г. Бриссо и другие жирондисты были формально исключены из Якобинского клуба.

Разногласия между жирондистами и якобинцами охватывали почти все вопросы революции. Но наиболее острым, или вернее сказать, выдвинувшимся на первый план стал вопрос о судьбе короля. Якобинцы требовали казни короля; жирондисты — прямо или, чаще, маскируясь — брали его под защиту. Но это не был спор о личной судьбе Людовика Капета; это был спор о большем — о революции, о том, должна ли она идти вперед.

Преданный суду Конвента бывший король, вопреки всем маневрам жирондистов, большинством голосов был приговорен к смертной казни [49]. 21 января 1793 г. он был гильотинирован.

Война требовала огромного напряжения сил страны. С начала 1793 г. в антифранцузскую коалицию вступили Англия, Голландия, Испания, ряд итальянских и германских государств. Контрреволюционная коалиция все расширялась. В марте 1793 г. вспыхнул контрреволюционный мятеж в Вандее, быстро распространившийся на ряд северо-западных департаментов. Число врагов росло.

С осени 1792 г. военные действия развивались для Франции успешно. Но в марте 1793 г. командовавший войсками в Бельгии генерал Дюмурье, тесно связанный с жирондистами, пытался повернуть армию против Парижа и, потерпев неудачу, бежал в лагерь врага [50]. После измены Дюмурье французская армия начала отступать из Бельгии. Одновременно теснимые превосходящими силами французы отходили из занятых земель Германии. Противник перехватил инициативу; он вторгся на территорию Франции и перешел в наступление на всех фронтах.

Внутреннее положение страны также резко ухудшилось. Война требовала огромных расходов. Не желая возлагать издержки войны на богатых — облагать их налогом, жирондистское правительство встало на путь непрерывных эмиссий. Выпущенные в большом количестве ассигнаты резко пали в цене. Следствием этого был рост дороговизны на продовольственные товары. Произведенные правительством реквизиции сельскохозяйственных продуктов для снабжения армии привели к тому, что зажиточные крестьяне стали припрятывать хлеб. В результате всего этого беднейшее население городов и сельская беднота, не имея средств на покупку продуктов по взвинченным ценам, оказались обреченными на муки голода. С осени 1792 г. в Конвент стало поступать множество петиций и жалоб на то, что народ голодает.

В Париже и других городах начались волнения на продовольственной почве. Большое влияние среди санкюлотов стала приобретать политически не оформленная, распыленная группа народных агитаторов, вошедших в историю под именем «бешеных». «Бешеные» — Жак Ру, Варле, Леклерк — поддержали выдвигавшееся беднотой требование установления максимума — твердых цен на продукты питания. Жак Ру, священник в церкви Николая на полях, в секции Гравилье, в Париже смело обличал «аристократию имущих» и требовал жестоких мер наказания против спекулянтов и барышников. Он был одним из первых проповедников политики социального террора, т. е. террористических мер против богатых. «Необходимо, чтобы серп равенства прошелся по головам богатых», — говорил он. Его популярность в кварталах бедноты быстро росла. Он был избран в члены Коммуны, выступал в Клубе кордельеров, составлял смелые обращения к Конвенту [51].

Смутные, неотчетливые стремления низов к иному, более справедливому общественному строю находили отражение и в ряде утопических проектов социального переустройства. Безбожник и материалист Сильвен Марешаль — позднее участник заговора Бабефа, требовал, чтобы по окончании войны было произведено уравнение имуществ, устраняющее все преимущества богатых [52]. Сам Гракх Бабеф уже во время революции подходил к коммунистическим взглядам [53]. Коммунистические утопии развивали в эти же годы Буассель, Шапюи и другие неизвестные ранее выразители социальных чаяний народных низов, открытые лишь в последние годы исторической наукой ^[54].

Между якобинцами и «бешеными», не говоря уже о мечтателях-коммунистах, остававшихся по большей части одиночками, сторонившихся политической борьбы, существовали немалые различия. Правда, среди якобинцев и их вождей были люди, последовательно и твердо защищавшие интересы бедноты, и среди них в первую очередь должно быть снова названо имя Марата [55]. Но в целом якобинцы уделяли значительно больше внимания вопросам политическим, чем социальным. Они отнеслись первоначально отрицательно к требованию максимума на продовольствие, видя в нем нечто «старорежимное» — ограничение свободы в экономической сфере. Они не скрывали и своего недоверия к «бешеным» в целом.

Но сила якобинцев в том и заключалась, что они прислушивались к голосу народа. Под влиянием требований народных низов они пересмотрели свое отношение к максимуму. Сначала за поддержку требований максимума высказалась Коммуна Парижа, затем и якобинцы в Конвенте. Поддержка якобинцами требований максимума означала установление на практике блока с «бешеными». К этому вела и логика борьбы с жирондистами.

Несмотря на ухудшающееся положение на фронтах, жирондисты, пренебрегая опасностью, нависшей над родиной, направляли все свои усилия на борьбу против Горы, на разжигание внутренних разногласий. В апреле 1793 г., нарушая депутатскую неприкосновенность, они добились предания Марата суду революционного трибунала. Но процесс против Друга народа превратился в его триумф. Трибунал оправдал Марата, и народ на руках принес его в здание Конвента.

4 мая жирондисты потерпели поражение и в Конвенте. Несмотря на их яростное сопротивление, большинство проголосовало за внесенные якобинцами предложения об установлении твердых цен на зерно. Первый максимум, декретированный Конвентом, с неизбежностью влек за собою и другие меры государственного регулирования торговли и распределения продуктов [56].

Но понесенные поражения не отрезвили жирондистов. Они выступили с прямыми угрозами революционному Парижу, пытаясь противопоставить страну столице. Скатываясь к контрреволюции, они установили в ряде городов фактический блок с роялистами, а в Лионе подняли открытый мятеж. 18 мая им удалось создать в Конвенте комиссию 12-ти для расследования деятельности Коммуны. В момент, когда пять иностранных армий, вторгшихся на территорию Франции, теснили отступающие войска республики, жирондисты подготавливали удар по революционным организациям столицы.