Тайны Великой смуты

От первой жены Анастасии Романовны Грозный имел двух сыновей — Ивана и слабоумного Федора. От последующих пяти жен — Марии Темрюковны, Марфы Собакиной, Анны Колтовской, Марии Долгоруковой и Анны Васильчиковой — Иван IV не имел детей. [17]

19 октября 1583 г. Мария Нагая родила сына Димитрия. В конце февраля 1584 г. здоровье царя резко ухудшилось, и 18 марта он скончался.

Существует много легенд, что царь Иван не умер своей смертью, а был убит. Объединяет все эти легенды одно — среди убийц всегда оказывался Борис Годунов. И легенды эти появляются лишь спустя несколько лет после смерти Ивана IV, когда против Годунова будет развязана невиданная по масштабам психологическая война. Первой «жертвой» Годунова станет Иван Грозный, за ним последует царевич Димитрий, убиенный по приказу Бориса. Борис де отравит целую семью — двухлетнюю царевну Федосью, ее отца царя Федора Иоанновича, а позже и царицу Ирину. Перетравив всю царскую семью, неутомимый Годунов примется за свою собственную и отравит жениха своей дочери Ксении датского принца Иоанна.

Кто и зачем организовал такую чудовищную ложь — мы узнаем из последующих глав. А пока умер величайший тиран российской истории.

Законным наследником Ивана Грозного был его двадцатисемилетний сын Федор. Однако умственные способности и склад характера Федора явно не соответствовали функциям российского самодержца. Поэтому Иван Грозный якобы перед смертью создал опекунский совет, который должен был управлять страной от имени царя Федора. Я говорю «якобы», поскольку завещание Ивана Грозного не только не сохранилось, но и его точный текст неизвестен историкам. Говоря о завещании царя Ивана, наши историки обычно ссылаются на сообщения иностранцев.

Через несколько месяцев после смерти Ивана IV его личный лекарь послал в Польшу сообщение о том, что царь назначил четырех регентов — Никиту Романова-Юрьева, Ивана Мстиславского и еще двоих бояр. Английский посол Джером Горсей в одном случае говорит о четверых боярах-регентах, в другом — о пяти. Горсей утверждал, что главным правителем Грозный назначил Бориса Годунова, а в помощники ему определил Ивана Мстиславского, Ивана Шуйского, Никиту Романова и Богдана Бельского. Австрийский посол Николай Варкоч писал: «Покойный великий князь Иван Васильевич перед своей кончиной составил духовное завещание, в котором он назначил некоторых господ своими душеприказчиками и исполнителями своей воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова, родного брата нынешней великой княгини, и не назначил ему никакой должности, что того очень задело в душе».

На основании сведений иностранцев историки сами составили список членов регентского совета — как кому нравится.

К примеру, Р. Г. Скрынников действует методом исключения и отдает предпочтение Богдану Бельскому, вычеркивая из списка регентов Бориса Годунова.

На мой взгляд, спорна сама версия создания Иваном IV регентского совета. Обстоятельства внезапной смерти Грозного полностью исключают возможность составления завещания в последние часы его жизни. Если же завещание было составлено заранее, то какой смысл был его хранить в тайне? Торжественное объявление царем списка регентского совета придало бы совету легитимность.

Да и в самом совете как мог царь Иван сажать рядом Ивана Петровича Шуйского с худородным Богданом Яковлевичем Бельским? Бельский был опричником, затем состоял при дворе царя, но он даже не имел придворного звания. Окольничим он стал при царе Федоре, а боярином — при Лжедмитрии I.

Если действительно Борис Годунов не был включен в регентский совет, то почему его противники не использовали этот важный козырь в борьбе против Годунова ни в 1584 г., ни в последующие двадцать лет? Предъявили бы народу подлинное завещание Грозного или рассказали бы, как и при каких обстоятельствах Годунов уничтожил его. Можно привести еще множество аргументов в пользу того, что никакого завещания Грозного не существовало и в помине.

Буквально через несколько минут после смерти царя Ивана уже никто не вспоминал о «завещании» или о каких-либо других бумагах, а все ближние бояре начали действовать силой. Немедленно ворота Кремля были заперты, а его гарнизон поднят по тревоге. Шуйские объединились с Годуновыми и Романовыми и обвинили в измене семейство Нагих — родственников царевича Димитрия по матери. В ночь после смерти царя все Нагие и их родственники были заключены под стражу. Через несколько дней царевич Димитрий, его мать и часть Нагих были вывезены в Углич, остальных Нагих отправили в ссылку в разные города.

Богдан Бельский попытался организовать контрпереворот в пользу малолетнего Димитрия, но неудачно, и был отправлен боярами в Нижний, правда не как преступник, а на воеводство.

Тем не менее обстановка в столице оставалась весьма неспокойной. По словам летописца, «пришли изо всех городов в Москву именитые люди и молили со слезами царевича Федора, чтоб был на Московском государстве царем и венчался царским венцом». Это очень любопытно — зачем явились именитые люди в Москву? В столь опасном положении Боярская дума сочла необходимым призвать в Москву «лучших людей» со всей страны, чтобы решить вопрос, кому быть царем — совершеннолетнему, но неспособному править Федору или младенцу Димитрию. Горсей сообщает, что собор состоялся 4 мая 1584 г. в присутствии митрополита, архиепископов, епископов, игуменов и всего дворянства. До нас дошли сообщения современников иностранцев Пертея и Горсея о соборе в Москве. Англичанин Горсей даже сравнивал собор с английским парламентом.

Собор практически единогласно избрал Федора Ивановича на царство. 31 мая 1584 г. Федор торжественно венчался на царство «по греческим обычаям». Долгая церемония утомила его. Не дождавшись конца коронации, Федор передал шапку Мономаха боярину Мстиславскому, а державу (тяжелое золотое яблоко) — Борису Годунову. Этот в принципе незначительный эпизод произвел гнетущее впечатление на всех присутствовавших.

Царь Федор мало походил на своего отца. Он был небольшого роста, приземист, одутловат, имел нетвердую походку. С его лица не сходила блаженная улыбка. Федор был крайне набожен. Ежедневно он подолгу молился, любил сам звонить на колокольне. Раз в неделю царь отправлялся на богомолье в ближние монастыри.

Набожность у Федора сочеталась с любовью к диким забавам и кровавым потехам. Федор буквально упивался зрелищем кулачного и в особенности медвежьего боя. На его глазах вооруженный рогатиной охотник отбивался как мог, от медведя в круге, обнесенном стеной, из которого некуда было бежать. Потеха редко обходилась без крови. Кроткий царь Федор периодически бил палкой ближних бояр, доставалось и шурину Борису.

Положительно отзывался о Федоре лишь патриарх Иов, который видел в нем разумного политика и образец государя. Все остальные современники и особенно иностранцы были беспощадны к новому царю. Английский посол Флетчер писал: «Царь прост и слабоумен… мало способен к делам политическим и до крайности суеверен». Папский нунций Поссевино писал об идиотизме царя, граничащем с безумием. Польский посол Лев Сапега, вернувшись из Москвы, заявил на сейме: «Напрасно говорят, что у этого государя мало рассудка: я убедился, что он вовсе лишен его».

При царе Федоре постепенно стал исчезать страх, вызванный террором его отца. По этому случаю дьяк Иван Тимофеев записал: «Бояре долго не могли поверить, что царя Ивана нет более в живых, когда же они поняли, что это не во сне, а действительно случилось, через малое время многие из первых благородных вельмож, чьи пути были сомнительны, помазав благоухающим миром свои седины, с гордостью оделись великолепно и, как молодые, начали поступать по своей воле. Как орлы, они с этим обновлением и временной переменой вновь переживали свою юность и, пренебрегая оставшимся после паря сыном Федором, считали, как будто и нет его…»

Перед коронацией началась жестокая борьба сильнейших кланов (родов) за награды и пожалованья, которыми обычно сопровождалось восшествие на престол великих князей московских. Больше всех получил Борис Годунов. Федор возвел шурина в чин конюшего, то есть сделал старшим боярином. В 1565 г. царь Иван казнил последнего конюшего — князя А. Б. Горбатого-Шуйского — и упразднил этот чин. Восстановление чина конюшего и назначение 32-летнего боярина означало укрепление позиций клана Годуновых. В начале мая 1584 г. боярином и дворецким стал Григорий Васильевич Годунов. 31 мая получили боярство Степан и Иван Васильевичи Годуновы. В июне 1584 г. и в апреле 1586 года Иван Васильевич Годунов упоминается как «боярин и дворецкий казанский и нижегородский и наместник рязанский». Таким образом, уже к лету 1584 г. в Боярской думе было пять бояр Годуновых, трое из которых занимали особые дворцовые должности.