За Отчизну (СИ)

Несколько подмастерьев выскочили из-за стола, подбежали к только что вошедшему ваганту и потянули его к столу:

- Пей и ешь! Ешь и пей! А потом - спой нам. В обиде не будешь.

Вагант послушно сел за стол, положив свою старую цитру на колени. Одежда его давно утратила свои первоначальные цвета и была изрядно поношена. Видимо, жизнь не особенно щедро дарила ваганта своими милостями. Молодежь наперебой принялась угощать певца. Вагант принимал угощение, не церемонился. Выпив до дна кружку вина, он поставил ее вверх дном. Проверив цитру, он поднял глаза на окружающих:

- Что ж славное панство желает послушать?

Со всех сторон посыпались заказы.

Вагант поднял глаза к потолку, с которого спускалась цепь с привешенной к ней железной чашкой с маслом, где плавало несколько горящих фитилей, и запел простую, трогательную песню о юноше-олене.

Крики, ругательства и громкие разговоры как-то невольно затихли сами собой, Все сидели молча и слушали.

Хозяин шинка так и остался стоять между столами, с пустым жбаном в руках, слушая пение. Какой-то старый солдат, подперев огромной ладонью обветренное, загрубелое лицо с седыми длинными усами и глубоким шрамом через весь лоб, вдруг, бросив с проклятием свою кружку на деревянный пол, разразился громким пьяным плачем.

Вытерев вспотевший лоб, вагант добродушно и просто обратился к слушателям:

- Попрошу панство минуту отдыха.

Со всех сторон послышались возгласы восхищения и похвалы. К нему подошел с кружкой вина Штепан:

- Вот, дорогой друг, выпейте за нашу Чехию!

- Благодарю, пане! - учтиво поблагодарил вагант и осушил кружку.

- Я хочу, чтобы вы пропели в честь нашего мистра пана Яна Гуса. Он очень любит чешскую музыку, и ему ваше пение доставит истинную радость.

- Для пана Яна Гуса, вифлеемского проповедника? Да я для него готов петь целые сутки без отдыха!

К ваганту подошел студент Мартин Кржиделко И тоже поднес вина:

- Наши студенты просят вас спеть нашу студенческую, если вы знаете... ту, про бискупа Абецеда. [18]

Вагант рассмеялся:

- Извольте, но кого из нас бить будут - запевалу или хор?

- Пусть только попробуют! Начинайте.

Вагант взял несколько аккордов и под забористый, плясовой аккомпанемент запел:

Хор студентов дружно грянул припев:

По погребку раскатился оглушительный хохот. Хохотали все: подмастерья, солдаты, шляхтичи, и даже несколько почтенных панов в дорогой бархатной одежде лукаво усмехались в усы.

Не смеялись только немцы; они угрюмо слушали пение и тихонько о чем-то переговаривались. Когда студенты закончили последний куплет, немцы как один запели:

- Эй! - крикнул Ратибор. - Паны немцы! Мы вас в наших песнях не поносили... так не годится... добром просим - перестаньте!

Из-за стола немцев с шумом поднялся высокий красивый молодой человек, судя по богатой одежде принадлежащий к пражской аристократии. Подскочив к ваганту, он вырвал из его рук цитру и бросил ее об пол, а ударом кулака сшиб певца с ног. Уже лежащего ваганта молодой рыцарь яростно пихнул ногой:

- Ах ты, ушибленный богом! Чтоб твоя мать захлебнулась в крови!

Он хотел уйти на свое место, но чья-то рука схватила его за воротник. Рыцарь вырвался и повернулся лицом к противнику. Перед ним с разъяренным лицом стоял Ратибор:

- Баварская скотина! Убить тебя мало...

- К дьяволу! - заорал рыцарь. - На тебе!

Но Ратибор ловко перехватил руку рыцаря, в которой блеснул клинок длинного кинжала. Ратибор с налитыми кровью глазами сжал руку рыцаря и круто повернул ее; рыцарь закричал. Ратибор выпустил руку; кинжал звякнул, упав на пол, а рука бессильно повисла. Рыцарь стоял с закушенной от боли губой, бледный как мертвец.

- Ратибор, берегись! - крикнул Штепан.

Мгновенно обернувшись, Ратибор увидел, что другой молодой немец стоит позади с поднятой тяжелой кочергой. Ратибор прыгнул и вырвал у него кочергу.

- Погляди сначала, падаль в бархате, на кого прешь!

Схватив за оба конца кочергу, Ратибор на глазах у всех тут же скрутил ее в узел и этим железным узлом с размаху ударил противника. Раздался вопль, немец схватился обеими руками за лицо; кровь лилась через его ладони на пол. На Ратибора кинулось сразу несколько человек. Он схватил табуретку и грозно поднял ее над головой. Из-за столов выскочили студенты и ремесленники и с возмущенными криками бросились на немцев. Шинок мгновенно превратился в место побоища: летели кружки, со звоном падали медные жбаны, грохотали переворачиваемые столы и скамейки. Несколько человек уже свалились с окровавленными головами на мокрый от разлитого пива пол, кое где блеснули в руках ножи...

Не принимавшие участия в свалке поспешили оставить поле битвы, где и им грозила явная опасность оказаться случайно с проломленной головой или с выбитыми зубами.

Штепан схватил ваганта за руку и вывел из шинка, а сам вновь сбежал вниз помогать Ратибору.

Хозяин взобрался на бочку с пивом и завопил что было сил:

- Панство, если вы сейчас же не перестанете лупить друг друга, я бегу и зову городскую стражу! Клянусь святым причастием, всех вас отдам стражникам!.. Ну! Эй, Тума, Янда, бегите за стражей, живее!

Или угроза шинкаря, или усталость убавили пыл бойцов, и немцы один за другим стали покидать шинок, уводя с собой раненых. Последний из них, стоя на ступеньках, со злобой крикнул Ратибору:

- Пусть я лишусь вечного спасения, если ты не будешь висеть на Староградской площади! - и поспешно бросился догонять своих товарищей.

Студенты, расплатившись с хозяином и перевязав пострадавшим раны, тоже стали собираться. Штепан пожал Ратибору руку и побежал искать ваганта, а Ратибор, все еще не пришедший в себя после потасовки, медленно стал подниматься вверх по скользким ступенькам лестницы. Он оглянулся, ища рыжего Гавлика, но подмастерье, очевидно, уже ушел с другими.

Из темноты к Ратибору подошел незнакомый человек и сказал ему низким и твердым голосом:

- Пойдем вместе, я хочу сказать тебе несколько слов.

При слабом свете фонаря над входом в шинок Ратибор разглядел мужчину средних лет, одетого по-польски - в легкий жупан с откидными рукавами. В осанке его чувствовалась большая физическая сила, лицо было суровым и мужественным. Спокойный, но властный тон незнакомца заставил Ратибора подчиниться и послушно следовать за ним.

- Долго говорить не буду. Ты знаешь, кого ты изувечил?

- Нет, пане, откуда мне знать всех немцев!

- Один - молодой барон Ульрих фон Зикинген, а второй - племянник коншеля Курта Штабера. За то, что ты их изувечил, тебя повесят.

- Но, пан, что бы вы на моем месте делали?

- Я? Конечно, отлупил бы их не меньше, чем ты. Я вовсе не порицаю тебя, а просто, как ближнего своего, предупреждаю.

Ратибор понимал, что незнакомец прав. Немцы не успокоятся, пока его не казнят.

Незнакомец не торопясь разговаривал с Ратибором таким тоном, как будто давно его знал:

- Ты парень хороший, настоящий, честный чех, и из тебя выйдет толк. Но ты стоишь на дурной дороге. Ты любишь родину и свой народ, ты ненавидишь его врагов и мечтаешь освободить от них Чехию. Но не пивом и вином, не в кабацкой драке надо служить своей родине. Тут ты дальше виселицы не пойдешь и выше петли не подымешься. Если тебе охота драться с немецкими насильниками, едем со мной в Польшу. Немцы-меченосцы стремятся задавить Польшу и Литву, как задавили уже Поморье и Пруссию... В Польше - там каждая пара здоровых рук и сердце воина дороже золота. Согласен ехать?