Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного

Можно долго спорить и рассуждать о подлинности или подложности копий этих документов (путем сопоставления дат, фамилий, событий, изучения соответствующих источников в заграничных архивах и т. п.). Но по большому счету принципиальное значение для нас имеет то обстоятельство, что сегодня можно считать доказанным существование тайных связей немцев с большевиками, финансирование которых осуществлялось как до, так и после Октября.

Между тем Щастный собственноручно написал на обороте одного из указанных документов: «Был взят с собою как материал, компрометирующий ходившие по Петрограду слухи, для того, чтобы показать Коллегии и Высвоенсовету» [40].

Каких-либо доказательств использования Щастным этих документов в контрреволюционных целях ни следствием, ни судом добыто не было. Тем более что они не изымались у Щастного при аресте, как неоднократно утверждал Троцкий. Командующий флотом сам достал из портфеля все привезенные документы, когда нарком «снимал с него показания». Как видно из стенограммы допроса, Щастный с целью аргументировать свою позицию «вынимает записки и смотрит по ним, Троцкий берет записки и читает» [41].

В то же время можно считать установленным, что, проводя собственное расследование (об этом свидетельствуют, в частности, личные записи командующего, стенограмма допроса Блохина и др.), Щастный вплотную приблизился к разгадке тайны. И, вероятно, именно за это был уничтожен.

Выступая в судебных прениях, государственный обвинитель Н.В. Крыленко заявил: «Я утверждаю, что начальник морских сил Щастный поставил себе целью свергнуть Советскую власть, во всех действиях Щастного видна определенная, глубоко политическая линия».

Защитительная речь присяжного поверенного Жданова длилась около двух часов. Стенограмма же зафиксировала всего несколько фраз о том, что «фактического материала слишком мало», и «обвинение главным образом базируется на умозаключениях и выводах, часто явно грешащих против логики». На этом основании он просил суд о полном оправдании подзащитного.

В своем последнем слове Щастный также отверг все обвинения в захвате власти и контрреволюционной агитации, заявив, что «приложил все силы к благополучному выводу Балтийского флота в русские воды, и, таким образом, обвинять его в попытках создать катастрофическое положение во флоте нет никаких оснований».

В заключение Щастный сказал: «С первого момента революции я работал во флоте у всех на виду и ни разу никогда никем не был заподозрен в контрреволюционных проявлениях, хотя занимал целый ряд ответственных постов, и в настоящий момент всеми силами своей души протестую против предъявленных мне обвинений».

Затем судьи верховного трибунала удалились в совещательную комнату. Там они пробыли пять часов, хотя на изготовление трехстраничного рукописного приговора требуется не более получаса. Остается только догадываться, с чем это было связано – с безграмотностью судей или отсутствием единодушия [42]. Тем не менее вердикт подписали все. Возможно, под воздействием все того же Л.Д. Троцкого, который, по некоторым данным, не постеснялся пробраться в совещательную комнату трибунала с тем, чтобы оказать воздействие на членов суда.

Председатель Революционного трибунала при ВЦИК Сергей Павлович Медведев

Затем С.П. Медведев огласил приговор: «Признать виновным, расстрелять. Приговор привести в исполнение в течение 24 часов».

Сразу после суда левые эсеры резко выступили против несправедливого, по их мнению, приговора. Официальное заявление о необходимости пересмотра дела они требовали рассмотреть на расширенном заседании Президиума ВЦИКа. 21 июня присяжный поверенный В.А. Жданов также обратился туда с прошением. В материалах дела его нет. Поэтому приведем прошение защитника полностью: «Приговором от 21 июня с.г. Верховный революционный трибунал при Всероссийском Центральном исполнительном комитете, признав гражданина A.M. Щастного виновным в подстрекательстве и организации, распространении ложных слухов о советской власти и содействии контрреволюции, приговорил его к смертной казни через расстреляние. Приговор этот настолько не соответствует данным дела и поставлен с таким нарушением минимальных требований какого бы то ни было правосудия, что я ходатайствую перед Президиумом ЦИК о немедленной его отмене. Немедленной, ибо он, согласно приговора, должен быть приведен в исполнение в 24 часа.

1. Следственное производство было предъявлено как законченное A.M. Щастному в субботу вечером и оставалась для просмотра 2,5 часа. Обвинительный акт был тогда же передан гр. Щастному.

Таким образом и обвинительный акт, и следствие были закончены одновременно. Прежде чем следствие было закончено, обвинительный акт писался. Познакомившись со следствием и увидав всю неполноту его, A.M. Щастный через меня, своего защитника, просил суд о допросе целого ряда свидетелей, лиц, при которых протекала вся его деятельность, и об истребовании тех документов, которые опровергали бы предъявленное против него обвинение. Суд, рассмотрев эти ходатайства вечером во вторник, отказал в вызове тех свидетелей, которые живут в Москве (Альтфатер), и предоставил мне лично пригласить тех свидетелей, которые живут в Петрограде.

Это Постановление мне было объявлено в среду, а дело было назначено к слушанию в 11 час. в четверг.

Таким образом, свидетелей, которые имели возможность прибыть на заседание, не допустили совсем, а тех свидетелей, которые не хотели явиться, мне предоставили вызвать и доставить в суд самому. В представлении документов и в истребовании их от следователя было отказано совсем. Дело шло, таким образом, без свидетелей защиты, без таких свидетелей, комиссаров Балтийского флота, при которых протекала вся деятельность Щастного.

2. Суд не посылал повесток и не вызывал свидетелей по делу. Поэтому из шести свидетелей явился только один, и то не свидетель, а обвинитель – гражданин Троцкий. Почти все свидетели по делу – Блохин, Дужек, Сакс, Флеровский проживают в Петербурге.

Мое ходатайство об отложении дела для вызова как этих свидетелей, так и свидетелей, мною вызываемых, осталось без уважения. Дело шло без свидетелей. Единственный свидетель, Троцкий, не был очевидцем деятельности Щастного, он знал о ней из третьих рук, через донесения Альтфатера, Блохина, Дужека, Сакса и Флеровского, и рассказывал нам на суде лишь о своих впечатлениях и догадках, а не о фактах. На этих догадках покоится весь приговор.

3. Обвинительный акт состоит из 14 листов, 17 обвинительных пунктов, дело же все более 135 листов. Мои ходатайства о выдаче копий с следственного материала были отклонены. Мне было сообщено об этом в среду и предоставлено самому снять копии, назначив дело на четверг и отобрав все производство в 6 часов дня для представления председателю суда. В назначении и допущении второго защитника мне было отказано, одному же мне охватить все семнадцать пунктов было чрезвычайно трудно, и, в конце концов, я нынче только узнал, что некоторым членам трибунала и лев[ым] с[оциал] революционерам] не было послано повесток, почему они не присутствовали на судебном заседании. Все эти декреты, недопущение защиты, искусственный подбор судей, лишение возможности подробно ознакомиться с делом благодаря отказу в копиях, лишение всяких средств к защите благодаря невызову свидетелей уничтожает значение суда. Такой приговор не есть оправданный приговор, такой суд – это не суд.

4. Я не могу полностью оспаривать приговор трибунала. Я для этого не имею времени. Но я укажу одно: ни одного факта контрреволюционной деятельности, ни одного документа, подтверждающего обвинение, найдено не было.

А. Были взяты у Щастного документы, которые он имел или по должности наморси, или которые он хранил как свои заметки. И те, и другие при вызове в Москву он привез Троцкому как конспект доклада и как материал для обсуждения. Очевидно, здесь не было места для контрреволюционной агитации.