Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы

Войска Корнилова вступили на Кубань. Наперерез добровольцам красные начинают бросать отряд за отрядом. Лишь только стремительный натиск добровольцев опрокидывал эти отряды и обращал их в бегство. Корнилов стремился занимать населенные пункты, ибо, не решившись на атаку на ночь глядя, армия оставалась бы под холодным небом в степи. Так продолжался поход, пока 4 марта не разыгралось сражение с 14-тысячной армией Сорокина, стоявшей на станции Кореновской. В лоб на нее пошли юнкера и студенты под командованием Боровского. Почти все они были убиты или ранены шквальным огнем красноармейцев, при массивной артиллерийской поддержке. В охват Корнилов направил свой последний резерв — белых партизан и чехословаков. Белые дрались до последнего патрона. Снаряды в белом артдивизионе тоже подходили к концу. Корнилов приказал обозникам выдать весь последний резерв боеприпасов, а когда из обоза пришло донесение о кавалерийской атаке красных, он приказал обозу занять оборону и защищать себя своими силами. Обозные солдаты, раненые, переворачивая телеги, установили два действующих пулемета системы «максим» и, заняв круговую оборону, отстреливались, как могли. Корнилов лично остановил попятившиеся цепи и с взводом верных своих текинцев обошел станицу с тыла и открыл огонь по тылам красных. Подбодренные этим, добровольцы поднялись в общей атаке. «„Вперед, братцы! Вперед!“ — раздаются голоса. Двинулись вперед одиночки, группами… Крики ширятся. „Вперед, вперед…“ Вся цепь пошла. Даже далеко убежавшие медленно возвращаются… На полотне наш пулемет, за ним прапорщик-женщина Мерсье, прижалась, стреляет по поезду и звонко кричит: „Куда же вы?! Зачем назад?“. А пули свистят. Видны большевистские цепи и далеко на полотне их бронированный поезд…» [22], — живописует мемуарист. Не выдержав атаки, красные побежали. Однако потери добровольцев на этот раз были значительными, составив около 400 человек убитыми и ранеными. Раненых наспех перевязывали и направляли в обоз, медицинских сестер не хватало, едва справлялись с теми, кто мог сам прийти на медицинский пункт. «На будке одна сестра. Около нее сидят, лежат, стоят раненые. „Сестрица, перевяжите, пожалуйста“. „Сейчас, сейчас, подождите, не всем сразу“, — спокойно отвечает она. „Вот, видите, я на позиции одна, а все сестры где? Им только на подводах с офицерами кататься“», — рисует картину Гуль.

Однако продвижение к Екатеринодару было остановлено вестью о том, что город пал, что кубанское правительство, чтобы сохранить себя «как идейно-политический центр», решило оставить город в ночь на 1 марта 1918 года. Добровольцы генерала Покровского, казачья фракция Кубанской Рады и городские беженцы устремились в горные аулы черкесов. Генерал Покровский стремился к соединению с Корниловым, однако добровольческой армии требовался отдых. Разбитая 14-я армия красных под командованием Сорокина, собранная снова воедино, была двинута на преследование добровольцев, стараясь прижать их к берегу реки Кубань. Поддержку им должны были оказать силы, стянутые в станицу Усть-Лабинскую, куда стягивались новые эшелоны с войсками и бронепоезда со станций Тихорецкая и Кавказская. Арьергарды добровольцев под командованием А. П. Богаевского держали наседающих красноармейцев Сорокина, а корниловцы и юнкера прорывали оборону противника у моста через реку Кубань, штыковым ударом опрокинули и разогнали оборонявшихся и открыли выход всей армии из огненного кольца, устроенного Сорокиным.

На левом берегу Кубани, населенном сочувствующими красным кубанцами, Добровольческую армию ждали новые бои. Кубанцы устраивали засады на отбившиеся отряды, атаковали армию на марше мелкими наскоками, местные жители разбегались, угоняли скот и пряча продовольственные запасы от вступающих в станицы добровольцев. Движение Корниловской армии продолжается дальше, с перестрелками, беспрестанными боями и сопутствующими боям потерями. Гуль пишет: «Несколько раз долетал похоронный марш. Хоронят убитых и умерших. Похоронный марш звучит в каждой станице, и на каждом кладбище вырастают белые кресты со свежими надписями» [23]. Так Корнилов восходил на свою Голгофу. Населенные пункты, в которых добровольцы останавливались на привал, подвергались артиллерийскому обстрелу, как только местные лазутчики красных доносили регулярным частям, располагавшим орудиями, где и в какой станице остановились части белых. Однажды шальной снаряд попал в дом, где одновременно находились генералы Алексеев, Деникин и Романовский. Лишь по случайности все находившиеся в доме остались целы и невредимы.

Красные тем временем сосредотачивали силы в районе Майкопа. Сорокин преследовал добровольцев буквально по пятам. 10 марта 1918 года, при форсировании Корниловым реки, Белая армия оказалась в засаде, запертая в долине красными отрядами. По добровольцам, оказавшимся в тактически неудобном положении, в низине, красные открыли шквальный огонь из орудий и пулеметов. С высоты густыми цепями начали наступление красногвардейцы, сжимая кольцо окружения. Красноармейцы Сорокина, шедшие позади добровольческих частей, готовились развернуться в наступление… Корнилов приказал выдать винтовки легкораненым в обозе, а тяжелораненые готовились покончить с собой. В ранних сумерках мартовского дня добровольцы поднялись в контратаку, с отчаянием бросились на окружавшие их красные части и под беспорядочным артиллерийским огнем стали выходить из окружения, отступая в кавказские предгорья. По аулам уже прошлась новая власть, объявившая черкесов «контрреволюционерами». Красные кубанцы, под предводительством иногородних увидели в горных селениях возможность поживиться землей черкесов, не признавших советской власти, а следовательно, ставших ее врагами на законных основаниях. Начался массированный грабеж и убийство жителей аулов; захват их довольно скудного имущества сторонниками новой власти происходил приезжавшими на разграбление горных селений целыми семьями иногородних. Пока мужчины хладнокровно убивали жителей горных аулов, их жены и дети выносили вещи из опустевших саклей, уводили скот, уносили птицу и брали все, что только можно увезти, хотя, повторимся, имущество черкесов того времени особым изобилием совсем не блистало…

Корниловскую армию эти горные народы встречали как освободителей. Гуль так описывает речь генерала перед горцами, вступившими в его армию: «На площади около мечети гремит музыка, гудят войска. Корнилов говорит, обращаясь к черкесам. Черкесы стоят конною толпой с развевающимся зеленым знаменем с белым полумесяцем и звездой. Внимательно слушают они небольшого человека с восточным лицом. А когда Корнилов кончил, раздались нестройные крики, подхваченные тушем оркестра… После парада, на вышке минарета оказался муэдзин, худой, черный. Долго слышались горловые крики его и ответный гул черкесской толпы. Муэдзин призывал к борьбе, к оружию, к мести за убитых отцов и братьев» [24].

Получив сведения о генерале Покровском, чьи отряды были зажаты красными под станицей Калужская 11 марта, Корнилов и его армия двинулись тяжелыми горным путями на помощь кубанцам. Положение дел у Покровского было из рук вон плохим: его резервы таяли, на смену убитым вставали обозники, старики и даже боеспособные депутаты Кубанской Рады. Едва отбив атаки красноармейцев, кубанцы вырвались из кольца и провели ночь в открытом поле, под холодным проливным дождем, продуваемые всеми ветрами. Ждали погони красных и готовились к смерти, но вдруг у биваков появился конный разъезд корниловцев. Кубанцы воспрянули духом и бросились на расположившихся неподалеку красных, смяли их и обратили их по обыкновению в беспорядочное бегство.

Через три дня в аул Шенджи к Корнилову прибыл генерал Виктор Леонидович Покровский, чтобы наряду с радостью воссоединения с добровольцами сообщить командующему армией о предложении кубанского правительства сохранить самостоятельность кубанских соединений в рядах Добровольческой армии при формальном оперативном подчинении Корнилову. «Одна армия и один главнокомандующий. Иного положения не допускаю», — был ответ Корнилова. Покровский принял это без возражений, и еще через два дня, 15 марта 1918 года, пополненная Добровольческая армия перешла в крупное наступление. Под проливным дождем, с завязшей в грязи артиллерией, везомой гужевым транспортом, добровольцы оказались под станицей Новодмитровской. К вечеру температура упала, пошла метель, лошади и люди медленно покрывались ледяной коркой. Авангардный Офицерский полк под командованием генерала С. Л. Маркова, оказавшись один, не стал дожидаться основных сил армии. Ожидание в степи, на ледяном ветру могло стоить здоровья, а то и жизни добровольцам. Марков поднял полк в атаку: «Марков решил: „Ну, вот что. Ждать некого. В такую ночь без крыш тут все подохнем в поле. Идем в станицу“. И бросился с полком под убийственный огонь мгновенно затрещавших со всех сторон ружей и пулеметов…» [25] «„Полк, вперед!“ — и генерал Марков первым шагает вброд. Идут в бой через ледяную реку, высоко в темноте держат винтовки… Перешли. Ударили… ворвалась армия в станицу» [26], — пишет Роман Гуль. В метели, пронизываемые леденящим ветром, чины полка опрокинули линию обороны красноармейцев и погнали их впереди себя по Новодмитровской. Основные части красных в то время спокойно грелись по домам. Подъехал Корнилов и штабные. Добровольцы вышли в центр станицы. Из окон и дверей станичного правления в ужасе выбегали красные командиры и комиссары. В воспоминаниях марковца В. Е. Павлова читаем: