Откровение в грозе и буре

Откровение в грозе и буре

Предисловие к 1-му изданию

Во всяком научном исследовании необходимо отличать основное от второстепенного. В настоящей книге основным является астрономическое вычисление времени возникновения Апокалипсиса. Новый метод определиния времени, приложенный к старой книге, привёл, как это часто бывало в науке, к неожиданному открытию. И год, и день, и самый час наблюдения Иоанна оказались определимыми с астрономической точностью.

Как последствие этого, явился и другой вывод, что Апокалипсис написан знаменитым борцом против византийского религиозного и политического абсолютизма, ниспровергателем императорских статуй, Иоанном Антиохийским, называемым Хризостомом или Златоустом.

Но если читатель даже и не согласится с этим последним выводом и пожелает приискать другого автора, всё равно. Искать ему придётся в том же самом 395 г., который дало нам астрономическое вычисление. Пока оно не поколеблено, – а это трудно сделать после проверочных вычислений М. М. Каменского и Н. М. Ляпина в Пулкове, – фундамент настоящего исследования остаётся прочным, а вместе с тем останутся прочными и все существенные надстройки. Никакого другого автора Апокалипсиса читатель в это время не найдёт.

Мелкие частности, о которых можно спорить, для меня совершенно безразличны: я готов их выбросить при первом серьёзном возражении, и книга от этого нисколько не пострадает.

11 марта 1907 г.

Николай Морозов.

Предисловие ко 2-му изданию

Пять месяцев прошло после появления в продаже этой книги. Её первое издание в 6000 экземпляров разошлось четыре месяца назад и теперь потребовалось новое.

Что могу я прибавить к этому новому изданию? Очень мало.

Несмотря на целую литературу газетных и журнальных рецензий, появившихся за это время по поводу моей книги, ни одно из её основных положений не пошатнулось. Большинство критиков, особенно из астрономов и людей свободомыслящих, горячо приветствовали её. Другие, из теологов и отчасти историков, пытались выставить мне в возражение те самые цитаты, приписываемые древним авторам, ненадёжность которых я уже достаточно указывал и в первом издании и в моём ответе, помещённом в «Руси» (21 апреля 1907 г.)

Всё, что сделано нового в настоящем 2-м издании, это приложение к нему заметки о толковании Ньютона на Апокалипсис и заметки о цитатах из Апокалипсиса у древних авторов. Кроме того, я произвёл ещё несколько изменений в литературной обработке моего популяризационного изложения Апокалипсиса. Однако все они свелись почти исключительно к тому, что часть пояснительных вставок, которые в первом издании были помещены в скобках, я поместил теперь разбивкой. Научная ценность исторического документа от этого нисколько не пострадала, так как я в нём старался передать только дух, а не букву, но чтение стало значительно легче и образы ярче.

Сочувствию, с которым было встречено читателями «Откровение в грозе и буре», ободряете меня и в другом предприятии совершенно того же рода: закончить мою книгу «Пророки», тоже начатую ещё во время моего заключения в Алексеевском равелине и в Шлиссельбурге. Дело в том, что древние пророки Иезеикиль, Даниил, Захария и Малахия были тоже астрологами. У них фигурируют те же звери и планетные лики, дающие возможность вычислить время появления этих книг и приводящие тоже к совершенно неожиданным результатам. Главнейшим препятствием к окончанию книги о пророках служило до сих пор для меня почти полное незнание древнееврейского языка и плохое качество всех переводов с него, так как переводчики, не будучи астрономами, сами не понимали того, что они переводили, и потому сильно исказили смысл.

Николай Морозов.

5 августа 1907 г.

Часть I

Пролог

Глава I

Несколько слов о прошлых мировоззрениях и о трудности их понимания для современного человека

Из всех трудных задач, представляющихся для нашего ума при изучении чуждой нам исторической эпохи, одна из самых труднейших – это необходимость ясно и отчётливо усвоить себе во всей их логической последовательности как чуждый для нас склад мышления, так и чуждые для нас основы миросозерцания её современников. Для того, чтобы войти в душу какого-либо из отдалённых поколений, нужно быть настолько отзывчивым человеком, чтобы под впечатлением нескольких разрозненных остатков, характеризующих его умственную жизнь и сохранившихся, подобно окаменелостям, в забытых старинных книгах, сделаться способным не только представить, но и временно почувствовать себя иным человеком, мыслящим совершенно иначе и верящим в то, во что он уже не может верить.

Очень многие из нас к этому совершенно неспособны. Да это и понятно. Как может человек, никогда не евший, например, плода хлебного дерева, представить себе вкус этих плодов, и никогда не куривший опия – представить себе вполне ярко и отчётливо душевное состояние тех, которые предаются этому куренью? Как может человек, привыкший смотреть с детства на камни, воздух, деревья и облака как на предметы «неодушевлённые», понять ощущения горячо и искренне молящихся им дикарей и представить себе наивное мировоззрение этих людей так же хорошо и верно, как если бы оно было его собственное?

Всё это для нас возможно и легко лишь в том случае, если в нашей собственной душе ещё звучат, в той или иной форме, отдалённые отголоски первобытного строя мысли наших предков, слабые отзвуки их давно исчезнувших для нашего сознания чувств и инстинктов. Тогда, под впечатлением живого рассказа какого-либо великого художника, мы можем сделаться способными на время отрешиться от нашего собственного Я, почувствовать в себе другую душу, мыслить другим умом, смотреть на мир другими, не нашими, глазами, любить и ненавидеть другим, непривычным для нас способом.

Но если в нашей душе уже совсем отсутствуют даже и следы каких-нибудь из прошлых мировоззрений, навсегда погребённых на неведомых для нас кладбищах исторической жизни, тогда всё кончено. Умершего не воскресишь…

Кому из нас не приходилось в более позднем возрасте перечитывать какую-либо повесть или роман, произведший на нас необычайно сильное впечатление в детстве, и с улыбкой спрашивать себя: как могла подобная пустая или прямо нелепая вещь подействовать на нас тогда таким ошеломляющим образом? То же самое и с прошлыми мировоззрениями. Большинство из них уже недоступно для нас в полной силе, мы смотрим на них бесстрастно, как чужие, и только спрашиваем себя: как могли когда-то люди волноваться и нередко жертвовать своею жизнью из-за подобных пустяков? – Открывающиеся перед нами исторические трагедии на почве борьбы за отжившие идеи уже не вызывают более у нас ничего, кроме чувства сожаления о человеческой глупости…

А между тем глупости здесь именно и не было. Всё это было только первое пробуждение человеческого ума, его первые блуждания в поисках за истиной!..

Вот почему наиболее способными хорошо понимать душу прошлых поколений оказываются именно те из образованных людей, чья голова с детства была переполнена рассказами суеверных, первобытных нянек. Если веяние современной науки о природе и изгонит, наконец, из их голов все эти призраки минувшего мрака, воспоминание о них всё же остаётся навсегда. Не разделяя более прошлого мировоззрения, они его будут вполне хорошо представлять.

Мне лично в этом отношении выпало на долю большое счастье. И старое и новое мировоззрения были лично пережиты мною. Под влиянием рассказов моей деревенской няньки, происходивших большею частью в длинные зимние вечера или при уединённых прогулках, весь мир начал представляться мне в раннем детстве в виде круглого диска – Земли, – прикрытого стеклянным колпаком-небом, на вершине которого стоял трон, а на троне бог, высокий седой старик с длинной белой бородой, всегда окружённый прославляющими его и преклоняющимися перед ним ангелами и святыми. Звёзды были восковыми свечами, горевшими по ночам на этом прозрачном своде, и каждая из них была человеческой жизнью. Звезда догорала и падала вниз с неба, когда соответствующая ей человеческая жизнь угасала на земле.