Ужасы французской Бретани

Александр Волков

Ужасы французской Бретани

ВСТУПЛЕНИЕ

Из всех кельтских земель Бретань видится мне самой заманчивой, самой таинственной и, конечно, самой мрачной. Предания кельтов, несмотря на попытки современных этнографов придать им жизнерадостность, остаются для меня областью кровавых кошмаров. Но своими ужасами Бретань (кельтская Арморика) обязана не только им. Ирландия и Уэльс во многом сохранили кельтскую самобытность, но во французской Бретани совершился необратимый синтез языческой и христианской культур. Собственно, благодаря этому синтезу и родились на свет тамошние ужасы, вместившие в себя и знания древних кельтов, и гениальные прозрения христиан.

Темная фигура в плаще, встретившаяся вам посреди унылой ночной пустоши, может оказаться белобородым старцем, хриплым голосом предвещающим смерть и несчастья. Это кельтский мотив. Но если при тусклом свете луны вы различите оскаленные в ухмылке зубы и пустые глазницы, если вместо старческого посоха на вас нацелится копье или просвистит над головой коса, знайте — этот скелет преимущественно христианского происхождения. Если на дорогу перед вами выкатится отрубленная человеческая голова, которая отверзнет уста и начнет пророчествовать, будьте уверены — когда-то она принадлежала кельтскому вождю. Но если пророчествами дело не ограничится и голова устремится вслед за вами, вращая глазницами и плюясь кровью, истово молитесь Христу и Богоматери — лишь они способны уберечь вас от демона. Если вы заметите у ночного пруда женщину, стирающую белье, а подойдя ближе, услышите завывания и удостоитесь вестей с того света, значит, вы приобщились к языческой мудрости. Но если вы — христианин, бегите оттуда со всех ног, иначе прачка придушит вас чистым бельем тут же на берегу.

Кельтские боги и богини мстят своим нерадивым почитателям. Да и не только кельтские. Наведывавшиеся в Бретань римляне, франки и норманны имели столь же богатый опыт общения с потусторонним миром. Сухопутные дороги французского фольклора ведут на северо-запад страны, и туда же устремляется по морю значительная часть фольклорных маршрутов Великобритании и Ирландии.

Французы считают первыми кельтами не тех бриттов, что переселились с островов, а древних галлов, населявших основную часть территории нынешней Франции. Их мнение разделяли Юлий Цезарь и Тит Ливий, полагавшие, что колыбелью кельтов являлась именно Галлия. Однако ни император, ни историк не могли предвидеть, что галлы будут в итоге ассоциироваться с вертлявым Астериксом и толстозадым Обе-ликсом. От этих вульгарных весельчаков, контрастирующих с фанатичными ирландцами и суровыми бретонцами, большинство поклонников кельтов с негодованием отреклись.

Возобладала иная, романтическая гипотеза о кельтской прародине, помещающая ее на далекий Север — в страну мифических гипербореев. Ко двору пришлись свидетельства Аммиана Марцеллина и других античных авторов о берегах Северного моря и отрогах Ри-пейских гор. Теперь потомками кельтов могут величаться все те, кому наскучила индийская праматерь.

Ученые, раздраженные нескончаемыми фантазиями о гиперборейских полетах и плаваниях, как правило, «северную» гипотезу не разделяют. Первых кельтов они скромно селят в район между Дунаем и Рейном. Истоки Дуная, по словам Геродота, находились не где-нибудь, а в стране кельтов. Правда, о самой реке у Геродота было, мягко говоря, неточное представление. Да и вообще в эпоху ранних свидетельств о кельтах (V–IV вв. до н. э.) греки не отделяли их от германцев и, кроме них, знали лишь о трех варварских народах — скифах, персах и ливийцах. При таком раскладе кельтские корни вновь дают всходы по всей Европе. В дружную семью кельтских народов можно включить даже восточных славян, надо только не напирать на то, что «скифы — мы», и не оборачиваться, куда не следует, «азиатской рожей».

Как ни странно, лишена звания прародины земля тех, кто более других походит на кельтов, — британцев и ирландцев. Острова захватывали все кому не лень, но им самим отказано в праве на европейскую колонизацию — довольно с них Арморики. Жителям островов припомнили тот факт, что сами они себя называли не кельтами, а бриттами, валлийцами, ирландцами (термины «каледонцы», «пикты» и «скотты» придумали римляне). Но ведь до XVIII столетия кельтами себя вообще никто не называл!

Быстрое принятие христианства жителями Туманного Альбиона — не меньшая загадка, чем их происхождение. Те, кто находится во власти стереотипов об «огнях и мечах», нашли объяснение безоговорочной капитуляции кельтского язычества: оно никуда не делось, и в христианские догматы безболезненно внедрилось друидическое почтение к природе и всему мирозданию. «Не стоит абсолютизировать такой синкретизм, — уверен Г.В. Бондаренко, — ни догматы Церкви, ни богословие не были затронуты и искажены какими-либо местными особенностями».

Искажены они действительно не были, более того — среди первых апостолов Ирландии был не только британец Патрик, не благословленный Римским престолом, но и римлянин Палладий, согласно «Хронике» Проспера Аквитанского (V в.), официально поставленный в епископы папой Целестином I. И все-таки главным кельтским святым считается именно Патрик, чья деятельность по распространению христианства наверняка вызвала бы массу нареканий в тогдашнем Риме. Так, по сообщению Муирьху, агио-графа Патрика, чтобы обратить короля Лойгаре, святой прибег к некромантии. Он вызвал из небытия дух чтимого героя Кухулина — в воинском облачении, на колеснице с лошадьми, — и тот превознес перед королем блаженства рая и описал ужасы ада. Не совсем понятно, каким образом Кухулин умудрился побывать и в раю, и в аду, но Лойгаре был воином, а не книжником, и слова умершего героя его убедили.

Разве подобные представления о загробной жизни не затрагивали церковные догматы? Думаю, что нет. Учение Римской церкви менялось по мере поступления откровений свыше. Патрик не усваивал друидическую традицию, он судил об увиденном с христианских позиций, хотя предмет его наблюдений был тем же, что у друидов. Чтобы убедиться в новаторстве Патрика, достаточно заглянуть на несколько веков вперед (Муирьху писал в VII в.): явление Кухулина напоминает рассказы, заложившие основу западного догмата о чистилище. Не случайно в позднейших соборных постановлениях не содержалось никаких нападок на кельтскую религию.

В окончательной форме переосмысление дохристианских верований осуществилось в Бретани. Переосмыслялись они всем миром — пастырями, крестьянами, феодалами, а не отдельными подвижниками. На характер ирландцев и валлийцев повлияли родовые, воинственные настроения далеких предков, нашедшие воплощение в архаических текстах местных саг. Бретонцы в большей степени погружены в мистику. Ирландцев интересовала судьба национальных героев, в трудное для страны время приходящих с того света поддержать королей и святых. Бретонцев волновал потусторонний мир в целом — какого рода существа могут пожаловать оттуда?

Венеты и другие племена, проживавшие на юге полуострова Бретань, были покорены Цезарем во время галльских походов и приняли христианство вместе со всей Галлией. Бритты южного и юго-западного побережья Англии, переселившиеся в Арморику в V–VII вв. под натиском англосаксов, были христианизированы у себя на родине. «В Бретани сам язык очень быстро выродился, сделавшись достоянием простого люда», — пишут К.Ж. Гюйонварх и Ф. Леру. «С точки зрения преемственности кельтской традиции бриттские поселения в Арморике внесли вклад лишь в сохранение языка», — утверждает обратное Т. Пауэлл. И в той и в другой фразе недвусмысленно выражено снисходительное отношение кельтологов к традициям бретонцев. Мол, что с них взять — такие же христиане, как все, отработанный материал…