Борис Вилькицкий

Борис Вилькицкий

Когда, как и кому я служил под большевиками

Воспоминания белогвардейского контр-адмирала

Октябрь 1917 года. Режим керенщины, душивший все попытки оздоровления страны, боявшийся только врагов справа и попустительствовавший левым, бесславно погибает при взятии Зимнего дворца.

Детище революции — «Союз государственных чиновников» — объявляет генеральную забастовку, выбрасывая своих членов на улицу и давая этим возможность новой власти большевиков сманивать к себе на службу, по своему выбору и с «заднего крыльца», людей наиболее гибких и приспособляющихся.

Административный гражданский аппарат разрушен, но война продолжается, и только мученики-офицеры остаются на своих постах в военном и морском министерствах, на флоте и кое-где на фронте, в более или менее сохранившихся частях развалившейся армии. Положение офицеров, нестерпимое при Керенском, мало в чем меняется. На флоте офицеры продолжают делать отчаянные попытки к сохранению боеспособности кораблей, поддерживать, при павшей дисциплине, остатки престижа командования и проводить необходимые оперативные задачи по обороне.

В это время я служил в Ревеле в Службе связи Балтийского флота, учреждении, поставленном на огромную высоту доблестным адмиралом Непениным [1], безнаказанно убитым при Керенском на посту командующего Балтийским флотом.

Секретнейшая работа Службы связи по выяснению операций германского флота парализуется окончательно, так как новой власти все «секретное» особенно подозрительно.

На флоте офицерство и лучшая часть матросов группируется вокруг некоторых начальников, оставшихся популярными в силу своей энергии, честности и патриотизма, но и этим начальникам не видно во всероссийском хаосе никакой силы, на которую можно было бы опереться для борьбы со все более и шире разливающимся злом.

Неприятельские армии почти беспрепятственно продвигаются по русской земле.

Германские самолеты уже летали над городом Ревелем, и их мотоциклисты проникли на улицы города, когда мне удается с начальником Службы связи и остатками личного состава уйти на одном из транспортов в Гельсингфорс, где находится штаб флота.

Там капитан 2-го ранга Щастный [2], оказавшийся во главе флота, предпринимает героические усилия, чтобы спасти эскадру от захвата немцами и увести ее через тяжелые льды в Кронштадт и Петроград. Служба связи никому больше не нужна, и меня отпускают на все четыре стороны.

Германские войска высаживаются в Западной Финляндии и с белыми финнами продвигаются к Гельсингфорсу, освобождая страну от красных финнов и от всего русского. За два дня до занятия Гельсингфорса, одновременно с выходом Щастного с флотом в его трудный поход, и я направился в Петроград искать себе применения.

Популярность Щастного растет и вызывает опасения Троцкого. Щастного, обвинив в контрреволюции, арестовывают и после пародии суда расстреливают.

На боевом флоте мне делать больше нечего, его песня спета. Надо осмотреться, переждать, найти временную работу подальше от всякой политики. Такая работа предуказана мне судьбой: два года назад, вернувшись из Ледовитого океана после трехлетнего плавания и перехода из Владивостока в Архангельск, с вынужденной зимовкой у новооткрытой Земли Императора Николая Второго, я счел долгом приостановить дальнейшие исследования северных морей и земель, чтобы принять участие в продолжавшейся войне, и перешел со всеми своими офицерами в боевой действующий флот. Команды кораблей в виде исключительной награды получили тогда же разрешение выбрать службу, кто какую хочет. Кто демобилизовался и ушел работать на завод, кто после полярных льдов попросил перевода в теплое Черное море, а кто связал свою судьбу со мной и перешел на эскадренный миноносец «Летун», командование которым я тогда принял в Балтийском море. Научные архивы трехлетних работ были тогда собраны, сданы на хранение и ждали своей разработки, без которой трехлетние труды экспедиции оставались бы почти без научных результатов, — и я отправился в Главное гидрографическое управление морского ведомства. Оказалось, что там, как и в других технических управлениях морского ведомства, мало что изменилось за время революции.

Во главе Главного гидрографического управления стоял генерал-лейтенант Бялокоз [3], которого я знал еще будучи мальчиком. Большая часть служащих оставалась на местах, и только к начальнику управления был приставлен комиссар, минный унтер-офицер флота Аверичкин [4], довольно разумный и приличный парень. Кроме того, действовал комитет служащих, занимавшийся главным образом продовольственными вопросами. В то время большая часть комиссаров советской власти в военных и технических учреждениях еще не были коммунистами, а назначались каким-то одним большевикам известным порядком.

В Главном гидрографическом управлении меня встретили радушно. Начальник управления убеждал, что Россия не погибнет, что невозможный, утопичный политический режим или сам провалится, уступив место другому, или же будет опрокинут здоровыми силами страны, что долг каждого в ожидании просветления стараться сохранить для страны все культурные ценности, кто какие может. Он предложил мне составить и представить ему нужную мне смету, подобрать необходимых сотрудников и сразу приниматься за работу. Таким образом я вернулся под советской властью к кабинетным научным работам, касающимся исследований экспедиции, которой я в свое время руководил.

В это время, весной 1918 года, никаких определенных белых фронтов в России еще не существовало. Власть советов разливалась по необъятным просторам России, из зажатых большевиками газет многого узнать было невозможно, транспорт действовал плохо, Брест-Литовский мир еще не был заключен, и неприятельские армии продвигались и на Украине и вдоль Балтийского моря. Жена моя и малые дети находились на Украине, куда я их отправил еще во время керенщины из голодного Петрограда. Связаться с ними сейчас не было возможности.

Так прошло некоторое время. Я стал работать в тиши кабинета, стараясь одновременно разузнать обстановку, разобраться в том, что происходит в остальной России

Вскоре Е. Л. Бялокоз позвал меня и стал говорить, что надо отложить научные работы и приниматься за более срочные и насущные дела, что в северной части России, отрезанной от Украины, надвигается великий голод, что надо думать о том, как спасти положение. В Сибири, как и всегда, был переизбыток всяких продуктов, а подвоз их по редкой железнодорожной сети был в эту эпоху развала транспорта невозможен. Генерал говорил мне, что надо организовать этот подвоз Северным морским путем и что кроме меня сделать это некому.

К тому времени мне удалось выяснить, что распространение советской власти по российской земле идет с перебоями. Ходили слухи об очагах сопротивления, особенно на окраинах; стало известно, что на Мурмане находятся значительные морские силы союзников и что там установился какой-то компромиссный режим, что влияние союзников распространяется и на Архангельск. На Украине образовывались правительства Петлюры [5], Винниченко [6], действовали разбойные банды Махно [7], и наконец образовалось правительство гетмана Скоропадского [8]. Казаки еще управлялись своими атаманами.

Что происходит в Сибири, не было толком известно. Учитывая, что в Сибири отсутствует (почти) пролетариат, что население более хозяйственно и в общей массе более зажиточно и более энергично, что большие просторы должны помочь борьбе со всяким врагом, облегчая организацию сил, я и тогда думал и теперь считаю, что оздоровление России должно прийти оттуда.