Пороги сновидения

Если речь идет о человеке, то способность смотреть на Мир широко, масштабно, в соответствии с данным человеку потенциалом, — и есть «человеческий дух». Превратиться в издерганное, без конца страдающее по мелочам существо, деградировать и гибнуть только потому, что вы не видите дальше своих привычных «ста метров», — это неуважение к собственному осознанию, неуважение к человеческому духу.

«Замусоренность» тоналя искаженными либо частными идеями и создает эту застилающую зрение пелену. «Пелена» образована не-безупречностью, которая напоминает сложную паутину, сотканную из внушений и самовнушений социального (а если копнуть глубже, социобиологического) происхождения. Внимание и восприятие скованы этой паутиной, и никакая трансформация невозможна в этом состоянии.

Задача безупречности — разорвать паутину, осознать и этим обесточить весь комплекс оценок, смыслов, порождающих стандартное эгоистическое поведение. Только здесь открывается перспектива для будущих преображений нашей природы как энергетического тела.

Если мы обратимся к специфике внимания и восприятия, то быстро поймем, что лишь на фоне безупречности возможно правильное сновидение. Ведь неосознанные, невскрытые смыслы, оценки и неминуемо порождаемые ими эмоции заставляют внимание бесконечно следовать одному и тому же алгоритму, «маршруту», а восприятие, ими обусловленное, не только искажается, но и порождает полноценные галлюцинации.

Технически каждый из нас, независимо от уровня безупречности, может добиться некоторой осознанности в сновидении. Но что найдет сновидец? Столкнувшись с сигналами из внешней реальности, небезупречный тональ исказит их согласно своим ожиданиям, страхам, симпатиям, а потом добавит к перевранным впечатлениям скопище галлюцинаций. И «мир личного бреда» готов. Степень «бредовости» угадать несложно: поскольку все содержания не-безупречности имеют эмоциональный потенциал, то именно уровень эмоционального участия чаще всего отражает силу искажений воспринятого в сновидении и объем галлюцинируемого. При этом «знак» эмоций неважен: восторг, восхищение, благоговение или ужас, отвращение — то и другое продукты «эгоистического» тоналя. В первом случае сновидец галлюцинирует «Божественное», благостные и весьма «духовные» картины вплоть до ангелов, махатм, просветленных Учителей Мудрости, в другом — агрессивную и мрачную среду, монстров и демонов.

Любители приключений в сновидении бывают этим вполне удовлетворены. Их не-безупречность наяву прекрасно гармонирует с не-безупречностью в сновидении. Иллюзия бодрствования дополняется иллюзией ночных грез — и сновидец целиком погружается в сотворенный им Миф, где Высшие силы Света ведут незримую войну с порождениями Тьмы, а он сам так или иначе сотрудничает с какой-то из сражающихся сторон.

Эти приключения не имеют ничего общего с толтекским сновидением, потому что в поле искажений и галлюцинаций осознание ничуть не усиливается, а значит, — не трансформируется. В связи с этим, я скажу лишь об одном, но важнейшем для сновидящего принципе — «верить не веря».

Практический подход к вере в нагуализме имеет особое значение. Будучи измененным режимом восприятия, крайне чувствительным к любым бессознательным и полусознательным установкам, аморфным и подвижным, толтекское сновидение (да и любое осознанное сновидение) способно вызывать убедительные для практика феномены и состояния, и этим порождать ту или иную веру. При этом само внимание сновидения сильно от веры страдает. Возникает специфическая ситуация, о которой надо специально поговорить. (Тем более что существует значительная группа людей — как среди «толтеков», так и среди критиков толтекской науки о восприятии, — которые запросто приравнивают нагуализм к очередному вероучению, исходя из ложного понимания Пути.)

Рассмотрим подробнее, чем отличается знание от веры с точки зрения нагуализма.

Надо сказать, что представление о разнице между верой и знанием в нагуализме не оригинально. Скорее, оно традиционно, и во многом совпадает с суждениями не-религиозных европейских философов, особенно агностиков, феноменологов, позитивистов. Однако надо различать не два, а три понятия: 1) знание, 2) интерпретация знания и 3) вера.

Знание — это обнаруженная в результате эмпирического опыта связь между явлениями (феноменами). Чаще всего она понимается как причинно-следственная. Прикоснулся к горячему — получил ожог. Добился устойчивого навыка в управлении вниманием, скажем, в остановке внутреннего диалога, — обрел осознанность во сне. Этим знание и ограничивается. Упрощенно эту связь можно представить в виде формулы А+В=С.

Интерпретация начинается, когда мы придумываем модель, объясняющую, почему А+В=С, а не какой-нибудь X. Это тоже еще не вера. Это просто модель, которую мы проверяем и применяем. Если модель не адекватна внутренним закономерностям между явлениями, опыт рано или поздно начинает модели противоречить. В таком случае, интерпретация отбрасывается, и мы разрабатываем новый вариант, который проверяем таким же образом. Интерпретация «обслуживает» знание в данный момент, пока опыт ей соответствует. Она помогает строить эксперимент и получать новое знание.

Оба этих элемента можно найти как в науке, так и в нагуализме. Аксиомы, перечисленные в предыдущем разделе, — это те интерпретации, которые приняты для работы со знанием. Аксиомы не могут быть частью веры, они только выполняют роль инструментов в исследовании. Они приняты лишь потому, что помогают в поиске нового знания. Если же они начинают препятствовать этому поиску, от них приходится отказываться.

Вера же — что-то вроде «абсолютной интерпретации». Никакой опыт ее не может изменить или поколебать. Вера — это утверждение некой Истины, исключающей любые иные толкования по определению. Например: «человеческая душа бессмертна». Любое опытное знание, ставящее под сомнение данную веру, считается либо ложным, либо неполным, либо искаженным.

Сама по себе вера не помогает обрести новое знание, потому что стоит «над» знанием. Вера — это интерпретация, не желающая признать, что она лишь интерпретация. Вера провозглашает Истину — то, что за пределом всякого опыта. Вот ее лозунг: «Я верю, что за пределом опыта положение дел таково. Никакую иную Истину я не принимаю, и любой опыт, любое явление толкую только так и не иначе». Ссылки верующих на опыт и чудеса, подтверждающие их веру, — необязательные, побочные приемы убеждения неофитов.

Вот разница между ВЕРОЙ и ЗНАНИЕМ, ВЕРОЙ и ИНТЕРПРЕТАЦИЕЙ. Интерпретация (аксиомы, посылки, модели, теории и гипотезы) служит знанию. Вера — никакого отношения к знанию не имеет, существует сама по себе, неизменная, недоказуемая, неопровергаемая. С прагматической точки зрения от нее вообще нет никакой пользы знанию. Она — «вещь-в-себе».

Прагматическое описание (интерпретация), — в частности, то, что есть в науке и в нагуализме, — условно и инструментально. Вера — абсолютна.

Вот почему никакой веры в нагуализме нет и быть не может. Попытки скрыть принципиальное различие между верой и интерпретацией постоянно используются Церковью по отношению к безверующей науке (мол, наука «верит» в одно, мы — в другое, но в любом случае — это Вера). Они рассчитаны на тех, кто не осознает описанного здесь соотношения.

Религиозное мировоззрение приписывает вере когнитивный смысл. Говорится о том, что вера дает доступ к восприятию или познанию специфических «духовных фактов» благодаря тому, что вводит в инвентаризационный список тоналя идею Божественного.

Человеческое восприятие, конечно же, всегда обусловлено инвентаризационным списком — списком выученных образов, характеристик, качеств и свойств. Этот список абсолютен и исчерпывает перцептивный опыт, полученный в привычном положении точки сборки. Казалось бы, человек не в состоянии воспринять то, что не обозначено в его инвентаризационном списке, и мы обречены на бесконечное повторение того, что уже имеем в опыте.

Тем не менее человек продолжает обучаться. Не следует забывать, что восприятие предназначено для трансляции Реальности, — это заложено в самой природе существа, намерение которого заключается в адаптации и выживании на фоне разнообразных и меняющихся условий среды. Потенции восприятия неисчерпаемы, как сама реальность. Нас сдерживает позиция точки сборки и ригидность человеческой формы, но мы исходим из того, что эта ригидность может быть преодолена.