Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции

Над самой природой как абсолютно иным мы со своей стороны можем господствовать в свободе только в некотором идеальном предельном случае. Только замкнутые системы конечной действительности вполне обозримы и потому предсказуемы для нас. Поскольку, однако, в действительности все связано со всем, всегда есть возможность нарушения в подвластной нам сейчас конечной системе. Безграничная случайность всякого ряда событий осталась бы сопротивлением даже и в том случае, если бы элементы были полностью известны и всецело подвластны нам. Действительное остается бесконечным; неповторимое существование остается как непроницаемо иное, в которое мы вовлечены, поскольку существуем.

Моя неизбежная зависимость от природных данностей и от волевых позиций других людей - это лик пограничной ситуации, поскольку она стесняет (einengt) меня. С этой точки зрения границы свободы - это только торможение и сопротивление. Но только в возникающей вследствие этого определенности всякой ситуации становится заметно, что эти понятия свободы как властвующего насилия и как совершенного согласия в идеальной абстрактной свободе уничтожают экзистенцию. Они видят всякую определенность только как границу и ограничение.

3. Определенность как глубина экзистирования.

- Будучи понята как пограничная ситуация, определенность, казавшаяся только сопротивлением и теснотой, становится непроницаемой глубиной явления самого экзистирования.

Эта глубина существования экзистенции не просто дана в историчной определенности ситуаций и вместе с историчным сознанием как таковым. Она осуществляется только через экзистенциальное просветление ситуации как пограничной ситуации. Это просветление не может быть перенесено от другого, но в своем незаместимом истоке каждый обязан тем, что он есть, самому себе (Diese Erhellung kann nicht übertragen werden, sondern in seinem unvertretbaren Ursprung ist jeder, das er ist, sich selber schuldig).

Поскольку я действую не в неком мире вообще, и однако, этот мир остается ориентировкой для всеобщего в моей ситуации, мое существование всякий раз в определенной ситуации означает для моей деятельности, что я экзистирую тем решительнее, чем более я действую в уникальной ситуации как таковой. Я не свободен в этой деятельности ни в том смысле, в котором совершенное господство над материалом отменяет сопротивление этого материала, ни в том смысле, в котором непонимание отменяется в совершенной духовной коммуникации и возникающем из нее согласии: однако я свободен в трансцендирующем смысле изначальной историчности моей экзистенции в существовании: я как самобытие пребываю в беспокойстве способности избрания (Unruhe des Wählen-könnens) для возможной достоверности некоторой истины, заключенной, по ту сторону всякой светлости и обоснования, только в этой моей ситуации.

Определенная деятельность, поддающаяся обоснованию, а потому может оправдать себя, высказывающая то, что она делает, и выводящая из этого высказывания целесообразные требования для других, - принуждена обходиться постижимыми частными моментами в мире, которые можно мыслить как подчиняющиеся всеобщим правилам. Мы имеем дело с партикулярным; мы зависим от вещей, на которые мы каким-либо образом можем рассчитывать,-пусть даже только как на нечто нам неподвластное.

Если подобная целерациональная деятельность отчасти преодолевает сопротивление, то непреодолимая основа сопротивления раскрывает нам, - если мы всеми силами избираем эту возможность деятельности, и только тогда, - пограничную ситуацию. Проходя через идеи свободы как отсутствия сопротивления и как совершенного согласия, не отказываясь от этих идей, но понижая их и обращая их в путь, возможная экзистенция возвышается в то мгновение, когда мы свободно принимаем на себя это определенное, случайное, могущее-быть-также-иным, как принадлежащее к составу Я, или где мы отвергаем возможность принять на себя эту действительность ввиду опасности вечного оскорбления нашей собственной сущности в этой вине. Из безличной коммуникации в духе, в которой историчное сознание принимается только как возможность, возвышается, используя эту коммуникацию как среду для себя, более глубокая коммуникация личных экзистенций в сознании ситуации. Непонятное становится откровением историчности в ситуации моего существования. Свобода экзистенции, как объемлющая свобода остается - никакой правильностью и никакой идеей в достаточной мере не обосновываемым - выбором, в котором я принимаю или отвергаю определенность своего существования как свою собственную определенность.

Поскольку я как частный случай чего-то всеобщего целесообразно сделал то, что не более чем правильно, душа моя в конце концов пуста и удивляется своему недовольству, которое заставляет ее в жажде перемен «коротать» время. Только из исторично определенного истока в пограничной ситуации возможно удовлетворение как исполнение, время как являющееся осуществление, в котором душа удивляется своему глубокому созвучию (Einklang) с самой собою. Поскольку я действую и мыслю согласно всеобщему, мною владеет неудержимое влечение сравнивать себя и мериться с другими. Поскольку я экзистирую исторично, я чувствую себя самого в тишине бытия, где сравнения прекращаются (Sofern ich nach dem Allgemeinen handte und denke, beherrscht mich die Sucht, sich zu vergfeichen und zu messen. Sofern ich geschichtlich existiere, fühle ich mich selbst in der Stille des Seins, wo der Vergleich aufhórt).

4. Определенное как пограничная ситуация начала.

- Я не могу мыслить себя как абсолютное начало; я не сотворил себя самого; хотя я и овладеваю собой как истоком, если бываю собою самим (ergreife ich mich als Ursprung, wenn ich ich selbst bin), но я определенен в своем происхождении. Происхождение имеет свои возможности, но оно не заключает в себе всех возможностей.

Если я объективирую свое происхождение как свое начало, то я знаю, что мое существование обусловлено встречей моих родителей, определено наследственностью и воспитанием, социологическим и экономическим положением. Мое начало не есть начало вообще (Mein Anfang ist nicht der Anfang). Я смотрю дальше своего начала и вижу это начало как ставшее; проникая за мое рождение, взгляд уводит меня в безграничный процесс этого становления, в котором я не достигаю такой основы, которая была бы первым началом.

В этой объективации мое происхождение не остается для меня тем, что оно подлинно есть. То, что как историчная основа погружается в необозримую даль, то как пограничная ситуация меня одновременно ограничивает и исполняет. Я деятельно отношусь (verhalte mich) к своему происхождению, если, уже однажды став благодаря ему, я осознаю его. В нем есть нечто необъективируемо неизменное, в чем силою верности я есмь я сам или же, отрицая, теряю себя самого (in dem ich durch Treue ich selbst bin oder verleugnend mich selbst verliere): «Природа, что пренебрегает корнем, / Сама себя в границах уж не сдержит»⁴³.

Не сам я определил себе, выбирая, своих родителей. Они -мои родители в некотором абсолютном смысле слова. Я не могу игнорировать их, если бы даже мне того и хотелось, их сущность, даже если она и кажется чужой, состоит в самой тесной общности с моей сущностью. Объективно-пустое понятие «родителей вообще» определенно наполняется только в моих родителях, которые принадлежат мне неким незаменимым образом. Поэтому здесь мое сознание экзистенции прорастает в неисследимой солидарной ответственности за их бытие - или в неисцелимом надломе моей экзистенции в самом ее корне. Однако родители - это не какой-то объективно устойчивый состав их так-бытия во взаимном отношении поколений, но они сами, экзистируя, существуют для меня как возможной экзистенции; от них ко мне и от меня к ним совершается процесс взаимной принадлежности (Zugehörigkeit) в действительной или остающейся возможною коммуникации. Историчная Определенность этой взаимопринадлежности разворачивается не как одно лишь существование и рост, но углубляется в напряжениях и кризисах. Она достигает совершенства в любви, которая есть безусловная, не позволяющая сомнений в себе, основа этого процесса, как экзистенциальное исполнение в пограничной ситуации моего, не избранного мною, происхождения, в том изначальном выборе, которым я принимаю на себя это происхождение как свое.