САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 - Да нормально сакура, - встряхнувшись от мимолётных мыслей, ответил Варфаламееву Сакуров.

 - Слушай, Константин, ты картошку в мешки запаковал? – перебил намылившегося поговорить на японскую тему Варфаламеева Жорка.

 - Да, - кратко возразил Сакуров.

 - Это хорошо. Потому что водила подвалит завтра в пять утра. Короче: будь готов. А за кота не переживай – моя его покормит…

 - Неплохо бы, - согласился Сакуров.

 Жорка с Сакуровым отвалили из Серапеевки в семь с лишним. Жоркина жена просила кормильца не пьянствовать, а Сакуров переживал по поводу отсутствия кота: как это он придёт домой, а хозяина нет? И пусть Константин Матвеевич оставил открытой форточку в спальной, всё равно на душе было неуютно. Да ещё односельчане постарались. Все откровенно посмеивались над вояжем Сакурова и Жорки, все каркали про неприятности коммерческого свойства в условиях разгула чисто российской демократии, а Петровна так откровенно обругала приятелей мудаками. Семёныч прилюдно урезонил супругу, но в резонах его прослушивалась откровенная фальшь. Один Виталий Иванович напутствовал приятелей доброжелательным взмахом руки, а Варфаламеев, подлец, пока грузовик с Жоркой, Сакуровым, водителем и картошкой проезжал по деревне, даже не вышел.

 «Спит, наверно», - подумал Сакуров.

 - Спит, наверно, - сказал Жорка и снова послал Мироныча в известное всем русским, и не только им одним, место. Старый хрыч встал затемно и, пока приятели грузили картошку на борт, путался у них под ногами и говорил, что помогает. Теперь Мироныч бежал за медленно ползущим грузовиком и напоминал Жорке, что тот должен непременно привезти из Мурманска старому навозному жуку палтуса. В смысле: должен Миронычу за его утренние труды.

 - …Дело было в шестьдесят первом, - на ходу рассказывал Мироныч тот эпизод из своей директорской жизни, когда он руководил каким-то разрезом в Мурманской области.

 - Мироныч, иди в жопу! – вопил Жорка. – А ты не можешь ехать быстрее? – орал он на водилу.

 - А куды по таким ухабам быстрее? – возражал хозяин ЗИЛ-130-го, кургузый мужичок в современных разноцветных шмотках и с какой-то подозрительно кривой физиономией. – И ваще: я больше сорока в час не езжу…

 - Чево-о? – сатанел Жорка, а Сакуров тревожно думал о том, что не успели они выехать из деревни, а дело уже пахнет скандалом.

 - Может, я поведу? – предложил бывший морской штурман.

 - Щас, - скалился водила, - так я тебе руль и дал. Ладно, если бы машина была казённой, но она ведь теперя моя личная, приватизированная…

 - Ты, козёл, только попробуй ехать по трассе со скоростью сорок километров, - не отставал Жорка. – Ведь эдак мы будем тащиться, будем… Ах, ты, сука! – осенило Жорку, и он схватил водилу за кадык.

 Бывший воин-интернационалист договаривался о повремённой оплате плюс пять литров самогона собственного изготовления. Дело в том, что с приходом к власти демократов водка и прочее алкогольное питьё вплоть до баночного пива в Угарове появились, но население, памятуя сухую ненавистную горбачёвщину, перешло на комбинированную оплату своего труда. То есть, раньше население принимало оплату только в виде крепких напитков, а теперь перешло на деньги, но и про напитки, памятуя про недавнее гнусное прошлое, не забывало. Другими словами, за пять литров собственного самогона Жорка был спокоен в том смысле, что именно столько ему выдала его жена. А вот как быть с повремённой оплатой труда разноцветного водилы, каковая могла вырасти от расчётной при предполагаемой средней скорости движения семьдесят километров в час до неизвестной при объявленной скорости движения кургузым водилой в сорок километров? В общем, таких денег у Жорки могло не оказаться, потому что какой русский водила упустит шанс ободрать ближнего своего, если для этого надо всего лишь ехать тише и дольше?

 - Ты чё дерешси? – кряхтел водила, норовя укусить Жорку за руку.

 - Да я тебя вообще придушу! – рычал Жорка. – Падла…

 - Слышь, отец! – встрял Константин Матвеевич. – Освежиться не желаешь?

 - Желаю! – возразил водила и таки тяпнул Жорку своими гнилушками.

 - Какого хрена его ещё освежать?! – рявкнул Жорка и дал водиле в глаз. – Поворачивай назад! Никуда я этим гандоном не поеду…

 - Слушай, Жорка, успокойся! Ты ведь сам его нашёл!

 - Мне его Семёныч рекомендовал! Какой-то дальний его родственник…

 - Ну, так тем более пусть освежится! – увещевал Сакуров.

 - Так мне обратно ехать или освежаться? – нарочито равнодушным тоном поинтересовался водила.

 - Освежаться! А потом садись посерёдке и отдыхай. А я поведу. Хорошо?

 - Нехорошо.

 - Хорошо-хорошо. А я тебе за удовольствие рулить твоим грузовиком за каждые пятьсот километров пол-литра выставлю. Договорились?

 - Ну, если за каждые пятьсот ещё пол-литра, то я и сам могу быстрее ехать, - рассудил разноцветный дальний родственник Семёныча с подозрительно кривой физиономией.

 - Убить тебя, гада, а не добавлять за скорость, - проворчал Жорка.

 - Всех не убьёшь! – победно возразил водила, выдул граммов триста Жоркиной самогонки и погнал так, что только любо-дорого.

 Москву миновали по объездной и до Питера катили без приключений. Водила исправно дул самогон, харчился за счёт клиентов и скорость поддерживал приличную, а иногда даже превышал. Менты, надо отдать им должное, к старенькому грузовику не цеплялись, и на них не пришлось потратиться ни разу. По ночам, чтобы сократить время следования до места назначения, за руль садился Сакуров и гнал грузовик дальше на север, пока водила храпел, а Жорка клевал носом возле правого окошка. Жорка, кстати говоря, к самогону не притрагивался, и Константин Матвеевич всё больше укреплялся в своей надежде на удачную, вопреки карканью соседей, коммерцию.

 «Как-то там мой однокашник? – вспоминал Сакуров одного своего давнишнего приятеля, распределившегося после окончания мореходки в Мурманский трансфлот. – Хорошо бы он оказался на месте, а не в рейсе…»

 Какая им с Жоркой может быть польза от старинного приятеля Сакурова, который мог его и не помнить, Константин Матвеевич точно не знал, но, думая хоть о каких-то связях в городе, где им с Жоркой предстояло выступать в роли залётных купцов, Сакурову делалось легче.

 «Чёрт его знает, - прикидывал он и моргал фарами, переключаясь с ближнего света на дальний и таким нехитрым способом призывая встречную машину вести себя прилично, - может, он уже и не моряк, а какой-нибудь депутат. Или даже целый заместитель мэра или ещё кого-то там… Если, конечно, он всё ещё в Мурманске…»

 Встречный грузовик, когда Константин Матвеевич снова включил дальний, свой дальний свет послушно выключил и метров сто ехал навстречу Сакурову с ближним светом. Затем, не доезжая метров десять, снова врубил свои фары.

 - Сволочь! – выругался Константин Матвеевич и сбавил газ, ведя машину почти вслепую. Когда он проморгался, то увидел, что подъезжает к какой-то деревне. Сакуров ещё сбавил газ, и на малой скорости объехал бензовоз, торгующий любым разбавленным горючим круглосуточно, о чём гласил транспарант над кабиной. О том, что горючее разбавлено, в транспаранте не значилось, но Сакуров об этом просто знал. На границе Московской и Тверской областей им уже пришлось заправиться, и теперь грузовик пердел так, словно объелся хреновым горохом. Вообще, бензином теперь торговали все. Некоторые местные жители стояли вдоль оживлённой трассы с молочными бидонами, некоторые – с трёхлитровыми банками. Многие, из-за отсутствия обочины или из-за чисто русской грязи на них, стояли прямо на дороге. Как этот бензовоз.

 - Сволочь! – обругал Сакуров хозяина бензовоза, в который, не проморгайся он вовремя, вполне мог врезаться. Константин Матвеевич въехал в деревню и покатил по абсолютно неосвещённой улице ещё медленней, опасаясь задавить какую-нибудь коммерчески настроенную старуху. Их, несмотря на поздний час, торчало до дюжины на обеих сторонах проезжей части. Хоронясь от осенней ночной прохлады, старухи кутались в платки, повязанные крест накрест поверх спортивных курток с капюшонами. А торговали они сигаретами «Мальборо», презервативами «Кантон» и пивом «Очаковским». Помимо перечисленного, старухи могли предложить пирожки с сомнительной начинкой и червивые грибы.