Во власти инстинктов

И еще один тяжкий порок современного человечества: все больше и больше детей вовлекается в войны, и ныне число принимающих непосредственное участие в военных действиях приблизительно достигает сотни тысяч. Мальчиков вооружают, нагружают наркотиками и бросают в бой. Создается особенная подростковая культура профессиональных воинов и убийц. Правители развивающихся стран с низкой грамотностью используют детскую психологию — надежду на жизнь и неверие в возможность гибели.

Ничего подобного не существует в мире животных, любовь к детям — непременная обязанность всего живого. Человек, обладатель разума, искажает инстинкт любви к детям и заботы о них. Какими нелепыми кажутся подобные пороки, не имеющие никакого оправдания, оскорбляющие святую обязанность и святой инстинкт любого человека, вооруженного разумом, обязанность, взращенную многомиллионной эволюцией органического мира!

Инстинкт семьи, рода, племени, государства

Инстинкт семьи, стада сильно развит у общественных животных и выражены также у человекообразных обезьян. Чужака всегда встречают если не настороженно, то враждебно, не говоря о постоянных стычках между различными стадами в борьбе за территорию. В пределах стада сильно развит инстинкт родственности, особенно по линии матери.

У человека также развит инстинкт родственности. Когда я, горожанин, по окончании средней школы стал работать учителем в большом селе, это было в 1928 году, то был поражен, как все его жители четко разделялись по близким и дальним родственным связям. Об этом свидетельствовало множество слов, обозначавших степень родства. Кроме матери, отца, братьев и сестер, дядей и теток, внуков, существовали невестки, свекрови, мачехи, шурины, девери и множество других. В городе с его пестрым населением это крепкое и в какой-то мере инстинктивное кровное чувство родственности размывается и теряется.

Чувство родственности сохраняется не только по всему поселению, но и по своему району, краю и, конечно, по национальной принадлежности, и далее — по государственности.

Помню, в небольшом городке — Хабаровске, насчитывавшем в двадцатых годах двадцатого столетия всего лишь 48 тысяч жителей, мы, мальчишки, делились на своих и чужих по проживанию на разных улицах. Ребята с другой улицы уже считались не своими. Подобное разделение было повсеместным по всей стране, и еще не ушли из памяти кулачные бои: стенка на стенку, слободка против слободки, село против села и т. д. ради удовлетворения дремлющих древних инстинктов, сохранившихся от далеких предков.

В каждой нации существует и всячески поощряется чувство превосходства над другими нациями, что порождает национальную ограниченность. Одновременно этот инстинкт подогревается прославлением своих выдающихся личностей, к сожалению, нередко проявляющийся, когда они уже ушли из жизни. К таким выдающимся личностям, которым полагалось поклоняться для подкрепления чувства национального превосходства, причислялись и лидеры-тираны, приносившие величайшие бедствия народу. Такими личностями были в России Сталин, в Германии — Гитлер, в Монголии — Чингисхан, в Узбекистане — Тамерлан…

Инстинкт возвеличивания своей нации способствовал борьбе за существование и выживание нации. Но одновременно в этот инстинкт вклинивалась и своеобразная поправка: стремление к сотрудничеству с другими нациями, подражание их положительным особенностям, органической целесообразности.

Разделение человечества идет не только по территории проживания, но и по нации, языку, этносу, лаконичное определение которого выражалось буквально тремя словами: другой этнос — «это не мы».

Инстинкт социальности во всю длительную историю человечества сопровождался вооруженными конфликтами в основном за среду обитания. Он подогревался чувством принадлежности к этносу, намерением повысить свое моральное превосходство и унизить другие этносы.

Любовь к родине проистекает из древнейшего инстинкта защиты ее от врагов. У цивилизованного человека она приобретает определенную степень своего развития.

В жизни можно подметить одно, почти неукоснительно соблюдаемое правило. Чем слабее и малочисленней в обществе нация, чем она менее образована, тем у нее сильнее развит инстинкт патриотизма или национализма, скромно именуемый правительствами «национальным сознанием». Этот инстинкт как бы оправдывается коллективным инстинктом-подсознанием необходимости выживания, сохранения жизни своего общества.

Испокон веков различные этносы оберегали себя от врагов, старались поддержать свое единение, существование, индивидуальность, культуру, обычаи, подкрепляя их национальной одеждой и, прежде всего, языком. Традиции, обычаи, нормы поведения, свойственные этносам, поддерживали это единение.

Боязнь ослабить или потерять свой этнос приводила к вспышкам того, что ныне стало именоваться национализмом, и в его крайнем выражении — фашизмом. Эта боязнь резко усиливалась при наступлении духовного распада, как мера самозащиты этноса. Еще эта боязнь усиливалась при распаде многонационального государства, что заметно произошло при распаде Советского Союза. Смена идеологии вызвала инстинктивную цепную реакцию вспышки идей национализма. Очевидно, одну жвачку следовало заменять другой, более удобоваримой. К тому же национализм — самый доходчивый способ заполнения духа и дефицита эмоций.

Вульгарный национализм легко перерождается в расизм, воспитывающий самобахвальство и чувство превосходства перед другими нациями, и пренебрежение к ним. Большей частью национализм еще маскируется под патриотизм, и тогда он служит убежищем конъюнктурщиков.

Национализм, вопящий о необходимости разделения народов, всегда прикрывался тревогами о судьбе языка и культуры. По существу своему национализм и так называемый ура-патриотизм типичные волчьи инстинкты.

Каждый член нации ощущает и чтит в себе инстинкт принадлежности к своему этносу. В какой-то мере этому явлению аналогично поведение очень редких, малочисленных животных.

Они чрезвычайно осторожны, как бы инстинктивно стараются поддержать существование своего вида и сберечь его от исчезновения с лица земли. И вероятно, подобный инстинкт способствовал возрождению и процветанию вида. То же самое относилось и к видам зарождающимся, редким. Этот инстинкт особенно сильно вспыхивал в периоды конфликтов с соседями, экономических неурядиц, потрясений, повергая людей в инстинктивно-звериное состояние. С далекой древности общества, этносы, нации, не наделенные им, распадались, погибали, исчезали с лица земли. Вся история человечества пестрит зарождением, расцветом, угасанием, распадом и исчезновением этносов.

Во время национальных конфликтов инстинкт сохранения этноса способствовал обострению национализма и превращал его в чудовищный разгул жестокости, доводил до сверхзвериного состояния, сопровождаемого геноцидом народов. Мощный инстинкт острой принадлежности к своему этносу, национализм в его крайнем выражении — в вооруженных столкновениях — служит главным источником бед современного человечества и главной опасностью его существования.

С развитием цивилизации, грамотности и образования, национальное самосознание обостряется, особенно активно проявляясь во время крупных вооруженных конфликтов. Число государств увеличилось после Первой мировой войны. Оно еще больше возросло после Второй мировой войны. И сейчас всюду на земле продолжаются войны за территориальную независимость малых этносов. Видимо разум обостряет национальные инстинкты.

Нация по существу коллективная личность. Национальное единение, сочетанное с интернациональным сознанием — прогрессивное явление в развитии человеческого общества. Ему содействуют широкие международные связи, развитие информации, способы передвижения и многое другое, сопутствующее цивилизации. Но будущее человечества зависит от сближения наций, а не от их разъединения. И быть может путь к этому сближению будет проложен через свою противоположность, стихийно происходящее разъединение наций, повергающих себя в обостренные военные конфликты. Спасение человечества лежит в гуманном сочетании чувства любви к своей Родине с гуманным интернационализмом.