Существует ли в Православии свобода мысли и совести

В истории сакрализовали всякую мерзость под напором "царства Кесаря", под корыстными социальными влияниями. Рабство, крепостное право, введенное в катехизис Филарета, деспотическая форма государства, отсталость научного знания - все было священной традицией. Нет таких форм рабства, деспотизма и обскурантизма, которые не были бы освящены традицией. Нет ничего ужаснее тех выводов, которые были сделаны в историческом православии из идеи смирения и послушания. Во имя смирения требовали послушания злу и неправде. Это превратилось в школу угодничества. Формировались рабьи души, лишенные всякого мужества, дрожащие перед силой и властью этого мира. Гражданское мужество и чувство чести были несовместимы с такого рода пониманием смирения и послушания. Отсюда и подхалимство в советской России. Русское духовенство, Иерархи церкви всегда трепетали перед государственной властью, приспособлялись к ней и соглашались подчинить ей церковь. Это осталось и сейчас, когда нет уже, слава Богу, лживого "православного государства". И сейчас люди церкви трепещут передо правой эмиграцией, разыгрывающей роль государственной власти, и подчиняются ее велениям в вопросах церковной политики, вместо того, чтобы учить ее христианству. Это мы видим в истории с Г.П. Федотовым, делающей ему большую честь. Такие выдающиеся люди, как отец Сергий Булгаков, являются жертвой господствующей атмосферы. С горечью нужно признать, что официальное православие оказывается самой обскурантской и самой инертной формой христианства. Было только два исключения греческая патристика и русская религиозная мысль XIX века и начала XX века. Из греческой патристики, из Оригена, Св. Григория Назианзина, Св. Григория Нисского, Св. Иоанна Златоуста и др. можно собрать цитаты, которые послужили бы отличным поводом для исключения из профессуры Богословского института. Так, например, Св. Иоанн Златоуст был настоящим коммунистом своего времени, представителем константинопольского пролетариата. Несчастная же русская религиозная мысль официально не признавалась, обвинялась в неправославности и сейчас более чем когда бы то ни было отлучается. Но только в русской религиозной мысли, у Хомякова, Достоевского, Вл. Соловьева, мыслителей XX века, была свобода совести и мысли. Ее никогда не было и нет в официальном православии, в официальной церковности. Такие люди, как Нил Сорский или Св. Тихон Задонский были исключением. Западные же христиане, склонные к экуменизму, более всего интересуются именно русской религиозной мыслью, часто смешивая это течение русской мысли с официальной церковностью, не зная нашей внутренней борьбы. На этой почве происходит иногда настоящая мистификация. "Правые" православные все ждут "кесаря", который будет их защищать и будет им покровительствовать, истребляя мечом их врагов. Это ожидание губит православие. Ждут "кесаря" не во имя царства Божьего, а во имя царства Кесаря, которому давно поклонились вместо Бога. Пусть успокоятся, желанный "кесарь" может явиться, если христианские духовные силы не будут этому противиться, но он будет предшественником антихриста. Тогда пожалеют о свободолюбивых демократиях. Ложное, рабье учение о грехе, ложное понимание смиренья и послушанья и приведут к окончательному царству зла, к торжеству антихристова духа в мире.

Мы больше всего нуждаемся в бесстрашной правдивости, в окончательном низвержении условной лжи, в которой гниет официальная церковность, гниет и мир. Нужно правду сказать. В авторитетном католичестве больше свободы, чем в православии, которое на словах продолжает почитать Христа своим единственным главою. Приведу пример. Жак Маритен, самый выдающийся католический мыслитель Франции, профессор Institut Catholique, защищает христианскую демократию, христианский гуманизм, достоинство и свободу человеческой личности, обличает антихристианскую ложь антисемитизма, особенно горячо обличает генерала Франко, прикрывающегося католичеством, он говорит и пишет почти то же, что Г.П. Федотов, и его никто не трогает, ему не предлагают покинуть высшую католическую школу Франции. А что говорил папа Пий XI? Он защищал свободу духа, достоинство человеческой личности, обличал диктатуры, обличал расизм и антисемитизм, защищал мир народов. В зарубежном православии его мысли вероятно признали бы несовместимыми с положением профессора высшей богословской школы. Слишком ясно, что Православие в эмиграции хотят превратить в послушное орудие реакционной политики, притом политики, изменяющей русскому народу. Пусть от крыто скажут, признает ли Православие свободу личной совести, которой у нас так хвастали перед католиками?

В действительности, совесть перенесена на коллективы, совсем как в коммунизме, и на отвратительные мракобеснореакционные коллективы и на их желтую прессу. Но никакая коллегия не смеет посягать на священные права человека, на свободу человека. Свобода реально существует у нас лишь в "модернизме", лишь в течении, стремившемся к реформе, начиная с Хомякова, и, к несчастью, задавленном течением реакционным официальной церковности, казенного православия. Пора правду сказать на площадях, ничего не скрывая и не замазывая, правду бестактную. Православие нуждается в реформе и без реформы оно начнет разлагаться и выделять трупные яды. То, что называют "истинным", "ортодоксальным" православием, и есть это разложение, омертвение. Реформа совсем не означает реформы типа лютеранского или кальвинистического, она будет иной. Но свободу духа, свободу совести, свободу мысли она будет защищать более чем Лютер и Кальвин, которые защищали ее недостаточно и непоследовательно. Реформа начнет с признания верховенства личной совести, не поддающейся отчуждению и экстериоризации, т. е. свободы духа и независимости духовной жизни от влияния "царства Кесаря". Соборность не имеет никакого смысла, если она не заключает в себе свободы духа и личной совести. Без свободы соборность есть внешний авторитарный коллективизм.

Сейчас повсюду в мире происходит разделение христианства и это разделение необходимо углублять. Происходит катастрофическим путем очищение христианства от тех исторических наслоений, которые ничего общего не имеют с истоками христианства и привнесены социальными интересами царства кесаря. Это есть одухотворение христианства, оно делается более внутренним и искренним, более связанным с заветами Христа и более творческим. Наступает конец "бытового", т.е. языческого христианства, происходит разрыв с языческими традициями в христианстве, с ложной сакрализацией исторических тел, происхождение которых должно быть объяснено социологически. Кончается царство условно-риторического, декламационного христианства. Но перед своим концом оно может еще сделать много безобразий, много злобы еще может проявить. Христиане нового типа, нового чувства жизни, творческие христиане всех вероисповеданий перекликаются между собою и между ними больше близости, чем внутри каждого вероисповедания. Они должны соединяться.

Христианство очищенное, освобожденное от плена, которое нельзя уже будет заподозрить в защите классовых интересов и социальных несправедливостей, поставлено перед новой социальной действительностью и должно дать творческий ответ на социальные проблемы наших дней. Прежде всего, христиане должны отказаться от дурной и двусмысленной привычки отвечать не на тот вопрос, который им задают. Когда вас спрашивают, как вы относитесь к данному конфликту рабочих с капиталистами или к коллективным контрактам, то не подобает отвечать: "Мы верим в бессмертие души", или "мы верим в богочеловечество Христа". Подобает дать конкретный ответ именно на поставленный вопрос. Эти ответы невпопад всегда производили впечатление защиты какой-либо несправедливости. Ближе всего к христианской правде стоят такие течения, как коммюнотарный персонализм группы "Esprit", как религиозный социализм Рогаца, Андрэ Филиппа и др. В политике Л. Блума я вижу больше христианской человечности, чем у "правых", которые все время призывают к убийству и насилиям. Но вот, что представляется мне самым существенным. Пора прекратить разговоры о словах и начать разговоры о реальностях. "Правый" и "левый" - условные знаки и слова эти в нашу эпоху теряют реальный смысл. Важно определить, какие реальности скрыты за словами и знаками. Требуют, чтобы православные были "правыми", видят в этом существенный признак "православности". Что за этим практически реально скрыто? Реально, за "правыми" скрыто - политический аморализм, отрицание свободы и достоинства человека, культ грубой силы, практика насилия в отношениях между людьми и народами, издевательства над евангельской моралью в социальной жизни. Я не вижу у "правых" благородных движений души, они всегда защищают деспотическую власть, национальную вражду и войну, капиталистов и банкиров против рабочих, несправедливые привилегии, жестокие наказания, насилие над совестью и удушение свободной мысли. "Правые" легко делаются изменниками своей родины и своему народу. Романтики консерватизма, люди идеи, составляют ничтожную группу, которая не имеет никакого практического значения, главенствуют реалистические дельцы. "Левость" тоже часто бывает лживой, корыстной и декламационной. Из того, что есть "левые", изменяющие свободе и человечности, например, коммунисты, никак не следует, что свобода и человечность - дурные принципы. "Правые" никакой ненависти не испытывают ко "лжи" коммунизма, бесчеловечию и насилию, им это даже нравится и вызывает зависть. Они ненавидят "правду" коммунизма, принцип бесклассового, братского общества, не знающего эксплуатации человека человеком, идеал мира между народами. Христианство может стоять лишь за политику, которая признает верховную ценность человеческой личности, ее свободу и достоинство и братскую организацию социальной жизни, и будет против идолопоклонства перед государством, национальностью, внешней церковностью и нечеловеческими коллективными общностями, обычно прикрывающими реальные интересы господствующих классов. Очищенное христианство должно вернуть моральному началу жизни его достоинство против моды православного аморализма, против лжемистического и лжесакраментального аморализма, стоящего не выше, а ниже морали человечности. Верховный принцип достоинства человека разрушается ложной и безнравственной теорией послушания, допускающей такие неприглядные истории, как история с Богословским институтом. При этом нужно сказать, что уровень профессуры Богословского института довольно высок и значительная часть профессоров не может быть названа обскурантами. Но их заела традиционная среда. Мы приходим к тому заключению, что было бы ошибкой защищать право христианина исповедывать какие угодно политические идеи. Христианин не имеет права держаться политического направления, попирающего свободу и человечность, противоположного евангельскому духу любви, милосердия и братства людей. Христиане должны образовать союз борьбы за свободу человека.