Общая психопаталогия

С другой стороны, мейнертовская схема принесла пользу науке о головном мозге. Его представления о структуре центральной нервной системы в целом, о сенсорных и моторных проекциях на определенные области головного мозга, об ассоциативных системах и т. д. полностью сохраняет свое значение для анатомии. Подобно Галлю, он смешал действительно ценные научные догадки с богатой фантазией, которая у него, впрочем, имеет совершенно иное содержание. Он тщился объяснить любые события психической жизни, переводя их в термины структуры и физиологии мозга; таким образом, он представил плоды своей совершенно ненаучной фантазии в своеобычном псевдонатуралистическом облике.

Затем пришла очередь конкретной реализации уже известной нам формулы Гризингера: «душевные болезни — это болезни мозга». Казалось, что это фундаментальное воззрение восторжествовало в момент, когда его подхватил Вернике. Этот гениальный ученый стал пленником своего учения об афазии. Он открыл сенсорную афазию и ее локализацию в левой височной доле. Он составил основанную на данных ассоциативной психологии схему, согласно которой результаты анализа речевой деятельности и способности к пониманию должны коррелировать с топографией коры левой височной доли (1874: «Синдром афазии» [«Der aphasische Symptomenkomplex»]). Казалось, ему удалось продемонстрировать в области афазии то, что он обозначил терминами «психическая рефлекторная дуга» («psychischen Reflexbogen»), «очаговая психическая болезнь» («psychische Herderkrankung»). И действительно, его концепция способствовала внесению порядка в хаос феноменов, обогатила и прояснила множество клинических представлений; но при этом целый ряд противоречий поначалу оставался незамеченным. Было выдвинуто следующее положение: «Благодаря анализу афазии мы имеем парадигму для любых других событий психической жизни». Это положение стало основанием для того, чтобы попытаться вывести всю психиатрию из принципов церебральной локализации. Но исходное представление, будучи ложным, оказалось одновременно весьма плодотворным (так часто бывает с принципиально ошибочными идеями, когда они подхватываются и разрабатываются выдающимися людьми). Такие ученики Вернике, как Липман и Бонгеффер, делали одно открытие за другим; и поскольку их установка заключалась в приятии того, что может быть продемонстрировано на эмпирическом и — по возможности — соматическом уровне, они сумели пожертвовать исходной идеей. Их труды положили конец всем фантастическим элементам исходного учения. Но пример самого Вернике способствовал частичному возрождению этого фантастического аспекта в виде широко распространенной готовности строить гипотезы на тему о локализации — как, например, в случае с Клейстом (Kleist), у которого идея локализации все еще сохраняет потенциал, позволяющий делать на ее основе новые открытия.

На фоне всего этого движения важно отметить следующий исторически значимый факт: уже выдающиеся ученые старших поколений, знакомые с фактическим материалом, на котором основывалась теория локализации, и отчасти даже принявшие участие в ее разработке, были принципиальными противниками какой бы то ни было локализации психических функций в головном мозгу. Это Браун-Секар (Brown-Sequard), Гольц (Goltz), Гудден (Gudden); из более поздних исследователей к этому же ряду относится фон Монаков.

(с) Факты, значимые с точки зрения теории локализации

Три группы фактов исследовались по отдельности: клинические данные, структура мозга и патологоанатомические данные. Понять локализацию явлений можно только после установления связей между перечисленными группами. Но развитие техники исследований приводит к прогрессирующему взаимному разделению групп и, следовательно, осложняет задачу установления взаимосвязей; поэтому кажется очевидным, что более или менее отчетливое рассмотрение проблемы локализации возможно лишь при условии ее широкого, обобщающего охвата.

1. Клинические данные. Можно говорить о неупорядоченном множестве явлений, выступающих в качестве последствий мозговых травм или сопровождения опухолей мозга и органических мозговых процессов. Явления эти изучались в связи с клиническими наблюдениями и время от времени сопоставлялись с топографическими данными, полученными post mortem или при операциях по удалению опухолей.

(аа) В связи с исследованием необычных, специфических расстройств, относящихся к сфере осуществления способностей, ставится вопрос об их регулярном соответствии повреждениям тех или иных конкретных участков мозга. В большинстве случаев афазии, апраксии, агнозии имеют место серьезные повреждения определенных областей мозга; так, двигательной афазии соответствует разрушение третьей левой фронтальной извилины, сенсорной афазии — разрушение левой височной доли, «душевной слепоте» (Seelenblindheit) — разрушение затылочной доли и т. д. «Падение перцептуальной активности» может локализоваться на участках поверхности мозга, соответствующих различным сенсорным областям.

Современный взгляд на систематизацию всех этих данных сводится к следующему. Кора головного мозга поделена на сенсорные и моторные проекционные зоны. Зрительная зона находится в затылочной доле, слуховая зона — в височной доле, сфера, ответственная за осязание, — в теменной доле, сфера, связанная с лабиринтными и мышечными рецепторами, — в лобной доле и т. д. При разрушении даже тех участков, которые находятся рядом с перечисленными областями и в непосредственном контакте с ними, возникают агнозии и апраксии, сенсорные и моторные афазии. Назвав эти последние расстройства психическими, мы присоединимся к мнению Клейста, согласно которому каждое поле делится на три сферы: сенсорную, моторную и психическую. Но здесь возникает вопрос: в каком смысле апраксии, афазии и агнозии могут считаться психическими расстройствами? И, кроме того, такая локализация носит лишь приблизительный характер. Более тщательное психологическое исследование реализации способностей, доведенное Хедом (Head) до уровня, значительно превосходящего первоначальную схему Вернике, в смысле уточнения локализации не дало ничего нового.

(бб) Ставится вопрос о локализации переживаемых феноменов. Но если мы окинем взглядом все множество разнообразных форм аномального психического бытия, известных нам по данным феноменологии, и зададимся вопросом о том, где именно в мозгу находятся отдельные явления — например, бредовые идеи, ложные воспоминания, deja vu и т. п., — мы не получим никакого ответа. Мы ничего не знаем о существовании у этих явлений какой бы то ни было специфической основы. В нашем распоряжении есть в лучшем случае кое-какие интересные наблюдения, касающиеся обманов восприятия. Было показано, что последние находятся в строгой зависимости от заболеваний периферических органов чувств и болезней, затрагивающих затылочную долю. Мы ничего не знаем о существовании у обманов восприятия какой бы то ни было необходимой и специфической причины. Более того, немногие известные наблюдения указывают скорее на то, что обманы восприятия могут принципиально различаться как по своему происхождению, так и типологически. Таким образом, связь между обманами восприятия и определенными областями нервной системы — то есть связь, ведущая от периферического органа чувств к коре головного мозга, — не имеет отношения к какой бы то ни было локализации; она лишь указывает на общий принцип, согласно которому все, что относится к области чувственного восприятия, находится в связи с физиологическим аппаратом восприятия.

(ев) В отношении любых симптомов, которые могут быть ассоциированы с определенными участками мозга, всегда существует определенное сомнение: действительно ли они являются психическими в истинном смысле слова? Ведь все они, так или иначе, остаются расстройствами «инструментария» или сложными, указывающими на раздражение или дисфункцию моторно-сенсорными явлениями, входящими в состав переживаний в качестве их «сырья» и по своему происхождению отнюдь не принадлежащими именно сфере психического.