Произвольный этос и принудительность эстетики
Произвольный этос и принудительность эстетики читать книгу онлайн
Книга представляет собой критику априоризма в этике. По мнению автора, долженствование не предшествует хотению ни в случае отдельного человека, опосредованного и итерсубъективной сферой языка (Апель), ни вне человека (Хёсле) Сегодня этический дефицит компенсируется преимущественно эстетически: если истины уже не очаровывают, истиной становится очарование.Но тогда возникает вопрос, не основываются ли сам этос и этическое в эстетическом. Ведь этос и смысл могли контитуироваться лишь там, где людям с их мега-физической потребностью казалось разумным расходовать себя ради Другого.Существование Другого, этоса как "обещания счастья" (la promesse du bonheur) было возможно лишь благодаря "счастью обещания" (le bonheur de la promesse), т.е., благодаря эстетическому феномену.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
21 Ibid.
23 Ibid.
24 Welsch W. Ästhetisches Denken. Stuttgart, 1990. S, 218.
24 Ibid. S. 155.
25 Schopenhauer A. Sämtliche Werke. Leipzig o. J. S. 474.
[69]
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ КОМПЕНСАЦИЯ НЕДОСТАТКА ЭТОСА
Какое отношение имеет эстетическое к этическому (в смысле этоса), раз оно способно компенсировать недостаток этоса? Я попытался ответить на этот вопрос в работе Де-проецированный человек,отталкиваясь от Метафизики скуки,но теперь, увы, мне придется кое-что повторить оттуда, хотя и в более развитом виде, чтобы затем обратиться к собственной цели настоящей работы — к вопросу об изначальной укорененности этического в эстетическом. В сущности все, о чем я говорю здесь и во многих других работах, держится на исследованной в Де-проецированном человеке антропологической структуре скуки, которую я обозначил также как антропологическую разность [Differenz]. Когда я говорю «все», то, разумеется, не имею в виду непременно все, но довольно многое, может быть, большинство из всего и в первую очередь то, что опосредованно или непосредственно — интерпретативно — выводимо из скуки. Слово «скука» звучит банально, тогда как horror vacui - лучше, a ennui — элегантнее с экзистенциалистски-литературной точки зрения. И тем не менее благодаря соотнесению со временем, с тем, что предполагает осознание времени, сознание вообще, слово скука* говорит о чем-то большем или о чем-то другом, нежели, например, nausée или мировая скорбь, выражающие негативное отношение к миру, собственно,
* Немецкое die Langweile, обычно переводимое на русский как «скука», но смыслу соотнесено со временем, буквально означая «долгое пребывание», «затянувшееся некоторое время» (eine Weile lange Weile) или попросту «нудное течение времени».
[70]
распадение на субъект и объект, без которого невозможно осмыслить скуку. Психическая пустота, психическое ничто, anima morte,психическая оцепенелость, неподвижность, а также меланхолия, депрессия, но прежде всего le trou d'être - ее синонимы.
В скуке, «затянувшемся некотором времени» [Lange-Weile), в сознании и чувстве слишком длительного пустого времени и одновременном осознании пропасти между Я и миром (скука и отдаленность от мира взаимосвязаны) Я тяготится самим собой. Нужно что-то предпринять, чтобы прогнать скуку и психическую пустоту, преодолеть отдаленность от мира. Тем самым скука является для человека поводом делать нечто большее, чем удовлетворять физические потребности, она — мета-физический повод, выходящий за пределы физических потребностей. Она — просто повод для метафизических движений (а согласно Шопенгауэру1, у человечества есть два побуждения: нужда, т. е. физическое, и скука, т. е. мета-физическое). Возникает вопрос, изменяет ли человек, побуждаемый скукой, лишь что-то в себе, лишь психически, или изменяет также что-то в мире. При таком мета-физическом понимании скуки как побудителя к деятельности, как мета-физического умножителя деятельности обнаруживается альтернатива: либо Я определяется посредством самого себя (Я=Я), либо оно определяется в качестве Я посредством Другого (Я= Другое). Первое — эстетическая, второе — этическая (в смысле этоса) формула самоопределения. В формуле Я=Я целью деятельности Я является оно само, все действия Я служат стимуляции, приведению себя в психическое возбуждение, чтобы прогнать скуку. Психическое возбуждение, следовательно, экстаз, упоение, speed*;эмоции — pendant противоположность скуки. В формуле Я=Другое деятельность Я определяется Другим и сверя-
* Стремительность, скорость (англ.).
[71]
ется с ним, определяется таким образом, что Я движется в направлении к Другому, трансцендирует, эк-зистирует. Итак, формула Я=Я читается не как закостенелая формула, поскольку Я как раз хочет быть не только Я, не оставаться лишь Я. Оно стремится вовне, прочь из заточения Я=Я. из неподвижности, из нудного течения времени, лишенного событий, из состояния, в котором оно вновь и вновь стоит у себя поперек дороги и спотыкается о собственное Я только потому, что оно, неопределенное, не способное к определению через Другого, обречено каждое мгновение понукать себя, стимулировать к психическому изменению, психическому превращению в Другого, к движению — ради того, чтобы жить. Если я полагаю, что основания мета-физической деятельности лежат в скуке, т. е. в эстетическом как в психическом, эмоциональном движении, и если я рассматриваю скуку в какой-то мере как a priori для того, чтобы человек, подверженный скуке и вынужденный избавляться от нее, мог действовать не только непосредственно из-за нее, но также ради ДРУГОГО, ради цели, то следовало бы показать, как Другое для Я может конституироваться таким образом, что Я действует уже не непосредственно от скуки, но благодаря опосредованию Другим, ради ДРУГОГО. Или, короче говоря, мне теперь следовало бы показать, как этическое может быть основано в эстетическом. Предположения о том, что это возможно, у меня были уже давно, однако лишь два-три года назад они приняли свои очертания после того, как в Де-проецированном человеке я указал не только на негацию метафизики, этоса, смысла, Другого (Бога), но и на эстетическое как на компенсацию негации смысла, а основание эстетического усмотрел опять же в скуке. Затем в той же работе исходя из ситуации де-проекции радикальной автономии человека, ее апории, я поставил вопрос о ре-проекции, о возможности нового этоса,
[72]
с современной точки зрения, как альтернативы по отношению к вынужденности или необходимости эстетической компенсации. Прежде всего я принимал во внимание масштабы ущерба, наносимые потребительской эстетикой окружающей среде. Правда, присоединяясь к Homo ludens Хёйзинги и другим, я попытался уже в Де-проецированном человеке выстроить цепочку «скука — игра — магическое — культурное - целенаправленное действие». Однако были оставлены без внимания этические вопросы в узком смысле слова, а именно: не имеют ли этос вообще, т. е. в изначальном, антропологическом смысле, а также этика и мораль свои a priori в скуке как мета-физическом стимуле для превосхождения своего собственного Я и проецирования себя на Другое.
Если скука в своих манифестируемых и латентных формах, вследствие ликвидации метафизики, смысла и т. д., является ныне экзистенциальным и социологическим фактом и является из-за своей невыносимости, смертельности перманентным поводом к своему снятию, то, по-моему, есть основания предполагать, что метафизика в качестве Другого, в качестве этоса, является продуктом или ответом на мета-физическую потребность человека трансцендировать свое Я к Другому, чтобы не быть лишним, напрасным. Вопросы о способности людей к жертвам вплоть до самопожертвования могут получить разрешение при учете этой мета-физической потребности или, лучше, метафизического ответа на мета-физическую потребность в трансценденции. И при этом не важно, о каких метафизиках идет речь, о каких Богах, о каких идеях, целях, конституирующих для Я того ДРУГОГО, ради которого оно эк-зистирует.
Можно и нужно ужаснуться, если подумать о том, сколько людей отдали свои жизни ради пустого ИМЕНИ, ради НИЧТО (в онтологическом смысле), т. е. зря, напрасно, но, с другой стороны, следует согласиться с
[73]
тем, что с субъективной точки зрения эти люди прожили жизнь эк-статично, насыщенно. Так, Ницше считал, что лучше хотеть ничего, чем ничего не хотеть, и поэтому брал на себя бремя Сверхчеловека, исходя из своего horror vacui.Об этом свидетельствуют, например, такие высказывания: «...то, что я при исполненной невыносимых страданий жизни все же направляюсь к цели, уже искупает суровость и тяжесть жизни»2; «...все тоскливо, болезненно-dégoutantV; «это численное превосходство болезненных, по меньшей мере, затуманенных дней совершенно ничего не говорит вселенной об отчаянной скуке, в которой пребывает всякий и без "distraction глаз"»4.
