Три эпохи государства и власти

Согласно да Кастильоне Сабба, нравоописателя того времени, Леонардо занимался работой над скульптурой «Сфорца на коне» уже к 1483 году. В 1499-м, по свидетельству да Кастильоне Сабба, французские лучники разрушили то, что осталось от гигантской глиняной статуи лошади Леонардо, которая достигала в высоту 7 метров. Сабба отмечает, что скульптор работал над этим монументом непрерывно в течение 16 лет. Это датирует интерес Леонардо в работе над колоссальной статуей Сфорца около 1483 г., примерно ко времени его письма к Людовико Сфорца с предложением разработать и построить памятник.

Брат Людовико, Галеаццо Мария, продумал исходный общий план для подобного проекта в 1473-м, для того чтобы увековечить победы их отца, Франческо Сфорца. Французы хотели разрушить все творения Сфорца в отместку за то, что Людовико в 1494 г. помогал в изгнании французских захватчиков из Италии, и, после 1499-го только tesserae (части прессформы из терракоты) остались от проекта создания этой лошади Сфорца – однако и они очень скоро погибли.

Леонардо произвел многочисленные подготовительные чертежи и наброски для «Сфорца на коне» от середины 148-х и позже. Он сосредоточился на проекте около 1489, с тем чтобы отвлечь нетерпеливого Людовика от мысли нанять другого исполнителя – знаменитого флорентийского художника и скульптора Антонио дель Поллаюоло – для завершения работ над проектом. К 1493 Леонардо установил покрашенный гипсовый макет готового памятника (лошади, всадника и постамента) в Миланском соборе на празднование женитьбы императора Максимилиана из Габсбургской империи на племяннице Людовико – Бьянке Мария Сфорца.

Придворные поэты похвалили скульптуру, которая должна была быть 12 метров в высоту. Согласно замечанию Люка Пациоли, придворного математика в Милане и приятеля Леонардо, окончательный вес полой бронзовой лошади составил бы приблизительно 75 тонн. Однако бронза была использована Эрколем д’Эсте Феррарским для отливки пушек, чтобы защититься в 1494-м от французских войск, которым Людовико опрометчиво позволил вторгнуться в Италию на их пути к Неаполю. Воодушевленный статьей в «Нэйшнл Джиографик» в 1977-м о конной статуе Сфорца, Чарльз Дент разработал и утвердил программу, которая завершила бы планы Леонардо по созданию гигантского бронзового монумента. Дент, бывший пилот авиакомпании, художник и коллекционер предметов искусства из Пенсильвании, сумел с помощью своей семьи и друзей из академических кругов, а также технических сотрудников и нескольких миллионов привлеченного капитала, воссоздать две полноразмерных бронзовых реконструкции этого колосса Леонардо. Первую конную статую представили в Милане в сентябре 1999–го, это был подарок городу от Чарльза Дента и корпорации-спонсора «Leonardo da Vinci’s Horse, Inc».

Как и другие крупные проекты Леонардо, его планы для памятника Сфорца на коне были настолько честолюбивы, что он считал незазорным потратить на проект несколько лет, по крайней мере в периоды между 1489-м и 1494 годами. Хотя из записей того времени следует, что он занимался и другими многочисленными проектами в то время, он сумел завершить гигантский макет, многочисленные расчетные записи и, возможно, массивнейшую глиняную модель при всей своей занятости в этот период. Если бы памятник в свое время все же отлили в бронзе, он стал бы гордостью Милана.

Второй сын Франческо и Бьянки Мария Сфорца, Людовико Сфорца (1452–1508), был герцогом Бари в 1479–1494 годах, а после того князем в Милане, вплоть до французского вторжения в 1499 г. В 1479-м, он сменил свою невестку на «должности» регента при младенце-герцоге Джангалеаццо Сфорца. Вскоре после смерти Джангалеаццо в 1494 г. Людовико выплатил «взнос» Императору Священной Римской Империи Максимилиану I за право называться герцогом Милана. Французы захватили Людовико в плен в 1500 году, после чего он пробыл в заключении во Франции до самой своей смерти в 1508 г.

О наследственном единовластии

Я не стану касаться республик, ибо подробно говорю о них в другом месте. Здесь я перейду прямо к единовластному правлению и, держась намеченного выше порядка, разберу, какими способами государи могут управлять государствами и удерживать над ними власть.

Начну с того, что наследному государю, чьи подданные успели сжиться с правящим домом, гораздо легче удержать власть, нежели новому, ибо для этого ему достаточно не преступать обычая предков и впоследствии без поспешности применяться к новым обстоятельствам. При таком образе действий даже посредственный правитель не утратит власти, если только не будет свергнут особо могущественной и грозной силой, но и в этом случае он отвоюет власть при первой же неудаче завоевателя.

У нас в Италии примером может служить герцог Феррарский, который удержался у власти после поражения, нанесенного ему венецианцами в 1484 году и папой Юлием в 151-м, только потому, что род его исстари правил в Ферраре.

Ибо у государя, унаследовавшего власть, меньше причин и меньше необходимости притеснять подданных, почему они и платят ему большей любовью, и если он не обнаруживает чрезмерных пороков, вызывающих ненависть, то закономерно пользуется благорасположением граждан. Давнее и преемственное правление заставляет забыть о бывших некогда переворотах и вызвавших их причинах, тогда как всякая перемена прокладывает путь другим переменам. <…>

О новых государствах, приобретаемых собственным оружием или доблестью

Нет ничего удивительного в том, что, говоря о завоевании власти, о государе и государстве, я буду ссылаться на примеры величайших мужей. Люди обычно идут путями, проложенными другими, и действуют, подражая какому-либо образцу, но так как невозможно ни неуклонно следовать этими путями, ни сравняться в доблести с теми, кого мы избираем за образец, то человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа. Надо уподобиться опытным стрелкам, которые если видят, что мишень слишком удалена, берут гораздо выше, но не для того, чтобы стрела прошла вверх, а для того, чтобы, зная силу лука, с помощью высокого прицела, попасть в отдаленную цель.

Итак, в новых государствах удержать власть бывает легче или труднее в зависимости от того, сколь велика доблесть нового государя. Может показаться, что если частного человека приводит к власти либо доблесть, либо милость судьбы, то они же в равной мере помогут ему преодолеть многие трудности впоследствии. Однако в действительности кто меньше полагался на милость судьбы, тот дольше удерживался у власти. Еще облегчается дело и благодаря тому, что новый государь, за неимением других владений, вынужден поселиться в завоеванном.

Но, переходя к тем, кто приобрел власть не милостью судьбы, а личной доблестью, как наидостойнейших я назову Моисея, Кира, Тезея и им подобных. И хотя о Моисее нет надобности рассуждать, ибо он был лишь исполнителем воли Всевышнего, однако следует преклониться перед той благодатью, которая сделала его достойным собеседовать с богом. Но обратимся к Киру и прочим завоевателям и основателям царства: их величию нельзя не дивиться, и, как мы видим, дела их и установления не уступают тем, что были внушены Моисею свыше. Обдумывая жизнь и подвиги этих мужей, мы убеждаемся в том, что судьба послала им только случай, то есть снабдила материалом, которому можно было придать любую форму: не явись такой случай, доблесть их угасла бы, не найдя применения; не обладай они доблестью, тщетно явился бы случай.

Моисей не убедил бы народ Израиля следовать за собой, дабы выйти из неволи, если бы не застал его в Египте в рабстве и угнетении у египтян. Ромул не стал бы царем Рима и основателем государства, если бы не был по рождении брошен на произвол судьбы и если бы Альба не оказалась для него слишком тесной. Кир не достиг бы такого величия, если бы к тому времени персы не были озлоблены господством мидян, мидяне – расслаблены и изнежены от долгого мира. Тезей не мог бы проявить свою доблесть, если бы не застал афинян живущими обособленно друг от друга. Итак, каждому из этих людей выпал счастливый случай, но только их выдающаяся доблесть позволила им раскрыть смысл случая, благодаря чему отечества их прославились и обрели счастье.